Накануне её пожелал видеть его величество Ахфельшпроттен Первый. Закрытая аудиенция подразумевала наличие у короля лишь двух собеседников, и вторым, к изумлению Вительи, оказался почтенный Хранитель трона.
– Садись, рокури аркаэлья, – пригласил король, – дай взглянуть на тебя! Ты красива!
– Отчего вы называете меня эльфийскими словами, ваше величество? – удивилась она.
– Оттого, что они точнее всего передают твою суть, девушка. Ты носишь в себе погибель мира и когда-нибудь можешь не справиться с ней!
– Я не понимаю! – нахмурилась волшебница.
– Ирония судьбы, когда слабое существо, перенимая божественную силу, становится сильнее дарующего её! – дребезжащим голосом заговорил Хранитель трона. – В этот раз ты всё сделала правильно, не поставив мир на грань катастрофы, но будешь ли ты так же мудра в грядущем?
Вителья задумалась. Иметь неограниченную Силу – дело опасное, но ведь Ники справляется?
– Я обещаю быть осторожной, – честно ответила она, – но это всё, что я могу обещать, поскольку сама пока плохо понимаю собственную природу!
– Твоё вмешательство вызвало обрушение недр на территории размером с небольшое княжество, – помолчав, недовольно произнёс Ахфельшпроттен, – Статикс, пограничная река, поменяла русло, в связи с чем нам предстоят долгие и нудные споры с эльфами о том, где проходила прежняя граница, поскольку теперь там пустота, огромная каверна, постепенно заполняемая лавой из глубин земли. Слава Руфусу и Торусу, никто не погиб ни из гномов, ни из эльфов!
– Более того, ваше величество, насколько я понимаю, странная болезнь, поразившая ваших соседей, теперь должна прекратиться, – холодно сказала Вителья. Она потихоньку начинала сердиться на двух умудрённых опытом гномов, пытающихся учить её жизни. – В попытке сохранить им жизни вы тоже будете обвинять меня?
– Весы Вечности нестабильны, – покачал головой Ниппельдропп и задумчиво погладил рукоять молота, стоящего у его ног, – лишь одно останавливает нас с его величеством от того, чтобы уничтожить тебя, волшебница, как величайшую угрозу мирозданию! Вот это! – Он вновь с нежностью погладил рукоять. – Если сам Руфус на твоей стороне, значит, в тебе есть что-то ещё, кроме угрозы!
– Руфус? – Вителья непонимающе смотрела на старика.
С неожиданной лёгкостью тот взмахнул молотом.
– Этот молот он держал в руках, девушка!
– Я думала, его настоящий молот в Драгобужье, в Синих горах! – растерялась волшебница. – Во всех учебниках истории так написано!
Его величество захохотал:
– Юные гномы, такие шутники, любят расписывать стены чертогов скабрёзными стишками, хотя и знают, что порка для тех, кого поймают, будет жестокой! Но ты же не станешь считать их каракули исторически верным фактом?
Сейчас, плечом прижавшись к плечу Дробуша, вновь принявшего человеческий облик, Вителья всерьёз размышляла, что после услышанного от Ахфельшпроттена можно, а что нельзя считать исторически верным фактом, и опомнилась лишь тогда, когда стоящий чуть впереди Ягорай окликнул светловолосую эльфийку, уходящую в сопровождении послов в портал.
Она не оглянулась. Застыла, будто вмиг превратилась в ледяную статую. Рю Воронн, подойдя к ней, остановился сзади, склонился, шепча на ухо…
Да, всё, произошедшее в Лималле, казалось Вителье Таркан ан Денец кошмаром, и кошмар не прекращался! Оцепенев, она смотрела, как рука рю Воронна коснулась плеча Аргониэль, как та резко обернулась и взглянула на него с отчаянием и надеждой, как закинула руки ему на плечи и, приподнявшись на цыпочки, подарила поцелуй, такой жаркий, что стоящие по соседству гномы отвели глаза, а эльфийские послы машинально положили ладони на рукояти церемониальных мечей. Высокий черноволосый Ягорай и хрупкая, будто светящаяся изнутри эльфийская принцесса вместе смотрелись так, словно были наречённой с рождения парой. Вителья, всё время с пробуждения в каменной могиле пребывающая в каком-то полусне, вдруг вспомнила и его руки, и его губы, и движения сильного тела, от которого сама вспыхивала, как сухая трава от искры. Это всё уже принадлежало ей когда-то! Его дыхание и стоны, его сила и нежность, его… честность!
Широко раскрыв глаза, Вита смотрела, как возвращается Яго, и лицо его светилось, будто он перенял у эльфийки сияние. Спохватившись, отвела глаза. Крейская девушка не станет прилюдно выказывать свой интерес к мужчине! Всё, что им нужно, – вернуться в Ласурию и поговорить, ведь они ещё ни слова не сказали друг другу с того момента, как она, открыв глаза, обнаружила рядом и его, и Дробуша почему-то в истинном облике, и других своих друзей!
«Когда ты так мило размышляешь, я готов тебя расцеловать!» – раздался в её голове мурлыкающий голос. На миг мелькнула перед глазами кошачья морда на тулове, увешанном цепочками.
«Оторву уши! – пригрозила Вителья. – И усы выдеру!»
«И кто придёт тебе на помощь в трудную минуту?» – осведомился ехидный голос вредной старушенции.
Девушка не ответила. Она смотрела на Яго.
Вбежавшая в покои Владыки Аргониэль бросилась в его объятия:
– Отец!
Ровиниан крепко прижал к себе дочь, затем чуть отстранился, оглядывая лицо, обнажённые плечи и руки – нет ли синяков?
– Со мной обращались со всем почтением! – поспешила уверить его дочь. – И уважением!
– Благословенны будьте Каскарты! – воскликнул Владыка. – А у меня есть для тебя хорошая новость, идём!
Он отвёл её в зал немёртвых. Всё так же светился мох в подстилках и на стенах, всё так же лежали тела, бездвижно, дыша размеренно и неглубоко, но что-то изменилось… Лица перестали выглядеть заострившимися, на щеках спящих появился румянец.
Поражённая эльфийка остановилась у ложа Тириноиэль. Та казалась пробуждающейся, вот-вот вздохнёт, откроет глаза, легко поднимется, протянет руки к любимым…
– Что произошло, дани?
– Мы не знаем… Катаклизм в земных недрах, уничтоживший часть их и… развеявший завесу. Как бы то ни было, магия наших соотечественников перестала истекать из них вместе с жизнью!
– И как скоро они очнутся? – обрадованно спросила Аргониэль.
Опустилась на колени перед матерью, бережно поцеловала в лоб и закрытые глаза. Снизу вверх посмотрела на Ровиниана.
– Когда же, дани?
Тот покачал головой.
– Быстро не получится, они слишком истощены. Нам нужно как-то поддержать их… Восстановить хотя бы начальный уровень маны, а для этого по-прежнему нужны артефакты!
Аргониэль провела ладонью по волосам матери и поднялась. Повернулась к отцу:
– Уговор с Мудрейшим о договоре Ласурского короля и гномов Драгобужья всё ещё в силе?
Ровиниан не был глупцом и слишком хорошо знал свою дочь. Подобный вопрос логичнее было бы услышать из уст Дариана, но не её!
– Где он? – осипшим голосом спросил Владыка.
– Человек сказал мне, как найти то место, – улыбнулась Арго, – мы можем отправиться прямо сейчас!
– Человек… – нахмурился Владыка. – Люди… Как жаль, что их стало так много на Тикрее!
Дочь отвела глаза.
– Нам бы стоило кое-чему поучиться у них, дани…
– Чему же? – насмешливо спросил Ровиниан. – Чему МЫ можем научиться у НИХ?
Аргонаиэль посмотрела на спящую маму. Её ответ был слишком тих, чтобы отец услышал:
– Состраданию…
Провал на несколько уровней вниз был украшен террасами, ограждёнными искусно вырезанными в камне парапетами. Сталактиты и сталагмиты, превращённые гномами в шедевры искусства камнерезов, светились изнутри, им вторило мягкое сияние со стен, покрытых разноцветными мхами. С верхнего уровня на пять уровней вниз обрушивался водопад, один из рукавов Статикса, вода шумела невообразимо, но жителям Круткольха постоянный гомон был дороже отдохновенной тишины лесов наверху. Именно сюда, на любую из террас у водопада, питающего подземное озеро, они предпочитали приходить, чтобы встретить любимого или любимую или, наоборот, побыть наедине с собой.
– Ты здесь! – взволнованно сказал дюжий гном в плаще с капюшоном, скрывающим лицо, шагнув в каменную полутёмную беседку.
Руфусилья Аквилотская отвела взгляд от бесконечного бега и прыжков воды. Поднялась со скамьи, поклонилась, ровно ответила:
– Я не могла отказать в приглашении королю.
Гном сбросил капюшон, прошёл и сел рядом, нервно сложив на коленях широкие ладони.
– Сядь, Руфусилья, и посмотри на меня! – в его голосе звучала давно сдерживаемая мука.
Рубака повела мощными плечами, но послушно села и посмотрела на владыку древнего города.
– Ты изменилась… Настоящая воительница! Вот этот шрам… – он поднял руку, намереваясь коснуться еле заметного шрама над правой бровью, но не решился, – откуда он?
– Песчаные волки асурха, – усмехнулась та, – во время войны, пять лет назад.
Ахфельшпроттен покачал головой:
– Я почти ничего не знаю о войне… Получал лишь ту информацию, что мои лазутчики приносили из Дайелитель. А ведь я мог потерять тебя тогда!
Руф резко поднялась, однако взяла себя в руки, отвернулась, облокотившись на парапет и глядя вниз. Его величество жадно смотрел на её стати, чувствуя, как начинает «пылать» кожа на пальцах от желания прикоснуться.
– Ахфель, давай будем откровенны, – заговорила старшая рубака, – ты потерял меня в тот день, когда бросил. Молчи! – приказала она, когда король вскочил, намереваясь возразить. – Дай мне сказать! Я знаю, то была не твоя вина. Ты выполнял свой долг – долг сына и наследника престола! Поступи ты наоборот, я сочла бы тебя трусом и подлецом! Но время, Ахфель… время… Для гнома шестьдесят лет – небольшой срок, а для ждущего сердца… Для сердца, что каждую ночь прислушивалось, жаждало услышать знакомые шаги, для сердца, что не раз хотело перестать биться, что толкало меня под чужие мечи и секиры только ради того, чтобы закончить это пустое одинокое существование, – для моего сердца, Ахфель, это оказалось слишком долго! Оно умерло, хотя я и жива! Умерло и уже остыло. Прими это