– Не буду, – легко согласился папа. – Но Леху с ним посажу!
Мы, смеясь, вошли в дом, сразу почувствовав потрясающий аромат съестного.
– Мама все-таки богиня, – принюхиваясь, поделилась мыслями я. – Не может простая земная еда так пахнуть.
– Это правда. А если ее холодец еще и под водочку… – папа зажмурился на миг, а после мы не сговариваясь рванули в гостиную.
Стол уже почти накрыли. Жанночка с Аней суетились во всю, в то время, как мужики обосновались с краю. Леха, заметив отца, махнул ему, приглашая к ним. Папа за секунду оказался рядом, а говорят еще, что телепортации не существует!
– Садись, дядь Вадим, – услышала друга детства, пока обнимала радостно пищавшую при виде меня Аньку.
– Ну, за знакомство! – сразу перешел к делу папа. – Давай, Данила, за тебя выпьем. Хороший ты парень. Только не жадничай, краев не видишь, что ли? Или в вашей Москве принято экономить?
– Такой самогон грех расточать направо-налево, – нагло заявил Эскин. – Мягко идет, слов нет!
Отец расплылся в счастливой улыбке, а меня уже тискала Жанка, шепча на ухо, как она боится сказать моим, что они с Лехой вместе.
В общем, через десять минут мы, наконец, расселись. Выпили, закусили, познакомили всех с Даней заново, и дело пошло бодрее.
Еще через полчаса я наелась так, что могла играть колобка в одноименном спектакле, только сюжет пришлось бы урезать, потому что от зайца укатиться мне бы не удалось.
Эскин сидел рядом, пил, шутил, веселился и вообще чувствовал себя вполне неплохо. Иногда он фотографировался с Лехой и уснувшим в кресле Серегой. Папа при этом подленько хихикал, что раньше ему было совершенно несвойственно.
Мама же все время бросала на мужчин недовольные взгляды и пыталась выпытать у Данилы, какие у нас планы на дальнейшую жизнь. Анька ей поддакивала, гладила живот и напоминала мне о возрасте. Чтоб ее… А Жанночка, сидящая напротив Драгова, иногда странно краснела. И совпадало это с теми моментами, когда у жутко неловкого Лехи падали столовые приборы. То ложка, то вилка, то нож… И чем больше он пил, тем чаще ползал под стол и тем сильнее краснела Жанка.
Совпадение? Не думаю…
Малину немного испортил проснувшийся внезапно Тимурчик – семимесячный сын Аньки и Сереги.
Малыш раскричался, все взбудоражились, зашумели, разбежались кто куда… Мы с мамой, проследив за Жанной и Лехой, поднявшихся на второй этаж, спрятались на кухне.
Мама несколько минут громко вздыхала, мыла яблоки, нервно протирая их полотенцем и складывая в глубокую миску. Затем ее душа не вынесла моего равнодушия к ее желанию поговорить, и она развязала беседу сама:
– Солнышко, тебе пора замуж! Биологические часы – это не просто термин!
Я кивнула, взяла одно яблоко и с хрустом отгрызла большой кусок.
– Ты слышишь?
Еще раз кивнула.
– Кира, ну я ведь не шучу…
– Мама, да я что, против? Где ты видишь толпу из желающих осчастливить себя браком со мной?
– Да вот, Данила, хотя бы? Неплохой вроде парень. С Лешей мы, кажется, промахнулись – он уже занят, но и твой златокудрый вполне себе… И папа наш неожиданно сменил гнев на милость, вон как они поладили.
– Ох, – грустно вздохнула я, покидая кухню и приближаясь к дверному проему гостиной, чтобы посмотреть на Эскина…
Тот сидел на диване с Аниным сыном на вытянутых руках. Вид у него был ошарашенно-прибитый, а малыш дрыгал ножками и махал ручками.
– Забери, – тихо взмолился Данила, посмотрев на Аню.
– Правда он солнышко? – спросила она вместо того, чтобы исполнить просьбу. Мамочка радостно поглаживала свой круглый живот и с обожанием смотрела на чадо. – Скоро еще один такой же сорванец появится. Будем приезжать в гости к вам с Кирой. Да, мой мусипусик?
Анька состроила страшную гримасу, пригнулась и двинулась на малыша. Тот захохотал. Эскина, кажется, замутило.
– Они мне сейчас последнего претендента в зятья спугнут! – заволновалась мама, отодвигая меня и врываясь в гостиную. – Дай-ка ребенка сюда, Данечка. И иди погуляй с Кирой, у нас чудесный сад на заднем дворе.
– Там зима, какой сад? – недовольно выдала Аня, получив ребенка в свои руки.
– Нормальный! – припечатала мама. – С беседкой! Кира! Забери Данилу на свежий воздух, ему нужно подышать.
Я вышла из своего укрытия полностью, поманив к себе Аполлошу. Он вскочил, подошел и, чуть прикрыв глаза, попросил:
– Отпусти меня в Москву.
Фыркнув, покачала головой:
– Рано! Ты еще не полностью насладился семейными радостями, милый.
– Тогда хотя бы в комнату нашу отведи, – взмолился он, – дай полежать в тишине.
– Это можно.
Мы прошли в мою спальню, прикрыли за собой двери и легли в кровать вместе. Вместе же громко и устало вздохнули.
– Кир, – шепнул Данила, – знаешь что?
– М?
– Раньше я боялся остаться один. Приходил домой в пустую квартиру и просто боялся. Но ты показала мне наглядно, что быть одному в квартире – это не наказание, а благословение.
– Брось, иногда можно и так…
– Иногда да, – согласился он. – Чтобы встряхнуться и вспомнить, как хорошо звучит тишина. У тебя отличная семья и друзья хорошие, но, блин…
– Потому я и съехала, Дань, – сообщила доверительно. – Захотелось уже своего угла, куда не врываются без предварительного звонка.
– Да-а…
Данила перевернулся на бок, посмотрел на меня сверху, улыбнулся.
– Чтобы я без тебя делал, Кудряшова?
– Что?
– Страдал бы! От горя и разбитого сердца.
– А теперь?
– Теперь мне прямо хорошо. Все встало на свои места, грустить просто некогда. Даже дети не сильно пугают. Серьезно, Кир, кажется, я преодолел детобоязнь!
Я засмеялась, но пятно на плече Данилы отвлекло от лирического настроения. Разглядев его получше, сразу отодвинулась подальше, уведомляя Аполлошу:
– Прекрасно, конечно, что ты проникся атмосферой, но на тебя Тимурчик срыгнул. И это просто фу-у.
– Нет, – Эскин прикрыл глаза. – Скажи, что ты пошутила.
– Соврать?
– Фу-у, – Даня чуть отодвинул край горловины и увидел следы от детеныша на своем брендовом свитере. – Твою ж… Эта твоя Аня… И ее этот…
– Надо застирать, – кивнула я. – Ничего страшного.
Эскин чуть не плача поднялся и осторожно стащил свитер, оставшись в одной черной майке.
– Ты меня сюда заманила, вот и разбирайся с этим! – постановил он, сунув мне свою одежду.
Я горестно вздохнула и покаянно согласилась с аргументом. Будет мне уроком! Мысленно сделав себе пометку “Не оставлять Аньку наедине с привезенными из Москвы мужчинами”, пошла выполнять роль прачки.
Запершись в ванной, решила сильно не мудрствовать и закинула свитер на быструю стирку. Потому что дети и их мелкие пакости – это чудесно, но со стороны и издалека. Пока машинка стирала, я удобно села рядом, облокотилась на стену и вынула телефон из кармана.
Пропущенных вызовов не нашлось, сообщений тоже. В сети снова все сохраняли молчание. Кроме, разве что, Эскина. Листая его ленту, я даже дыхание затаила! Вот гаденыш златомудрый!
Там снова были фотки! И, между прочем, без меня. Эскин с Лехой у дома, они же за столом, они же обнимают спящего Серегу… Насчитав восемь снимков, на последнем разглядела себя, обнимающейся с папой. Папа, правда, стоял спиной. Приписка ко всему этому безобразию гласила: “…уютно, по-семейному. Наверное, это и есть то, к чему давно стремилась душа…”
– Вот кракозябр! – выругалась я, закрывая глаза ладонью. – Никак не уймется, ты посмотри!
Поднявшись, отправилась к себе в комнату, чтобы найти там лишь смятую постель. Эскин пропал, с ним “ушла” и моя толстовка. Розовая, с крупной надписью на груди: “Любишь боль? Поносил бы корсет”. Я сама ее заказала, посмотрев «Пираты Карибского моря»… Даже Максу хвасталась и спрашивала, могу ли ходить в этом на работу хотя бы в особенные дни. Шеф оказался злыднем – запретил.
– Данила, – позвала горе-жениха, выходя в коридор. – Где ты, мой хороший?
Навстречу вышла мама.
– Кирочка, – растерянно сказала она, – там к вам приехали. На большом джипе. Какой-то мужчина, требующий выйти и поговорить…
– Меня?
– Нет, твоего Данилу.
Я вскинула брови и пошла к выходу. У окошка, рядом с дверью, стояли папа с Лехой, громко беседуя.
– …сами разберутся, сказал! – гнул папа.
– Даня – мой друган! – возражал Леха. – Я за него впрягусь сейчас! Кто бы этот козел не был!
– Да погоди ты, – папа снова потянул Леху за шкирку. – Не нужна ему твоя помощь. Они там сами… справятся.
Я хмыкнула, уже догадываясь, кто приехал по Эскинову душу.
– Отойдите, братцы, – подвинув мужиков, открыла дверь и сразу ее закрыла, грозно зыркнув на рванувшего следом соседа: – А ты не лезь! Сейчас мы назад придем. Сами!
Приложив ладонь ко лбу в виде козырька, посмотрела за калитку. В свете фонаря и правда стоял джип. Здоровенный такой, впечатляющий. А рядом двое: громила Гарик и некто в розовой кофточке с капюшоном. Они громко о чем-то спорили, и я решила пока постоять на месте – понаблюдать.
В какой-то момент Гарик сильно взмахнул рукой, мне даже показалось, чтобы ударить Эскина. Но по факту это оказался жест из разряда “а пошло оно все на…”. В тот же миг дверь сзади начала открываться и Леха все-таки выскочил наружу.
– Ща я этому утырку!.. – пригрозил сосед и вдруг замер, словно громом пораженный. Только рот открыл и удивленно моргать начал. Потом потер глаза и замычал неразборчиво.
Я посмотрела на сладкую парочку у джипа. Они целовались.
– Помирились, значит, – довольно проговорил сзади папа, тоже не желающий оставаться совсем уж в стороне.
– Это же Данила, – прошептал мой друг детства, после чего прикрыл рот рукой.
– Он-он, – кивнул папа.
– Со своим парнем, – добавила я, ухмыляясь.
– Но как же это? Мы же… Он что же?
– Любит другого, – грустно подтвердил папа. – Смирись.
Леха в ужасе посмотрел на нас, и я хотела его успокоить, мол, все знают, что он с Жанкой… Но не успела.