Я пришла в буфет в неурочное время, чтобы подкрепиться булочкой, перед тем как ехать на презентацию сингла девичьей поп-группы (знакомые журналистки насвистели мне, что на фуршет можно не рассчитывать, поскольку продюсер девчонок отличается патологической жадностью).
И вот зашла я в кафе и сразу же увидела их – они сидели за угловым столиком, и – ужас! ужас!! ужас!! – он кормил ее с ложечки взбитыми сливками! Боря сидел ко мне спиной, а вот Аллочка, урожденная сука, сразу же меня увидела, хотя и пыталась сделать вид, что целиком и полностью увлечена нежностью своего спутника. Но я-то понимала, что томный изгиб ее близкого к совершенству тела и ее утробные похохатывания адресованы вовсе не Сыромятину, а мне. Юная стерва из кожи вон лезла, чтобы доказать старой замшелой Насте свое превосходство.
Лучше бы она этого не делала – может, все бы и обошлось. Я бы уныло купила булочку и поскорее бы свалила, пряча глаза. Но ее нарочитая разнузданность стала последней каплей.
Как ни в чем не бывало я купила свою булочку и кофе и направилась прямиком к столику, за которым миловалась сладкая парочка.
Взгляд Аллочки заметался, как раненый голубь в тесной комнате, и победная улыбка испарилась с ее перепачканной взбитыми сливками рожи.
– Привет, – улыбнулась я, останавливаясь возле них, – вы не против, если я к вам присоединюсь?
Сыромятин уставился на меня с удивлением – ведь все остальные столики были свободны. Но природная вежливость помешала ему отказать.
– Конечно. – Он положил ложку на стол, не желая продолжать при свидетелях процесс романтического подкармливания ассистентки.
Аллочкины глаза сверкнули недобрым блеском:
– Настя, конечно, присаживайся. Ой, а я почему-то думала, что ты на диете. – Она взглянула на мою булочку с некоторой укоризной.
– Да нет, и никогда не была, – рассмеялась я, – ты разве не слышала, что мужчин возбуждает хороший аппетит, а вовсе не упакованные в «Вондербра» кости.
Она подавилась сливками, а Сыромятин улыбнулся.
– Настя, ты по делу или просто так?
– Если то, что я соскучилась, является делом, тогда по делу, – я больше не обращала внимания на притихшую Аллу и смотрела только на Бориса, – и если желание сказать, что ты был не прав и что Гена мой лучший друг с детства, тоже является делом, тогда я по делу. А если нет – тогда просто так.
Сыромятин взглянул сначала на часы, потом на Аллочку:
– Кажется, вам пора, надо отправить факсы в консерваторию, – деловым голосом заявил он.
– Но я еще не доела, – жалобно вякнула Алла.
– Хочешь, возьми с собой мою булочку? – дружелюбно предложила я. – Тебе не помешает немножко прибавить в весе.
Не удостоив меня ответом, зато наградив весьма злобным взглядом, Алла резко отодвинула от себя вазочку со взбитыми сливками и поднялась из-за стола. Глядя, как она чеканит шаг своими острыми каблуками и как гордо распрямляет плечи, я даже немного ее пожалела. Она ведь думала, видимо, что Сыромятин проводит ее восторженным взглядом, да вот только Борис смотрел исключительно на меня.
– Ну вот, обидела бедную девочку, – укоризненно улыбнулся он, – а ей, между прочим, всего девятнадцать.
– Это значит, что она совершеннолетняя и несет полную ответственность за свое хамство, – равнодушно пожала плечами я.
– Я тоже скучал, – невпопад ответил Сыромятин, – ты уж меня прости… Я тоже позвонить собирался.
– Да что уж там, – вздохнула я, – на твоем месте я бы поступила точно так же, наверное. Ситуация недвусмысленная – из квартиры твоей женщины рано утром вываливается довольный мужик.
– О, а ты моя женщина? – оживился Боря.
Я набрала побольше воздуха и выпалила:
– Видимо, нет, раз ты спрашиваешь. Но собираюсь ею стать.
– Мне бы твой напор, Настя, – развеселился Сыромятин, – я бы давно уже был миллионером… Значит, попробуем еще раз?
– Выходит, так. Только надеюсь, что на этот раз ты пригласишь меня на ужин.
– Как скажешь. Что насчет паба «Молли Гвинс» на Пятницкой? Там очень вкусно кормят. Сегодня?
Я прекрасно знала, что настоящая женщина (такая, как, например, Вивьен Ли в роли Скарлетт) ни за что не ответила бы положительно на приглашение, от которого попахивало самодовольством и снисхождением. На чашах весов были ужин с самым желанным мужчиной на земле и моя разнесчастная женская гордость.
Я знала, какая из чаш перевесит.
«Не позволю ему так распоряжаться своим временем. Он пригласит меня еще раз. Если, конечно, он и в самом деле этого хочет», – подумала я, а мой предательский язык тем временем вышел из-под контроля мозгов и радостно ляпнул:
– Да!
Сама не знаю, как такое могло произойти.
Вроде бы мы четко договорились встретиться в «Молли Гвинс». Я выбрала платье, накрасила глаза и даже достала с антресолей коробку с любимыми замшевыми туфельками нежно-розового цвета, несмотря на то что стоили они почти пятьсот долларов, а на улице была грязная слякоть.
Сыромятин возжелал заехать за мной. Я ничего не имела против, поскольку побуждение это показалось мне проявлением трогательной вежливости и верным признаком того, что я и в самом деле могу быть ему небезразлична.
Как же получилось так, что ни в какой паб мы в итоге не попали?
Встреча двух одиночеств началась даже не со светской беседы, а с того, что он четким отработанным движением опрокинул меня на пол прихожей, и через пару секунд его рука уже фамильярно копошилась в моих трусах.
Я вовсе не являюсь недотрогой, живущей по сценарию, который подразумевает, что промежуток между первым свиданием и первым сексом должен включать в себя минимум пятнадцать ужинов, пять походов в кино и признание в верности до гроба. Когда-то, когда мне было двадцать с хвостиком, я педантично запоминала каждого мужчину, который побывал в моей постели. Мне казалось, что с каждым из них меня навеки соединяет прочная невидимая связь. В бездонном моем сердце нашлось место для всех – и для лишившего меня девственности однокурсника, в которого я была влюблена до слез, и для темнокожего бармена, с которым я переспала в пляжной кабинке для переодевания во время развеселых каникул на Ибице. Сейчас мне почти тридцать, и я даже не могу с полной уверенностью сказать, сколько же у меня было мужчин.
И все-таки почему-то мне думалось, что отношения с Сыромятиным будут вовсе не похожи на все эти однообразные случайные связи, которые развлекали меня все эти годы и частенько начинались именно так, в моей прихожей на полу. Я не была настроена слишком скромничать, но почему-то надеялась на то, что зародыш нашего романа будет созревать неторопливо, а не сразу вырвется на свет бесстыдной моей наготой и его лихорадочным вопросом: «А у тебя презервативы есть?»
Но случилось то, что случилось. И вот мы лежали рядом, и пол под моей спиной был прохладным и почему-то липким, но вставать все равно было лень.
– Что это было? – простонал Сыромятин.
Ну вот, у него еще и амнезия.
– Что бы это ни было… но это было божественно, – ответила я.
– Ты меня уж прости, что я так… – Борис весьма своевременно вспомнил о том, что настоящий мужчина должен быть джентльменом. – Сделать тебе чаю?
– В моем холодильнике повесилась мышь, – виновато улыбнулась я, – там нет ничего, кроме бутылки острого кетчупа. Да и та оказалась там каким-то чудом.
– Тогда, может, все-таки в паб? Я жутко голоден.
– Как скажешь. – Блаженная лень сладким наркотиком растеклась по моим венам. В таком состоянии нет ничего лучше, чем просто быть ведомой.
– Или даже… А может, я схожу в магазин и что-нибудь для тебя приготовлю? Я замечательный повар, а по мне и не скажешь, да?
С ума сойти, ну что за время. Уже второй раз за последний месяц мужчина готовит мне еду. Это был очередной упрек моей совести – Борис Сыромятин готовил, пожалуй, даже лучше домовитого Генки.
Не прошло и получаса, как он вернулся из магазина с заманчиво шуршащими пакетами, выпросил у меня сковородку и весело загремел какими-то ножами и разделочными досками, которые находятся в моей кухне, в общем-то, для красоты и никогда не используются по назначению.
Он так ловко управлялся с продуктами, что наблюдать за ним было одно удовольствие. Ужин удался на славу: греческий салат из свежих овощей и брынзы, бифштекс с кровью, жаренная на сале картошечка и домашняя шарлотка – и на все это у Сыромятина ушло не больше часа.
– За твой кулинарный талант, – подняла бокал я, – я потрясена, раздавлена и пристыжена.
– Да брось, – он явно был польщен, – это ерунда. Вот я тебе как-нибудь лазанью домашнюю приготовлю. Если, конечно, ты меня еще когда-нибудь в гости пригласишь.
– Приглашу, куда же от тебя теперь деваться. В конце концов, должна же я что-то есть.
– Тогда выпьем лучше за это, – рассмеялся Борис, – за твой вечный голод. Который заставит тебя позвонить лучшему повару в Москве. То есть мне.
Я вспомнила Таньку, которая любила с умным видом говорить, что три часа после первого секса определяют, как будут развиваться отношения и будут ли они иметь место вообще. По ее версии, если мужчина видел в своей страстной партнерше лишь сексуальный объект, то после первого соития она становится ему чуть ли не противна. Он как бы пресыщается ею, словно жирным тортом, обжирается ее ласками до тошноты, так что всю последующую жизнь у него будет стойкая аллергия на данный продукт. Но бывает и по-другому: всего лишь несколько минут близости делают двух знать не знавших друг друга людей почти родными. Десять минут назад ты не смогла бы назвать дату его рождения или даже его фамилию. Пять минут назад ты страстно целовала его, а он шептал тебе какие-то бессвязно-влажные благоглупости. А минуту назад ты поняла, что если он по какой-то причине вдруг из твоей жизни исчезнет, то ты не понаслышке узнаешь, что такое депрессия и тоска.
Ту ночь мы провели вместе.
Мы спали рядышком на моем стареньком недовольно поскрипывающем диване, который был слишком узок для двоих. Если говорить о моей интимной жизни, то у меня было много приключений. Мне доводилось заниматься сексом в лифте, на балконе в двадцатиградусный мороз, в туал