Но, как это часто бывает, и горе, и счастье врываются в жизнь неожиданно. Сначала расскажу о счастье.
В 1995 году мне исполнилось семьдесят лет. По всем понятиям – это старость. Но я не чувствовала ее, может быть потому, что жила только театром, своими ролями, мечтами о спектаклях и у меня не было бытовых забот, связанных с детьми и внуками. Очень незначительное внимание я уделяла быту и исключительное – театру. Не любя никакие праздники и юбилеи, связанные с собой, я ничего не праздновала, не было у меня ни юбилейного спектакля, ни юбилейного вечера. В день рождения я играла «Воительницу», и молодые актеры тепло и мило поздравили меня после спектакля. В печати и на телевидении мне уделили доброе внимание, за что я, естественно, была очень благодарна.
В это время В.Н. Плучек решил подарить ряду актеров бенефисы, то есть мы сами могли выбрать пьесу, роль и режиссера. Я стала снова и снова перечитывать пьесы, чтобы, с одной стороны, найти роль, где могла бы выразить себя, и, с другой, чтобы эта пьеса не была противопоказана нашему театру. Так я случайно прочитала «Священные чудовища» Жана Кокто. Какое безумие – хотеть сыграть роль Эстер! Но это безумие охватило меня. Эстер – актриса на вершине славы, но возраст и мысли, связанные с ним, где-то внутри подтачивают ее. Играя на сцене, она неожиданно обратила внимание на старуху, которая, сидя на спектакле, пожимала плечами и вызывала смех зрителей. Такое произошло впервые – и от этого страшно. Затем одна девушка, влюбленная в талант Эстер, по молодости безжалостно говорит, что любимый муж актрисы изменяет ей. Это унижение надо скрыть, эту боль нельзя показать. Моя героиня испивает чашу горя до дна и сама ставит себя в невыносимые обстоятельства, при которых ты словно летишь в пропасть. И лишь раз прорывается ее отчаянье, когда она уходит из дома от любимого, но предавшего ее человека. Но все равно в итоге Эстер побеждает, и публика счастлива ее победе. Роль удивительно прекрасна, в ней всё: женственность и ум, мужество и затаенное горе, гордость и сила духа.
Ставил этот спектакль Александр Вилькин, с которым у меня была счастливая возможность работать над ролью Раневской в спектакле «Вишневый сад», поставленном им в польском городе Щецине.
В «Священных чудовищах» он снова своей верой в мой талант, в пьесу снимал с меня излишнюю чувствительность, придавал моему облику европейский лоск, уверенность и элегантность. Последнему очень способствовали потрясающие по своей красоте и изысканности костюмы Дины Могильницкой, которой я обязана чувством уверенности и счастья.
Все партнеры мне безгранично дороги, особенно Юрий Авшаров, с которым когда-то, лет пятьдесят назад, я играла влюбленную в него Наденьку Кленову в спектакле «Белый телефон». Работали мы, любя друг друга и радуясь успеху и самого спектакля, и каждого его участника.
Рецензий на спектакль «Священные чудовища» было много, и все хвалебные, но я до сих пор не знаю, правильно ли я поступила, не поблагодарив ни одного из рецензентов (я их, естественно, не знала) по телефону за те высокие оценки, которые нечасто бывают в жизни актера. Не знаю, как в таких случаях полагается поступать, я это сделала от скромности, а не от неблагодарности, не считая для себя приличным оценивать лестные слова в мой адрес, а слова часто были удивительными…
Играя эту роль, я каждый раз, стоя на верху лестницы, откуда выхожу в начале спектакля, прошу у Бога силы, благодарю Его за счастье, смотрю в полутьме на еле освещенные декорации, представляющие сцену театра, что-то недоделанное, неоформленное мерцает за кулисами… Но вот зазвучала музыка, она иронична, будто говорит зрителю: «Сейчас перед вами развернется довольно банальная история, почти житейская: пожилые супруги, молодая красотка, измена мужа, страдание и унижение жены и ее гордая – до вызова судьбе – борьба». Ах, как все знакомо, но какими необычными оказываются поступки и реакции человека, раненного в самое сердце. Мы все так мало знаем себя, а между тем в нас настолько всего много, что мы сами от себя такого не ожидаем. Да и эта роль неожиданна и для меня, и для публики. Я в жизни ничего подобного не испытывала, никогда не чувствовала себя звездой, не была ранена изменами, не могла себе представить, как бы поступила в такой ситуации… И вдруг я чувствую, что понимаю свою Эстер, понимаю ее страстное желание испить чашу страдания и унижения с поднятой головой и открытыми глазами и точно так же принять от жизни, если суждено, удар в самое сердце.
В конце спектакля, в мой последний выход под бурные аплодисменты и крики «браво!» (особенно когда зал полон до отказа), я спускаюсь по лестнице победительницей, я не чувствую лет, не чувствую веса, я лечу навстречу любви.
Конечно, можно подумать, что я слишком хвалю себя и этот спектакль. Нет, я понимаю, что мы не открываем каких-то невиданных театральных новаций, но спектакль создан А.М. Вилькиным так тонко, театрально, иронично, так просматривается за иронией глубокая боль, так воспевается театр, что я впервые поняла это прекрасное слово «бенефис». Когда все делается именно для бенефицианта, когда высвечиваются и преподносятся его лучшие качества, при этом не ущемляя ни одного артиста, занятого в спектакле. В старые времена с бенефисом связывались материальные блага – сбор шел в пользу бенефицианта, в наше время режиссерского театра – это прекрасная возможность дать актеру, достойному такой чести, выбрать для себя ту роль, в которой он пропоет свою песнь.
Я рассказала, почему роль неожиданна для меня. А сейчас попробую разобраться, чем она неожиданна для публики. Сейчас время телевидения, когда популярность и слава приходят, если артист «раскручен». Со мной этого, естественно, не может быть, я актриса прежнего времени, мои фильмы и спектакли помнят люди старшего поколения, им запала в душу ясная, добрая, уравновешенная русская женщина, с которой спокойно, добропорядочно, без неожиданностей, все ясно и поэтому любимо. И вдруг такая женщина на сцене. Волевая, резкая, трезвая, знающая себе цену. Раненная в сердце, Эстер не плачет, не грустит (как не похоже на ту Верочку Васильеву, которую знают). Откуда элегантность? Откуда затаенный порок? Откуда спокойный цинизм? И при всем этом сильнее всего любовь к профессии, к мужу, которого, может быть, она создала как артиста, он – ее Галатея. И во всем сильная личность, бросившая вызов судьбе.
Да, конечно, это не постаревшая Ольга из «Свадьбы с приданым», это не затихшая робкая кокетка Розина из «Женитьбы Фигаро» – это кто-то другой. Но эта женщина прекрасна! – и это та самая скромная, бесскандальная, мудрая Вера Кузьминична Васильева, о которой, казалось, все известно, с которой все ясно.
И еще одна радость для зрительниц – моих ровесниц. Да, ей, актрисе Васильевой, за семьдесят, а она еще любит и любима, она летает по сцене, она танцует, она прекрасно носит костюм. И сидящие в зале молодеют. Ну конечно же, еще не все потеряно, все зависит от нас, важно самой ощущать себя молодой, интересной, не бояться ничего, верить в себя, – думают они, глядя на сцену.
Об этих ощущениях мне часто говорили или писали в письмах зрители, поэтому я и рискую описать все свои чувства. Но и трезвой самооценки у меня достаточно, и я так же откровенно поделюсь всем, что меня мучает: и неуверенностью в себе, и одиночеством в своем театре, и размышлениями о том, что же дальше. Что я могу? На что не имею права?
А теперь попробую, мой друг, разобраться в своей огромной неудаче, которую я потерпела с такой сокрушительной силой, что это до сих пор не дает мне покоя, не отпускает и заставляет думать, искать причину в окружении, в партнерах, в режиссере, но главное – в самой себе.
В 1998 году, спустя два года после выпуска «Священных чудовищ», я, естественно, надеялась на новую роль. И вдруг на сборе труппы неожиданно услышала, что берут в репертуар пьесу Жана Жироду «Безумная из Шайо». И, о радость, кажется, роль Безумной предназначена мне. Пьесу я до того не читала, но слышала, что Майя Плисецкая танцевала в Париже эту партию. Значит, есть в этой роли магия, привлекшая великую балерину. Обрадовалась я и режиссеру Евгению Каменьковичу – молодому, озорному, с которым радостно и довольно успешно работала над спектаклем «Восемнадцатый верблюд», играя роль Агнессы Павловны, одинокой, но на вид благополучной женщины. Этот спектакль шел у нас около пятнадцати лет и всегда с неизменным успехом. Мы встретились с взаимной надеждой на успешную работу. Пьесу я прочитала, роль мне понравилась, но насторожило то, что пьеса очень многословная, без особой интриги, несколько холодная и рациональная. Прочитали пьесу и участники будущего спектакля, но восторга она не вызвала. Со свойственными нашему театру остроумием и насмешливостью участники спектакля почти всегда начинали репетиции с вопроса: «А кому нужна эта пьеса? Про что она?» Режиссер отвечал, что это театральная утопия. Весело смиряясь, начинали репетировать, и снова по ходу репетиций одни и те же вопросы: «Кого это может заинтересовать? Кому это нужно?»
Я, всегда благоговейно относясь к репетициям, терпеливо все это слушала, начиная унывать, но думала, что, наверное, так теперь репетирует молодежь – весело, с уверенностью, что все можно сыграть.
Моя роль меня очень влекла, но мне не было комфортно на репетициях, я не верила в себя, роль требовала абсолютного взаимопонимания с режиссером и с партнерами. Мои последние работы с Александром Вилькиным, Андреем Сергеевым в Новом драматическом театре, с Борисом Голубицким в Орле приучили меня к удивительной вере в себя, в свои возможности, к страстному желанию раскрыться по-новому, но на основе своего душевного строя.
Здесь же, в наших репетициях, две-три неосторожные, несколько уничижительные фразы сразу же лишили меня крыльев. Однажды из зала раздался голос режиссера: «Вера Кузьминична, я знаю, в вашем театре к вам относятся не так, как публика, а мы докажем, что вы можете играть ярко, остро…» Приблизительно так звучали эти слова, но моя избалованность бережным и влюбленным ко мне отношением сразу же сыграла со мной злую шутку.