С этими мыслями Женя сама не заметила, как оказалась в просторном холле. Она вызвала лифт и принялась оглядываться. Было немноголюдно: несколько девушек в ярких, переливающихся пайетками платьях и на высоченных каблуках, мужчины, кто в костюмах, кто в джинсах и рубашках. Женя нервно посмотрела на большие часы, висевшие над входом, и стала волноваться, что Никита уже мог уехать. Плакал тогда ее сюрприз.
Она снова посмотрела на лифт, который предательски медленно тащился вниз, останавливаясь на каждом этаже, а потом снова на часы. Вдруг она услышала знакомый смех, а потом взгляд ее зацепился за знакомую серую куртку.
— Надо было догадаться посадить ее рядом с Алексеем! Он же подливает так, что не заметишь, а Кристина совсем не умеет пить! Дан, я же просил присмотреть за ней, — возмущался высокий блондин в длинном пальто, придерживавший девушку в ярко-малиновом пуховике. Она цеплялась за его руку, с трудом переставляя ноги.
— Это все Полина отвлекла меня разговорами о… — Штраус не сразу узнала в оправдывающихся интонациях голос грозы их этажа — финансового директора Чернова.
— Так еще и я виновата! — возмутилась высокая брюнетка в коротком полушубке.
— Ой, ладно вам, перебрала девчонка, с кем не бывает, — хохотнул Никита, вытаскивая из кармана пачку сигарет. — Напоите ее кофе, сразу станет легче.
Лифт приехал, а Женя не сдвинулась с места, потому что никак не могла понять, что ее Никита делает в такой компании. Почему вытаскивает из пачки сигарету и закусывает ее зубами. Почему к нему подходит большой босс, фотка которого была в презентации, которую ей пришлось просматривать при трудоустройстве, чтобы знать в лицо руководство компании, и по-дружески хлопает его по спине.
Она постеснялась окликнуть Ника и просто пошла за ними, хотя понимала, что не решится подойти к ним. Компания вышла на улицу. Все, кроме перепившей девушки, закурили и пошли к кофейне. Видимо за кофе.
Женя зачем-то следовала за ними, хотя ноги ее почти не слушались, а легкая дорожная сумка вдруг показалась невероятно тяжелой. Хотелось прирасти к тому месту, где она стояла, но Штраус упорно шла за ними, не боясь, что ее заметят: они явно были поглощены своей беседой.
— Вот вы все по парам, а Никитка мой… бобыль! — возвестил Алексей Геннадьевич. — Я говорю, девчонку приведи, хватит со своими Хуанами Дон Жуанами по Испаниям гонять, а он…
— Папа, прекрати! — весело отмахнулся Никита, выкидывая сигарету.
— Сын, посмотри, все с девушками, а ты…
— А я как раз сейчас к ней поеду, — перебил его Ник, открывая дверь в кофейню.
Все вошли в кафе, а Женя осталась стоять на улице, глядя на них сквозь стеклянную витрину. Осознание приходило медленно, едва-едва. Из услышанного напрашивался только один вывод: Никита сын Алексея Геннадьевича. Это никак не желало укладываться в голове, но она слышала своими ушами. И видела, как Никита панибратски похлопывает по плечу Чернова, который вместо того, чтобы выстегнуть его, весело улыбается. Внутри что-то обрывалось, а за шиворот расстегнутого пуховика, обжигая холодом, падали крупные хлопья снега.
Первой мыслью было развернуться и убежать. Прочь. Вернуться в общагу, забраться с головой под одеяло и расплакаться. Но потом Женя зачем-то вошла в кафе. Там не было других посетителей, кроме компании, которая пыталась напоить девушку в розовом пуховике кофе. Они не заметили, как она вошла. Как дошла до стойки.
— Рождественский латте, пожалуйста, — попросила она у баристы, который пару недель назад пытался с ней заигрывать.
Никита услышал ее голос и сразу обернулся. Милашка стояла возле бара и мелко дрожащей рукой протягивала деньги парню, из-за которого они единственный раз поссорились. Он застыл, не зная, что сказать или сделать, а отец снова стал донимать его разговорами.
— Архитектор он… дизайнер. Илья, скажи ему, что дизайнер — это бабская профессия, — потребовал он у Смирнова.
— Позвольте с вами не согласиться, — заметил Чернов. — Между прочим…
— Ай, зануда, — отмахнулся Алексей Геннадьевич, а потом взгляд его развеселых глаз, зеленых, как у Ника, остановился на Жене. — Сын, посмотри…
— Пап.
Будь в Алексее Алексеевиче чуть меньше коньяка, он бы узнал эту интонацию, которую Ник подхватил от мамы. Тихий голос, предвещавший бурю. Но коньяк внутри него весело булькал, требуя авантюр и игр в сводника.
— Девушка, скажите, как вы относитесь к дизайнерам? — спросил он у Жени, которая как раз забирала кофе.
— Предпочитаю строителей, — тихо и неожиданно зло ответила Штраус, резко развернувшись к выходу.
— Жень, надо поговорить, — тихо окликнул ее Ник.
Он в два шага приблизился к ней и мягко сжал ее плечо. Им нужно было поговорить. Вдвоём. Срочно.
— Не трогай меня.
Женя развернулась на каблуках, больно стукнув его сумкой по руке, а потом выплеснула ему в лицо свой кофе. Сама испугавшись того, что сделала, попятилась назад, стукнувшись о стеклянную дверь, всхлипнула и выбежала из кафе.
— Отличное начало знакомства! — вдруг подала голос Кристина, которой явно стало лучше.
— Что-то мне это напоминает, — хмыкнул Смирнов.
— Сына, вот не умеешь ты с девушками знакомиться, — выдал наконец Алексей. — Знаешь…
Никита ничего не сказал. И не стал слушать. Он вздрогнул, словно выйдя из оцепенения, и выбежал из кафе.
На улице падал снег. Парковка была почти пустой, но он нигде не видел Жени. Мелькнула мысль, что она прячется от него за какой-нибудь машиной, но это было так глупо, что Ник только отмахнулся от нее.
— Неужели побежала? — пробормотал парень, а потом рванулся вперед в сторону метро.
Он должен был успеть, должен был перехватить ее, все объяснить. Он бежал в настежь распахнутой куртке, рукавом вытирая кофе с лица, проклиная ту секунду, когда впервые ей соврал. Ему казалось, что это мелочи, что это ничего не значит. Что он обязательно ей все расскажет, а она, конечно же, его простит. Только вот он бежал, а противный голосок внутри нашептывал:
«Ты это заслужил. Заслужил.»
Никита бежал к метро, на ходу набирая номер Женьки, но она сбросила, а потом абонент стал недоступен. Он бежал и звонил снова и снова, зная, что она не ответит.
В конце концов, он остановился возле входа в метро и вошел в «Вконтакте».
«Я не хочу с тобой разговаривать. Никогда.» — вот и все, что она ему написала.
И это оказалось гораздо больнее, чем если бы она написала ему гадости или сказала бы, что он мудло. Спокойное, тихое, как она сама, сообщение отправило его в нокаут.
Никита попытался отправить сообщение в ответ, но Женя его заблокировала.
***
Алексей хмуро шагал по недостроенному этажу, не обращая внимания на рабочих, которые что-то невразумительно блеяли и поздравляли с новым годом. Он искал Никиту, которого невозможно было разглядеть за коробками с плиткой, ведрами и мешками с цементом. То и дело кто-то где-то орал, сверлил и матерился. В который раз за последние годы Алексей спрашивал себя, почему его единственный сын такой, какой есть.
Никита был талантлив. Ему все удавалось с детства. Галя и он всегда им гордились. Алексей всегда мечтал, что они вместе будут делать большие дела. У самого Алексея не было возможности учиться в крутых вузах в молодости: изучать интересные предметы приходилось самому, приходилось брать ночные смены сторожа, чтобы водить Галю в кафе и кино. А Никита мог заниматься чем угодно, учиться в Оксфорде, бить дорогие машины с восемнадцати лет, а вместо этого после школы ходил рисовать в художку, общался со странными людьми и в пятнадцать лет заявил ему, что в жопу его экономику и бизнес, он будет архитектором и дизайнером и жить будет своей жизнью. Алексей скептически посмотрел на цементную пыль, которая оседала на его дорогих туфлях. Он всегда думал, что сын будет сидеть в кожаном кресле за дубовым столом в роскошном кабинете, а не сидеть на стройке в грязи жопой на ведре с краской в позе крючка и печатать на коленках.
— Чем ты занимаешься? — Алексей возвысился, как скала, над сгорбленным сыном, который слушал музыку в наушниках и работал. — Феклистов!
Никита вытащил наушники и непонимающе посмотрел на отца. У большого босса дрогнуло сердце. На лице не было привычной наглой улыбки, а яркие зеленые, как у Гали, глаза запали.
— Чем ты занимаешься? — все также хмуро повторил отец.
— Работаю, Алексей Геннадьевич, — борзо ответил Феклистов, поставив комп на коробку и закуривая. — Вы сказали вчера, что хотите четыре переговорки, а не две. Мне надо снести две стены и построить одну. Переделываю чертежи.
— Никита, сейчас третье января, я сказал после праздников заняться этим вопросом.
— Алексей, вы, может, не в курсе, но это так не работает. Нельзя сначала залить полы и выровнять стены, поставить двери, а потом к херам снести стены. И мы доплачиваем рабочим за работу в праздники не для того, чтобы был простой, если я приду девятого сюда, — зло ответил Феклистов.
— Они могут заниматься пока десятым этажом. И что значит простой без тебя? Ты теперь и прораб, и строитель, и инженер, и уборщик и техническое задание пишешь? Совсем с ума сошел? Я тебе штат подчиненных выписал, чтобы ты тут ночевал и все один делал?
— За этими все нужно проверять. Я возьму все свои положенные выходные, когда приедут мои прорабы. А Гена и Ванек приедут только пятнадцатого января. И инженер тоже будет новым. Синичкина я скоро убью.
— Ты скоро сам себя убьешь. Пошли за мной! — рявкнул вдруг Алексей. — Живо. На совещание, Феклистов. Сейчас же.
Никита, скрипя зубами, поднялся, убирая ноутбук и планшет с блокнотами в рюкзак. Спорить было бесполезно, да и не хотелось при рабочих. В конце концов, на работе отец был его шефом.
— Совещание в кофейне, как мило, — усмехнулся Ник, усаживаясь в кресло за столик в углу.
— У меня нет времени на ресторан, встреча через сорок минут, — отмахнулся нетерпеливо Алексей, выпивая залпом двойной шот эспрессо. — Никита, ты себя в зеркало давно видел?