– И вернёшься ли?!
Лихо молча пожал плечами. Его глаза не отрывались от её губ, будто он пытался запомнить каждую линию, каждую трещинку. А затем он отдал честь и пошёл прочь – прямой и опасный, пугающий и… желанный.
– Береги себя, слышишь? – крикнула Никорин ему в спину и прошептала: – Ненавижу тебя!
Не оглядываясь, Лихай Торхаш Красное Лихо поднял ладонь, прощаясь.
В женской половине свадебного чертога, на табуреточке, крытой богато расшитыми коврами, стояла Виньовинья Виньогретская в одной кружевной сорочке и дрожала так, что зубы выбивали победную дробь. В дверях парами появлялись прислуживающие гномеллы, подносили предмет одежды, с поклонами клали на расставленные вокруг скамьи. Предметов было много…
Виньо дрожала не от холода – в пещере было тепло, да и после омовения в источниках Круткольха тело, казалось, навсегда забыло о холоде и немощах. Дрожала она от нервного, едва сдерживаемого возбуждения. Они с Йожем долго и мучительно шли к этой свадьбе, и теперь Виньо никак не могла поверить в то, что она состоится.
По углам пещеры застыли посажёные сёстры – обе рубаки в полном доспехе и вооружении и фарга, для которой тоже подобрали в кладовых лёгкий эльфийский доспех и секиру. В четвёртом стояла Шушротта Кайдарацкая, отдававшая приказы прислужницам.
Чуть в стороне, у алтаря, на расшитой бисером и самоцветами подушечке лежал тот самый ржавый ключ, что Йожевиж отдал Виньо, когда делал ей предложение. Нынче ей следовало обменять его на кое-что посерьёзнее.
Рубаки стояли молча и неподвижно, наслаждаясь моментом. Даже постоянно мрачная в последнее время Руфусилья посветлела лицом, разглядывая свадебные одежды, – искренне радовалась за подругу и подопечную.
Эльфийская кольчуга, кажущаяся тоньше шелка, сидела на Тарише Виден как влитая, обрисовывая высокую грудь, тонкую талию, крутые бедра и длинные ноги. На голове у фарги был островерхий шишак со скользящим наносником, который она то и дело раздражённо поправляла пальцем. Ей было скучно, поскольку разговаривать не полагалось – подготовка невесты к такому важному событию, как свадьба, проходила в сосредоточенной тишине, нарушаемой лишь приказами Шушротты. Гномы верили, что, соединяя сердца, пара продлевает себе жизнь на оставшиеся друг другу годы, потому что и жених, и невеста рождаются заново. «Один гном – сила, семья гномов – мощь, клан – могущество!» – так говорилось в старинных свитках. Тарише на это было наплевать – у неё и клана-то не осталось почти, а стоять и молчать было тоскливо, тем более что тело переполняли сила и лёгкость – омовение в Круткольхских источниках давало потрясающий эффект. Сюда бы Дикрая Денеша, уж он нашёл бы, чем развеять скуку! При мыслях о нём фаргу охватывала сладкая истома. Пусть до близости дело пока не дошло, лишь до совместных ласк, Тариша отдавала себе отчёт в том, как с ним хорошо! Настолько хорошо, что она забывает не только о собственном уродстве, но и о постоянно грызущих чувстве опасности и жажде мести, навсегда поселившихся в сердце с того дня, когда Дастин был убит.
Прислужницы внесли последние предметы туалета и вышли, поклонившись. Их сменили две пожилые гномеллы, одетые во всё чёрное. Настолько пожилые, что уже обзавелись собственными мягкими бородками, заплетёнными в затейливые косицы, украшенные золотыми и серебряными колокольцами. Напевая одинаково гнусавыми голосами ритуальные песни, они принялись обряжать Виньо. Та терпеливо поворачивалась то одним боком, то другим, задом и передом, поднимала ноги, как хорошо выдрессированная пони, протягивала руки или склоняла голову. Невеста в традиционном наряде напоминала два кочана капусты, составленные вместе, – столько предметов одежды нанизывалось на тело, будто бусины на нить, и сверху, и снизу.
– Я сейчас упаду! – сказала Виньо, когда одевальщицы, поклонившись, вышли.
– И для этого мы здесь! – провозгласили в один голос рубаки, выступая из своих углов.
Следом выскользнула, облегчённо вздохнув, фарга.
Взяв гномеллу под руки, помогли ей спуститься на пол.
– Всё это новобрачный должен с невесты снимать? – с ужасом спросила Тариша, разглядывая Виньо, похожую на снеговика. – Да он же импотентом станет, пока всё стащит! А пупок почему голый?
Та залилась румянцем.
– Сё – место для свадебного пояса! – внушительно махнув молотом, пояснила Торусилья. – Металлу следует испытать тепло кожи, а коже – холод металла, дабы не забывать об обязательствах перед второй половиной.
– Разговорчики! – тоном гвардейского сержанта прикрикнула на них Шушротта. – Невеста готова? С мужской половины шествие уже вышло!
– Ой! – сказала невеста и побледнела, кажется, приготовившись хлопнуться в обморок.
– Не сметь! – приказала фарга и помахала перед лицом Виньо секирой вроде опахала. – Скорей бы вы уж поженились, сил боле нет никаких терпеть!
– У меня тоже! – призналась бледная Виньо.
– На выход! – приказала Шуша. – Негоже мужчине ждать свою женщину!
– Да конечно! – фыркнула Тариша. – Подождёт – горячее будет! Тут главное палку не перегнуть… главную!
Процессия выдвинулась в коридор. Вдоль его стен стояли суровые местные гномеллы-рубаки в доспехах из позолоченных панцирей рылобитов. Как на подбор черноволосые, кудрявые, с заколками в виде золотых топориков в пышных волосах, они выглядели эффектными и опасными. Сёстры Аквилотские поневоле втянули животы и таранами выдвинули внушительные груди, мол, мы тоже не мастерком деланы! Пары рубак, одна за другой, пристраивались к свадебному шествию невесты, которое направлялось в королевский Храмовый штрек, где его величество Ахфельшпроттен Первый должен был данною ему властью объявить Виньовинью и Йожевижа супругами на все времена.
Снился Вите овальный зал, полный световых полос, которые она старательно ловила и переплетала неловкими пальцами. Пальцы страшно болели и не слушались, полосы были скользкими, и их приходилось с силой дёргать, чтобы соединить друг с другом. А вокруг висели прозрачные фигуры, печально напевая:
Сеть сплетена.
В плетении колец
Судьбы и Силы древнее заклятье,
Волшебница
Примерит свой венец
И не примерит свадебное платье…
Сеть сплетена,
Ростками жизнь и смерть
Сплелись –
И стала боль невыносима!
Мгновенья листьями уносит мимо
Предназначенья круговерть.
В плетении колец
И жизни, и мечты
Прикосновенья к близким
И далёким.
В плетении цветные снятся сны
Откуда не найти назад
Дороги.
Волшебница, взамен себя
Отдай!
Позволив эльфам пробудиться,
Душа твоя крылатой птицей
Покинет тела отчий край!
Сеть сплетена.
В плетении колец
Судьбы и Силы древнее заклятье,
Волшебница
Примерит свой венец
И не примерит свадебное платье…[2]
Вителья старалась песню не слушать, та вводила её в уныние, а дело нужно было закончить. Она уже не помнила, кто она и что она, не видела внутренним взором лиц друзей и близких, дорогих лиц, дарящих сердцу тепло. Она плела и плела энергетическую ленту, ловила те потоки, что стремились в конец зала, и, не пуская, вплетала в собственное полотно. Она знала, что должна закончить и выпустить всё плетение разом… И тогда Сила, увеличившись стократ, сметёт со своего пути то, что до́лжно…
Она уже не помнила себя, лишь знала, что должна закончить.
Новобрачным полагалось отметиться во всех памятных местах родного города. За неимением родного пользовали Круткольх. Сначала отметились в каждом из мастеровых и шахтёрских кустов, ибо простые шахтёры – недр суть, затем в каждом – в каждом! – из столичных трактиров. Выпивка была за счёт короны – такой свадебный подарок преподнёс его величество жениху и невесте. После оставили следы на рыночных площадях, в городской управе и к вечеру наконец прибыли в королевские чертоги.
Храмовый штрек правителей Красной реки был шире обычных, что позволяло гномам стоять по десять в ряд. Под улыбающимися взглядами Братьев жених и невеста, которые до того момента двигались каждый в собственной процессии, наконец смогли оказаться рядом. Синих гор мастер в традиционном кожаном, в заклёпках и ремешках, камзоле с золотыми пуговицами выглядел серьёзно и внушительно, как и полагалось будущему главе семьи. Виньо в своих слоях одежды, наоборот, смотрелась хрупкой и бледной. Одни глазищи горели, как у ненормальной, в свете лампадок под ониксовыми щитками.
Вёл церемонию сам король. Как истинный отец своих детей, он и чужих приветил, одарил теплом и существующими правилами, не менявшимися несколько тысячелетий.
– Что есть у тебя, дева Виньогретская, окромя чести и гномьей прелести? – спрашивал он хорошо поставленным голосом, слышимым далеко за пределами штрека.
– Есть любовь к моему суженому и даренный им ключ от нашего общего дома! – звонкий голосок Виньовиньи едва не оборвался.
Она вспомнила, как «общий дом» обрушился, чуть не лишив её жизни. Отыскала глазами Таришу, едва заметно склонила голову, проявляя любовь и уважение к подруге, спасшей её. Та усмехнулась в ответ.
– Предъяви ключ! – потребовал Ахфельшпроттен.
Старшая рубака с поклоном подала подушечку с ключом. К слову сказать, таскала она её с утра и уже рада была избавиться.
Виньо взяла ключ, с поклоном отдала его величеству.
– Тот ли, почтенный мастер Йожевиж? – прищурился король. – Али не тот?
– Тот! – кивнул Йож. – Порукой мне посажёные други: граф Ягорай рю Воронн, Дикрай Денеш Охотник Мглы, Грой Вирош Солнечный Бродяга и вы, ваше величество!
Посажёные други дружно поклонились. Его величество ответил поклоном и передал ключ Йожевижу.
– Готов ли ты обменять его на свадебные пояса, почтенный мастер?
– Готов, ваше величество! – поклонился тот.
От множества поклонов у Варгаса Серафина вновь разболелась голова, раненная прытким рылобитом, и он поспешил закрыть глаза.