– В погребе, в корзине!
– Вы меня, Клозильда, проводите, в погреб-то! – попросила Ванилла, вставая и покачиваясь. – А то я у вас в гостях впервые, могу куда-нибудь не туда забрести. Здание гильдии – оно вон какое огромадное!
– Чай, меньше дворца будет! – проворчала Клозильда и с расстройством посмотрела на свою не выпитую стопку. – И вообще, чего это вы, девы, ко мне на «вы», будто я знатная сайра какая? В одном квартале живем! Пошли, Ванилька Рю Мю… Дю Рю… Мем Дю… Тьфу ты! Ну и фамилие!
– Я с вами! – подскочила Бруни.
Голова у нее закружилась, и она рухнула обратно на стул, едва его не обрушив.
– О-о, подруга! Сиди, сторожи харчи, – засмеялась Ванилла. – Мы быстро! Только за укропом и обратно.
Поддерживая и подталкивая друг друга, обе вышли. Бруни, проводив их взглядом, медленно выцедила напиток и принялась задумчиво жевать колбасу. На душе было сонно, будто задремала она, горемычная, на борту светлой и легкой яхты Кая, несущейся по волнам в неизведанное. И морем пахло так славно – мокрым песком, водорослями, солью, свежим ветром. И паруса хлопали над головой, словно дети великанов играли в ладушки. И сама Луноликая Индари накрывала страдалицу мягкой пелериной и пела колыбельную…
В дверь постучали. Матушка осознала это не сразу, а через какое-то время, когда стук стал оглушительным. Подруги не возвращались. Видимо, обе заблудились в коридорах дома Гильдии прачек.
Покачиваясь и хватаясь за мебель, Бруни добралась до двери и отодвинула засов. Ей даже в голову не пришло спросить, кто там.
– Батюшки, – глухо удивилась фигура в плаще с капюшоном. – Матушка Бруни, ты ли это?
Бруни неторопливо оглядела себя. Если честно, в истинности этого она сомневалась.
Из темного коридора наконец-то послышались голоса. Мощное контральто Мипидо распевало один из гимнов, повествующих о несчастной любви Богини, преданной Аркаешем. Звук, разносимый по зданию, походил на вой ураганного ветра в драконьей утробе.
– Пресвятые тапочки! – пробормотал гость, невольно пятясь назад.
Туча Клози, с лицом ярко-зеленого цвета и красными, торчащими во все стороны волосами, выступила из темноты на порог кухни. Глаза ее свирепо вращались в орбитах в поисках заветной стопки.
– А… – нерешительно произнес пришелец и вдруг, подпрыгнув, завопил: – А-а-а-а! Изыди, лукавый, я тебе еще не проигрывал и денег не должен!
Капюшон слетел с его головы, и Бруни с изумлением опознала в вопящем Короля Шутов и Повелителя Смеха, Господина Шуток и Хозяина Толп – благородного Андрония Рю Дюмемнона.
– Любимый? – вопросила Ванилла. – Это ты?
– Я-то – это я, мать твою! – перестав орать, с чуйством ответил Дрюня. Зубы его еще постукивали друг о друга. – А вот это кто?
Ванилла перевела осоловевший взгляд на Тучу и уточнила:
– Эта фея? Клозильда Мипидо, глава Гильдии прачек! Почтенная матрона, которой завтра выпала честь изображать Пресветлую на полотне истинного мастера.
Шут сглотнул и отважился шагнуть в дом. Запер за собой дверь, прошел к столу, стараясь не смотреть на «фею», налил себе настойки в чью-то стопку и залпом выпил. Потом еще одну. И еще.
– Фух! – сказал он наконец. – Представляю, какая это будет шедевра! Простите, досточтимая Клозильда, я вас не узнал. А что с вашим… э-э-э… лучезарным обликом?
– Ой… – засмущалась Клози.
Ванилла усадила ее на стул. Среди собутыльниц она, как ни странно, крепче остальных держалась на ногах. Подойдя к мужу, Старшая Королевская Булочница одарила его страстным поцелуем. То ли чары его были слишком сильны, то ли количество алкогольных паров, перекочевавших к любимому, оказалось велико, но, когда она выпустила шута из объятий, тот улыбался будто блаженный.
– Мы сделали маску для лица из порубленного укропа и огурцов, – пояснила Ванилла, посадив Дрюню рядом с собой, – а для волос – из красной глины с хной – чтобы блеска побольше было!
Клозильда достала еще одну стопку и подбросила на опустевшие тарелки сыра и колбасы. Разлила настойку и поинтересовалась:
– А что вы здесь делаете, досточтимый Дрюня?
– Скучаю по молодой женушке, – признался шут, стащив пару кусков сыра и ломоть хлеба. – Я вернулся в свои покои, где она должна была ждать меня, сгорая от желания, но обнаружил лишь сгоревшую свечу и ночную рубашку любимой, уже успевшую остыть! И тогда я, как истинный рыцарь, отправился навстречу судьбе! – он покосился на Клози и неодобрительно добавил: – А встретил вас!
– Сладкий мой! – простонала Ванилла, привлекая его к себе на груди, как на диванные подушки. – Ты – настоящий мужик!
– По дороге я наткнулся на патрульных, один из которых любезно сообщил мне, где я могу найти жену, – пояснил Дрюня, устраиваясь на «подушках» с комфортом. – Но, мои прекрасные дамы, какова причина пиршества?
– Шедевра! – вскричала Клозильда.
– Хорошая компания! – вторила ей Ванилла.
– Несправедливость… – прошептала Бруни.
– Жил-был художник один,
В лесу дремучем ходил.
Дружбу с троллем водил,
Хотя тот и пил, как свин! – неожиданно звонко затянул шут на известный мотив.
– Хоп-хоу, пей, не жалей! – тут же подключились Клозильда и Ванилла.
– Художник троллю твердил:
Красив и силен ты, мой друг,
А мех твой блестящ и упруг!
И на портрет уговорил!
– Хоп-хоу, пей, не жалей! – с восторгом подпевал «хор».
– Пять дней он его рисовал,
Лучших красок совсем не жалел!
А как тролль от внимания млел!..
На шестой – портрет показал!
– Хоп-хоу, пей, не жалей!
– Тролль был сильно на друга сердит!
Ведь искусство не терпит лжи!
И художник в могилке лежит!
На которой шедевра висит!
– Хоп-хоу, пей, не жалей!
Последние слова заглушил деликатный стук в дверь. Судя по всему, стучали сапогами, подкованными железом.
– Э? – изумилась Клозильда и попыталась встать, намереваясь открыть дверь.
– Сидите, матрона, умоляю! – вскочил Дрюня. – Не стоит шокировать людей. Индари знает, что они подумают о вашем жилище! Я сам открою.
За дверью обнаружился Йен Макхолен в сопровождении патрульных. Окинув теплую компанию не менее теплым взглядом и задержавшись на мгновение на лице хозяйки дома, он укоризненно качнул лобастой головой.
– Господа мои хорошие, вы на часы гляньте, – попросил он. – Людям спать надобно, а вы песни орете, будто коты мартовские. А ну-ка, давайте расходиться по домам!
– А я не желаю! – наморщила лицо Клози, отчего маска пошла трещинами. – Желаю праздновать!
– Прав он, – неожиданно вмешалась Бруни и попыталась встать, – да и мне пора, завтра рано вставать!
Дрюня подал ей руку, другой – вытягивая Ваниллу со стула, как репку с грядки.
– Нуте-с, идемте, мои стрекозки! – явно кому-то подражая (Матушка, как ни силилась, не смогла вспомнить), произнес шут. – Пора вам баиньки!
– Ну настоящий мужик! – обвив его шею руками, повисла на нем жена.
Бычок хмыкнул, наблюдая живописную картину.
– Вы, господин королевский шут, супругу-то вашу до дворца не допрете! – искренне посочувствовал он.
– Конечно, не допру, что я – тяжеловоз, что ли? – обиделся Дрюня. – У Матушки вон заночуем. Теперича, когда мы женаты, имеем полное право спать под той крышей! Да, любимая?
– Настоящий… – простонала Ванилла, кажется засыпая.
– Рад был видеть вас, матрона Мипидо! – попрощался шут и передернулся, вспомнив их встречу.
– До завтра, подруженьки, – замахала ладошками, подбородками и красными волосами Клозильда и широко зевнула. – Грядет шедевра современного искуйства! Грядет!
– Грядет, грядет! – успокоительно улыбнулся Макхолен и закрыл за Дрюней и девушками дверь.
В опустевшей кухне, трогательно уложив зеленое лицо на тарелку с сыром, сладко всхрапывала Туча Клози, и на ее губах порхала нежная улыбка.
Матушка проснулась засветло с мыслью о предстоящем непростом дне. И… не смогла оторвать гудящую голову от подушки странного малинового цвета, вышитой павлиньими перьями. Осознав, что таких подушек отродясь не бывало в доме Хлои и Эдгара Морехода, она испуганно осмотрелась и обнаружила рядом с собой мужской подбородок с легкой степенью небритости. А следом заметила и мужскую руку, обнимавшую ее за плечо.
Сдавленно пискнув, Матушка вскочила и отпрыгнула к стене, разглядывая двоих, спавших на ее кровати. После чего схватилась за голову.
Дрюня Великолепный, на чьем плече она, оказывается, провела остаток ночи, повернулся к Ванилле, зарылся лицом в ее сонно колышущееся декольте и засопел дальше.
– Ох! – снова простонала хозяйка комнаты.
Держась за стенку, добралась до умывальника. Сунула голову в ведро с чистой водой, остудившейся за ночь, подержала до тех пор, пока челюсти не застучали, после чего, обернув волосы полотенцем, осторожно спустилась на кухню. За столом в ряд сидели Пип, Весь, скаливший белоснежные зубы в ухмылке, и очень внимательные сестрички Гретель. Все как один смотрели на Матушку с любопытством.
– Да-а, – спустя молчаливую паузу протянул Пип и подвинул ей кружку с дымящимся отваром трав и пряностей от похмелья. – И где же тебя так угораздило?
Матушка не ответила. Обжигаясь, выдула варево, громко сказала: «Фу!» и поинтересовалась у наблюдателей:
– Мастер Висту уже пришел?
– С первым лучом солнца появится, – хмыкнула Ровенна, – зарянкой прискачет! Мы, хозяйка, без него столы двигать не будем. Вдруг он скажет, что надо по-другому.
– Ты иди в мою комнату, поспи, – заботливо предложил вернувшийся с ночной охоты Весь, – а то как есть умертвие умертвием! С этими двумя разве выспишься?
– Но… – попыталась возразить Матушка, однако Пип раздраженно махнул ладонью.
– Молчи, дочка! – грозно сказал он. – Сказано, спать, значит, спать. И потом, ты забыла? Весь сейчас к пацанам уйдет на целый де