Сообразив, кто находится перед ней, Аля открыла рот и захлопала глазами.
– И ты здесь? – Танька первой пришла в себя. – Ты-то здесь зачем?!
– Я… да вы не обращайте внимания, я просто… – замямлила Альбина, и тут взгляд ее уткнулся в платье, которое я держала в руках. – Постой, Насть, ты замуж выходишь, что ли?!
В ее глазах был такой завистливый ужас, что на минутку у меня возникло искушение соврать ей про роскошную церемонию бракосочетания, которая мне якобы предстоит. Но Татьяна меня опередила:
– Не волнуйся, никто замуж не выходит. Если, конечно, ты не собираешься огорошить нас новостью.
– Не собираюсь. – Альбина каким-то нервным резким движением повесила приготовленное для примерки платье на вешалку. – Знаете что, пойдемте пить кофе в «Альдебаран». Кажется, нам нужно кое-что обсудить.
Последовав Алиному примеру, мы тоже избавились от воздушно-кружевной свадебной ноши и вслед за нею устремились к выходу.
– Постойте, – кричала нам вслед ошарашенная продавщица, – вы даже мерить не будете? Вас что-то не устроило? Я могу заменить платья!
Мне даже жалко ее стало, ведь девчонка так старалась, распиналась, кофе угостила. От двери я с извиняющейся улыбкой обернулась:
– Не волнуйтесь, платья замечательные. Мы просто передумали.
– Покупать? – тупо уточнила она.
– Замуж выходить, – расхохоталась я, выбегая вслед за девчонками на улицу. – Ох, девочки, представляете, что она о нас подумает? Кофе выжрали и убежали!
А через десять минут мы уже вкушали фруктовый пирог в уютном зале кофейни «Альдебаран» и запивали его согревающим чаем с имбирем. Настроение каждой из нас резко скакнуло вверх. Это закон природы – общие неудачи и комплексы воспринимаются не так болезненно, как свои собственные. Разделенное горе – меньше.
– Ну и что это за чертовщина? – хохотала я. – Не так-то часто можно встретить знакомых даже просто на улице. А тут – увидеть лучших подружек в том месте, где их быть не должно по определению. Да еще в одно время!
– И не говори, – смутилась Татьяна, – ни дать ни взять колдовство. Девочки, я и сама не знаю, что на меня нашло. Просто утром встала, взглянула на себя в зеркало и подумала: ну сколько можно так? Я не живу, а время убиваю. И только с появлением Димки все как-то завертелось.
Мы с Альбиной переглянулись.
– Как вы думаете, может быть, он и правда моя судьба?
– Тань, ну это тебе решать… – сказала я, – только вот неделю назад, помнится, ты говорила, что даже не влюблена.
– Это все так сложно, – протянула Татьяна, глядя не на нас, а в меню. – Надо еще что-нибудь съесть, у меня от сладкого мозги на место становятся. В общем, пропадаю.
– Я тоже, – вместо того чтобы высмеять Танькину невесть откуда взявшуюся сентиментальность, выпалила Альбина, – только о нем все время и думаю. Мне надо репетировать, о текстах думать, а я не могу. Пою грустную песню, а у самой рот до ушей.
– Думаешь, из этого может что-то получиться? – спросила я. – Почему тебя в свадебный салон-то понесло?
– Никаких намеков он мне не делал, если ты об этом, – вздохнула Аля, – колец не дарил, с родителями не знакомил. Скорее это мое внутреннее ощущение… Как будто бы на этот раз что-то может измениться… Я могла бы стать другой, и все благодаря ему.
– Метко! – восхитилась Танька. – Вот и у меня то же самое. Как вы думаете, может, мне самой ему предложение сделать?
– Сделай, если хочешь, чтобы он сбежал от тебя за тридевять земель, – усмехнулась я, отворачиваясь.
И почему иногда так тянет гадость подружке сказать? Может быть, я боюсь, что Татьяна с Альбиной вырвутся из того круга, по которому мы столько лет, словно ослики за морковкой, бегаем? А меня оставят позади в качестве приятного свидетельства безбашенной юности и будут возвращаться ко мне телефонными голосами, поздравляющими с днем рождения, Новым годом и Восьмым марта… Мы столько лет шли вперед в ногу, и вот лидеры вырываются к новым вершинам, а я – единственная – плетусь в арьергарде…
Послушать их, так у обеих свадьба не за горами. Пусть они не получали красноречивых помолвленных колец, пусть они увязли в трогательных сомнениях и боятся верить во всамделишные улыбки судьбы, лично им адресованные. Но блеск, который плещется в глубине их неуверенных взглядов, не спутаешь ни с чем. Я сразу распознаю взгляд женщины, у которой есть любимый мужчина.
А я?..
– Насть, ты чего? – удивилась Танька. – Какая муха тебя укусила.
– Извини, – вздохнула я, – наверное, простая бабская зависть.
– Чему же ты завидуешь? – удивилась она. – У тебя же у самой все наладилось с этим твоим Сыромятиным.
– Как сказать… С одной стороны, наладилось, с другой… Девочки, он какой-то немного отмороженный.
– В смысле – отморозок? – развеселилась Аля.
– Да иди ты, – беззлобно усмехнулась я, – в том смысле, что он вроде бы и рядом, но все равно не подпускает близко.
– А что ты хочешь, вы же общаетесь всего ничего, – передернула плечами Татьяна.
– Да я не о том, – поморщилась я, – просто он постоянно заставляет меня сомневаться. Когда я вижу его, мне кажется, что у нас все, как говорится, на мази. Но как только он выходит за дверь, я начинаю сомневаться и мучиться.
– Это обычное дело, – неуверенно сказала Аля.
– Я же не вчера на свет родилась, – ухмыльнулась я, тонко намекая, что кое-кто мог бы закусить свое мнение фруктовым пирогом и, пережевывая его, помалкивать, потому что все же разница в возрасте у нас ощутимая, – у меня сто раз были романы. Но… все было как-то по-другому. Я ведь ничего о нем не знаю, девочки.
– В смысле? – удивилась Танька. – Вы же работаете вместе.
– Вот именно. Я не знакома с его друзьями, о его прошлом я не знаю ничего, кроме того, что была какая-то роковая любовь…
– Ты думаешь, что он все еще… – Аля округлила глаза, – все еще к ней… неравнодушен?
– Да нет, – досадливо отмахнулась я, хотя такая мысль мне, как барышне мнительной, естественно, приходила в голову, и не раз.
– Знаешь, а я как-то до этого самого момента об этом не задумывалась, – сказала вдруг Татьяна, задумчиво побалтывая изящной ложечкой в кофейной чашке, – я ведь тоже мало чего о своем Димке знаю. И даже ни разу не была у него в гостях.
– Да ладно вам, девочки, – легкомысленно воскликнула Аля, – если уж на то пошло, Гриша тоже не знакомит меня со своими друзьями и не водит к себе. Но у нас на это просто нет времени, потому что мы заняты подготовкой моего альбома! Я не думаю, что такие мелочи и в самом деле что-то значат.
Мы с Татьяной не стали ее разубеждать.
Я всегда мечтала быть шикарной женщиной. Такой, как Элизабет Тэйлор (естественно, в молодости) или, на худой конец, хотя бы как Моника Беллуччи. Иногда я подолгу рассматриваю фотографии голливудских кинодив (благо это в некотором роде входит в мою работу, ведь я тружусь в журнале, специализирующемся именно на светской хронике) и пытаюсь понять: ну что такого особенного есть в них, чего нет во мне самой? Неужели пресловутый шик состоит только в том, чтобы два раза в месяц ходить на педикюр и на маникюр раз в неделю, получать умеренные дозы ультрафиолета в солярии, уметь носить накладные ресницы так, чтобы ни у кого не возникало и мысли об их возможной фальшивости, и отбеливать зубы у стоматолога?
И пусть я иногда проделываю вышеописанные процедуры, но все равно не сказала бы, что у меня холеный вид. Вот вроде бы и прическу сделала, и волосы облила жидким силиконом для здорового блеска, и ногти темно-вишневым лаком намазала, но как научиться не сутулиться, и не мять юбку в давке метрополитена, и не проливать на себя кофе, и не смазывать губную помаду во время еды, и не пачкать туфли?
Обо всем этом я раздумывала, стоя у стены в главном зале закрытого загородного клуба, куда меня и на порог не пустили бы, не будь я корреспондентом журнала «Мир звезд». Потому что сюда не были вхожи даже примелькавшиеся прожигатели жизни, которые по пятницам тусуются во «Фреше», а по субботам в «Зиме», которые профессионально проходят фейсконтроль и с головы до ног упрятаны в «Гуччи». Это было заведение исключительно для миллионеров, их любовниц и жен – ну, или тех, кто мог каким-либо образом их развлечь – звезд эстрады, топ-моделей, самых дорогих исполнителей стриптиза обоих полов, куртизанок, которые и сами могли бы сойти за миллионерш, если, конечно, к ним не присматриваться слишком пристально.
Я стояла у стены и маленькими глоточками пила коктейль, состоящий из перемолотого в блендере льда, клубники и текилы.
Никто не обращал на меня внимания, как будто бы я была не красивой девушкой в платье от «Миу Миу» (подделка, но кто поймет?), а настенным барельефом.
Самым страшным было то, что я знала, точно знала причину своей невидимости. Зачем рассматривать малоинтересную меня, когда вокруг расхаживают создания такие холеные и роскошные, как будто бы их обработали в «Фотошопе».
Девушка в полупрозрачном платье из бледных кружев – ее лицо словно выточено из слоновой кости, на ее щиколотке – крупная татуировка, изображающая дракона с разинутой пастью.
Воздушное силиконовое создание – предмет гордости какого-то хирурга-пластика. Безупречно вылепленные скулы, надутые губки, грудь, которая размером могла бы посоперничать с гордостью самой известной силиконовой порнозвезды Лолы Феррари. Неестественно, но как же красиво, черт возьми!
Молодая женщина с примелькавшимся лицом – приглядевшись, я узнала в ней одну из первых русских топ-моделей, прославившуюся в Париже. Да судя по всему, ей уже под сорок, так почему же она выглядит намного свежее, чем я?!
Короче, каждая вторая женщина, присутствовавшая в клубе, могла бы украсить обложку любого журнала мод. Исключением были я и несколько несвежих теток с усталыми лицами, зато в явно купленных с подиума платьях.
И еще… и еще моя приятельница Варвара, которая, конечно, пыжилась изо всех сил, чтобы походить на упакованную по всем законам миллионерского быта конфету, однако для этого ей не хватало ни изящества, ни правильности черт, ни банального роста.