й человек, но для нее я только послед неудачного брака. Поэтому мы к друг другу испытываем довольно прохладные чувства. У нее ко мне превалирует чувство вины, я же не могу ей простить преступной слепоты, когда она оставляла меня наедине с практически насильником. Она это тоже понимает.
С бабушкой встречать Новый год хорошо. Душевно так. Я, бабушка, елка и телевизор. Вполне приятная компания. И, конечно, полный стол. Бабушка к торжеству готовится заранее, продукты закупает за месяц, а блюда начинает готовить за пару дней. Все, что можно сделать раньше, бывает сделано, и мне остается только помочь накрыть на стол. Потому что, как правило, 31 декабря я работаю.
Причем в самом деле работаю, а не хожу из отдела в отдел с поздравлениями. Потому что сразу после Нового года приезжает проверка из министерства, и мы перепроверяем на сто рядов все, что только можно. Ревизорам всех мастей же надо свои зарплаты, весьма немаленькие по сравнению с нашими, оправдать, вот они и роют носом землю в поисках наших ошибок. А наша задача – доказать, что мы не зря хлеб едим.
Поэтому работали мы, как и положено по законодательству, всего на один час меньше, как в обычный предпраздничный день.
Первого января я поехала к маме, и мы вполне приятно всей семьей посидели за праздничным столом. Братишки попросили меня свозить их на главную городскую елку, я пообещала, мне это и самой интересно было. И на следующий день поехала с ними на городскую эспланаду.
И не пожалела. Красота тут. Елка высоченная, вся в огнях и золотых шарах. Горок штук двадцать, на все возрасты и вкусы, от малюсеньких до огромных. И ледяные скульптуры вдоль всей эспланады, филигранные такие, изящные.
Братья выбрали среднюю горку в виде лежащего медведя, я пошла с ними и тут же наткнулась на Макса в черной кожаной куртке, черных джинсах, со сверкающими снежинками на непокрытой голове. Он весь был такой… невероятный.
Меня аж пот прошиб, и колени задрожали, едва я поняла, кто передо мной. Нет, это ж надо! И за что мне это опять? Впрочем, вопрос чисто риторический, на такие вопросы никто не отвечает, ни Бог, ни судьба, хотя в таких «случайных» встречах именно они и виноваты.
Пришлось сделать хорошую мину при плохой игре и попытаться отступить за спины ребятни. Не получилось.
– Добрый день, Катя. – Макс от неожиданности тоже несколько растерялся, но хороших манер не утратил, в отличие от меня, намеревавшейся потихоньку смыться.
Пришлось перестать изображать из себя столб и поздороваться.
– А где Лиза?
Он растерянно улыбнулся.
– Думаю, дома. Собирается, наверное.
– Собирается?
– Мы послезавтра улетаем в Швейцарию, на горнолыжный курорт.
Вот как? Значит, Лиза с ним не порвала. Не зная, как к этому относиться, на автомате спросила:
– В какой?
– Церматт. – Название мне ничего не говорило, и он пояснил: – Там сейчас международные состязания по керлингу идут. Посмотрим. И покатаемся.
Я даже не знала, что такое керлинг. Но спрашивать было стыдно. Молча смотрела, как братья катаются с горки, скатываясь вниз и тут же целеустремленно забираясь на нее снова.
– Это кто? – Макс проследил за моим взглядом.
– Братья. По матери, – непонятно для чего уточнила. – А ты тоже с кем-то?
– Нет. Я просто путь срезал. Я в этом доме живу, – и он показал на новую элитную высотку. – А иду в тот магазин.
Да, здесь через ледовый городок в самом деле гораздо ближе, чем в обход. Не понимая, чего он медлит, шел бы уже и не смущал меня, подняла лицо и поразилась: он смотрел на мои губы. Изучающе так. Я тут же покраснела. Вспомнил мой насильственный поцелуй?
Он тут же отвел взгляд, но мне все равно было жарко. Хорошо, что здесь гирлянды мерцают, не видно, какого цвета щеки. А уши вообще скрыты под шапкой. Ах, уходил бы уже и не смущал меня больше!
Словно услышав мой безмолвный вопль, он неловко поклонился.
– Ладно, пойду, не буду вас отвлекать. До свидания.
– Пока! Лизе привет передавай. – Надеюсь, в моем голосе не слышалось ощущаемое мной облегчение.
– Передам! – снова короткий взгляд на мои губы, и Макс наконец ушел. Высокий, мужественный, до отчаяния чужой.
И мне стало так грустно, хоть вой. Ну что это такое! С ним плохо, без него еще хуже!
Мы с братьями протолклись на площадке еще два часа, и все это время я высматривала Макса, надеясь, что обратно он пройдет этим же путем.
Не прошел, и это было так обидно, будто я чумная какая-то и меня надо избегать, чтоб не заразиться.
Дома всплакнула немного, от щемящего чувства потери даже позабыв об Олеге Геннадьевиче и его намерении «узнать друг друга получше». Эх, а ведь скоро на работу, и там будет он.
Интересно, почему он мне не звонил? Может, передумал? Это было бы здорово. Но, скорее всего, у него нет моего телефона. Теоретически он в программе у кадровиков мог его посмотреть, даже наверняка посмотрел, но с той поры, как туда был введен мой телефон, я симку несколько раз меняла. А городского телефона у нас нет. Ни к чему.
Так что расслабляться не стоит. Наоборот, надо собраться с силами и объяснить ему, что он меня не привлекает. Вообще.
Представила, как объясняю ему это, в памяти всплыло его печальное лицо и взгляд такой… просительный, и вдруг жалко его стало. Очень.
Первый рабочий день прошел как-то скомкано. Лизоньки не было, и я, поглядывая на ее пустующий стол, чувствовала что-то вроде ревности. Зачем она с Максом поехала, если не любит? Бессмысленно это. Опять не смогла сказать «нет»?
Но я ее не осуждала. Попав, по сути, в такую же ситуацию, поняла, что это неимоверно трудно. От каждого звонка я нервно подскакивала, смотрела на дисплей, удостоверяясь, что это не генеральный, испускала неприличное «ффууу…», привлекая к себе недоуменное внимание коллег.
И никак не могла взять себя в руки!
До той поры, пока в отдел не зашла наша царственная начальница, и на вопрос Марьи Ивановны «неужто оперативка у генерального уже закончилась?», сообщила:
– А ее сегодня и не было. Олег Геннадьевич в Москве, замы без него проводить оперативку не стали. Он приедет через пару дней вместе с проверяющими.
Она ушла, дав нам новые задания, а у меня появилось эйфорическое чувство помилованного перед казнью.
Это было так очевидно, что Любовь Николаевна даже не спросила, а утвердила:
– Катя, у тебя что-то с Олегом Геннадьевичем было! Признавайся давай!
Ага, счас!
Хмуро на нее посмотрела, не желая отвечать, и была спасена ушлой Марьей Ивановной:
– Оставьте Катерине ее секреты, любознательная вы наша! Давайте лучше работать. Кстати, мое задание можно выполнить только с учетом ваших выводов, так что дерзайте уже, дерзайте!
Любовь Николаевне пришлось вспомнить, что Марья Ивановна наш непосредственный начальник, и, наступив на горло собственному любопытству, приняться за работу.
День прошел нормально, сердце к вечеру успокоилось и билось, как положено, семьдесят ударов в минуту.
Дни до конца недели прошли спокойно, в воскресенье мы с бабушкой ходили в кино, а в понедельник приехала проверка.
Проверка так проверка, это не ревизия, та пострашнее бы была. Все было бы ничего, но когда Олег Геннадьевич вошел к нам, знакомя проверяющих с нашим отделом, он послал мне такой многообещающий взгляд, что у меня дыхание перехватило.
Они давно ушли, а я все никак не могла успокоиться, глядя в монитор и не видя ни строчки. Очнулась от Мариванного:
– Катя, спишь, что ли?
Встряхнувшись, постаралась ответить спокойно, но голос все равно дрогнул:
– Вы что-то сказали, Марья Ивановна?
– Я спросила, чего такая бледная сегодня?
С Марьи Ивановны стало бы подойти ко мне и лоб пощупать, поэтому поспешно ответила:
– Бледная? Так зима же. Авитаминоз. Надо витамины купить.
– Да влюбилась она, разве не видно? – Любовь Николаевна то ли пожалела, то ли посмеялась. У нее не поймешь. – Причем в Макса.
– Вы правы, – не стала с ней спорить. Давно убедилась, что скрыть что-либо можно, только во всеуслышание в этом признавшись. – Есть немного. Симпатичный, высокий. Обходительный такой, вежливый. Но вот до него был, как его, Влад, он мне нравился еще больше. Вот был красавец мужчина. Аполлон. Само совершенство. Жаль, что Лизонька его так быстро отшила.
Любовь Николаевна опешила. Но быстро опомнилась.
– А Шурик тебе что, не нравился?
– Фу! – это было сказано совершенно искренне. – Мордоворот ужасный! И невежа. Не терплю таких.
– Да, приятного мало, – согласилась со мной Марья Ивановна. – Но Любовь Николаевна от таких жеребцов без ума.
– Да! – та повела холеной рукой волнистую линию, неизвестно на что намекая. – Очень даже неплохой экземпляр. Гора мускулов и никакого намека на интеллект. Классно.
– Что же в нем классного? – боюсь, я снова проявила свою девичью наивность полной мерой. – С ним даже поговорить не о чем.
– А с такими я ни о чем и не говорю, – Любовь Николаевна откровенно рассмеялась. – Они кое в чем другом сильны.
Догадавшись, в чем именно, я медленно покраснела.
Вспомнив наконец о проверке, дамы принялись готовить запрошенные документы, на время оставив меня в покое. Я же принимала отчеты от районов, чтоб не останавливать рабочий процесс. Работы было много, и я даже забыла о многозначительном взгляде генерального, но вечером, уже выходя из конторы, снова столкнулась с ним.
Олег Геннадьевич усаживал дорогих гостей в свой форд, видимо, чтоб отвезти в ресторан – отработанная до мелочей процедура. Хорошо, что проверяльщиков только трое, все в одну машину вошли. Он уже садился за руль, когда меня черт вынес из дверей почти ему под ноги.
Замерев в полусогнутом состоянии, он мне улыбнулся и игриво так подмигнул. Я замерла, он устроился на водительском месте и уехал.
– Ого! – медленно повернулась на звук и сердито уставилась на Баранова. – Ого! – снова повторил он и, наклонившись ко мне, шепотом спросил: – Что, уже любовники? Быстро же вы!