За этот урок он будет благодарен ей всю жизнь!
– Яго! – воскликнула, поднимаясь и роняя шитье, герцогиня Фирона рю Воронн. – Мальчик мой, что ты здесь делаешь?
Подойдя к матери, он обнял ее и крепко прижал к себе, вдыхая родной запах. Затем отстранился, разглядывая лицо, в котором совсем не осталось надежды. Сказал просто:
– Я соскучился, мама.
На миг женщина озарилась светом, становясь богиней. Но он тут же угас, спугнутый тревогой.
– Сынок, отец дома! Он будет в ярости, когда узнает…
– Мне все равно, – пожал плечами Ягорай, ощущая, как кирпичик за кирпичиком разрушается стена страха, выстроенная Атроном в его душе. – Мама, я хочу забрать тебя отсюда! Хочу, чтобы ты жила в моем доме. Он не такой большой и богатый, как этот, и стоит дальше от дворца, но там тебе будет спокойнее.
Фирона посмотрела на сына с ужасом.
– Мама, – мягко повторил Яго, – прошу тебя, пойдем со мной!
– Куда это ты зовешь мою жену, позволь спросить? – раздался от двери ледяной голос.
Герцогиня побледнела.
Ягорай медленно обернулся.
Его светлость Атрон рю Воронн стоял в дверях, заложив руки за спину. В них вполне мог оказаться охотничий хлыст, тот самый, с которым черноволосый мальчишка был слишком хорошо знаком…
– Отец, – Яго изо всех сил старался, чтобы голос не дрогнул, – добрых улыбок и теплых объятий тебе! Я прошу маму пожить у меня…
– В твоем борделе с крейскими девками? – иронично изогнув бровь, поинтересовался герцог.
Сердце Ягорая затопило жаром. Отец был у него дома? Видел Виту? Что он пытался сделать? Почему никто не рассказал об этом?.. Впрочем, ответ на последний вопрос Яго знал: потому что он вернулся ранним утром и не успел переговорить с Ируной, а с Витой и вовсе позабыл обо всем…
– Я подал прошение его величеству, – лениво заметил Атрон, входя в комнату и подходя ближе, – скоро твою сучку вышвырнут из страны навсегда! Я всегда считал тебя никчемным, но ты хуже, Ягорай! Ты опозорил честь моего рода, связавшись с крейской ведьмой!
Еще один кирпичик выпал из стены…
Яго выпрямился, как под порывом ветра. И сказал, глядя в глаза отцу:
– Я люблю ее. Ты знаешь, что это такое – любить?
Расслабленность герцога была лишь кажущейся. В мгновение ока он сократил расстояние между собой и сыном и, хлестнув его по щеке тяжелой ладонью, прошипел:
– Кобелиная кровь говорит в тебе, Ягорай! Жаль, я не успел выбить из тебя наследие…
– Атрон! – вдруг крикнула Фирона. – Опомнись!
Женщину била крупная дрожь, казалось, она находится на грани обморока.
Яго не отвел головы от удара, хотя мог сделать это с легкостью. Лишь переместился немного, закрывая мать собой. Атрон ударил еще раз и еще. Молча, с размахом и уверенностью человека, которому никто никогда не сопротивлялся. Стиснув зубы, Ягорай терпел – не боль, поскольку боли не чувствовал, но унижение. Терпел, ибо каждый новый удар не заколачивал его страх глубже, а выбивал! И лишь когда он ощутил, что страха не осталось вовсе, – перехватил карающую руку отца стальным захватом и заставил опустить.
– Вон из моего дома, ублюдок! – тяжело дыша, просипел Атрон. – Ты будешь лишен наследства и титула!
– Обойдусь и без них, – пожал плечами Яго и повернулся к матери: – Мама, прошу тебя, пойдем со мной.
– Никуда она не пойдет! – герцог с трудом вырвал руку из пальцев сына и бросил супруге: – Фирона, подойди ко мне!
– Мама!
– Ко мне, жена, я сказал!
Фирона рю Воронн, бледная как смерть, одарила мужа долгим взглядом. Она любила его… в глубине души до сих пор любила этого человека, изъеденного ненавистью. Когда-то мечтала, что он назовет ее желанной… А он позвал ее, как собаку!
Наклонившись, герцогиня подняла с пола шитье и, шагнув к Яго, вложила свою ладонь в его руку.
– Идем, сынок, – тихо сказала она, смаргивая слезы, одевшие мир в туманную пелену, – идем домой.
– Фирона, ты не смеешь! – Атрон загородил им дорогу. – Перед Богиней и людьми ты – моя жена!
– Я останусь ею до самой смерти, – она печально глядела во все еще красивое лицо мужа, – но тебе придется привыкнуть жить без меня…
– Ты не посмеешь!
– Посмею, – покачала головой Фирона, – в отличие от тебя, муж мой, я еще помню свою клятву королеве… А вот ты забыл ее слишком быстро, захлебнувшись в ненависти!
Атрон отпрянул, будто она плеснула в него кипятком.
– Это не так!.. Наоборот, я старался выполнить ее, как мог!
– Пытаясь извести нашего сына? – горько поинтересовалась женщина и потянула Яго к выходу. – Идем!
Как ни хотелось Ягораю спросить, о чем родители ведут разговор, он прекрасно понимал – время для этого наступит позже.
Атрон более не сделал ни малейшей попытки их остановить. Лишь сказал вдогонку, тихо и с такой болью, что Фирона дернулась, как от удара:
– Нашего сына? Нашего?..
Яго обернулся на пороге. Знал, что ошибается, поскольку интуиция молчала, но отчего-то ему казалось, что отца он видит в последний раз. Захотелось проститься с ним по-человечески. Проститься, простить и отпустить.
– Прощай, отец, – негромко сказал он, но тот бросил в ответ:
– Будь ты проклят, Ягорай!
Теплые пальцы матери ободряюще сжали руку сына. Герцогиня тоже обернулась, покачала головой:
– В твоей жизни не осталось ничего, Атрон… А ведь была и любовь!
Возле выхода из дома Яго снял свой плащ, набросил матери на плечи. Старый слуга низко поклонился обоим и открыл дверь, беззвучно шепча молитву Пресветлой.
На улице было светло и свежо. Ветер с моря пах льдом, ударяя по лицу ледяной перчаткой.
Фирона рю Воронн вдруг остановилась. Яго взглянул на нее с тревогой – неужели передумала?
– Как хорошо жить, сынок! – сказала герцогиня и распрямила спину.
– Не смей реветь! – в пятый раз пригрозила Ники гостье, пытающейся между рассказом о том, что произошло, пить морс и есть баблио, принесенные Бруттобрутом.
Вита всхлипнула и загнала слезы внутрь. Стыда уже давно не осталось – открылась почти незнакомому человеку, призналась в тайной близости с мужчиной…
Архимагистра, однако, тайна не шокировала. Похрустев печенькой, она поднялась из-за стола, легко прошлась по мягкому ковру. Суматошные волшебные светляки следовали за ней по пятам, кружа над головой, будто пчелы над розовым кустом.
– Значит, говоришь, Яго твой сам догадался использовать этот способ, чтобы вытащить тебя из того места, где ты оказалась? – спросила Никорин, не оборачиваясь.
Ухмыльнулась, отметив паузу Виты перед ответом. Девочка совсем не умела врать!
– А ведь он был прав! – Ники наконец посмотрела в измученное лицо молодой волшебницы. – Я на его месте сделала бы то же самое!
– Но… – попыталась возразить Вителья.
– Скажи мне, адепт, что лучше – быть собой, пусть даже и после близости с мужчиной, или, оставшись невинной, навсегда лишиться разума, а то и жизни, в склизких кишках небытия?
Девушку передернуло. Архимагистр намеренно выбрала отрицательную образность, пытаясь донести до собеседницы весь ужас существования тела без души, тела, занятого кем-то еще… Кем-то совсем, совсем чужим…
– Да и не думаю я, что граф брал тебя силой, – мурлыкнула Ники. – Ведь так?
– Я… я не знаю! – растерялась Вита. – Я же ничего не помню!
– Помнишь, – улыбнулась архимагистр, – конечно, помнишь! Твои первые ощущения при пробуждении? Ну?
Голос Никорин звучал требовательно, не подчиниться ему было невозможно. Вителья прикрыла опухшие от слез веки… Перед глазами предстала долгая дорога среди черных волн, несущих в себе угрозу, ярость и страх, дорога в никуда. А затем девушка ощутила тепло и покой. И хотя проснулась в объятиях беловолосого оборотня, чему была очень удивлена, чувство, что в этом страшном сне рядом был именно Ягорай, невидимый, заботливый, оберегающий, после еще долго не оставляло ее.
– Вот видишь? – покивала Ники. – Пусть рассудок не помнит, но есть сердце, а оно, как правило, не ошибается.
Волшебница открыла глаза и тяжело вздохнула. Беседа немного успокоила, однако обида осталась. Вита и сама затруднялась сказать – на Яго ли она теперь обижалась или на всех остальных… Знала только, что пока никого из них видеть не желает. И уж тем более не желает переезжать в дом к дядюшке, терпеть его расспросы и реплики. Похоже, независимость становилась для нее жизненной необходимостью.
– Можно я пока поживу в Резиденции? – спросила Вита. – В одной из гостевых комнат?
Ники внимательно посмотрела на девушку. Время – лучший лекарь. Время и повседневная суета, а лучше всего – работа до темноты в глазах.
– Я черкну Стансе пару слов. Думаю, пришла пора тебе поработать «в поле» в паре с опытным магом! Слышала, Серафин всячески опекает тебя?
– А это здесь при чем? – вспыхнула Вителья и, резко поставив чашку, поднялась. – Ники, я очень благодарна вам за помощь, но мне пора. Я и так половину занятий пропустила!
Скрыв улыбку, архимагистр написала Кучину записку и, отдав волшебнице, распрощалась с ней.
Оказавшись на улице, девушка с наслаждением подставила лицо холодному ветру – быстрее сойдут отеки. Боги, она не плакала так с тех пор, как впервые увидела будущего жениха, не к ночи он будет помянут!
– Нашел! – вдруг раздалось радостное восклицание.
Резко обернувшись, Вителья чуть не уткнулась в Дробуша, цветущего торжествующей улыбкой.
Обида всколыхнулась вновь, подняв муть в душе. Тролль… ведь он тоже был в том доме, когда Яго…
Волшебница невольно схватилась рукой за горло. Улыбка с лица Дробуша исчезла мгновенно, будто ее сдуло.
– Виту обидели? – спросил он и, заботливо погладив ее по плечу, пригрозил: – Оторву все, не только голову! Кто сделал?
Глядя на него, девушка не знала, что сказать. Да, тролль был там, но понимал ли он, что происходит? И может ли она обижаться на него так же, как и на остальных? Вместо ответа Вита неожиданно спросила:
– Скажи мне, отчего ты пошел за мной? Тогда, на реке…