– На караул! – взревел Сормаш.
В обрамлении оборотней в черных мундирах фрейлины, одетые в разноцветные пышные платья, выглядели сущим цветником, усаженным махровыми пионами, гордыми ирисами, стильными лилиями.
Где-то на середине пути из ответвления коридора вынырнула архимагистр Никорин. В серебряном брючном костюме, с лицом, бледностью и тенями говорящим о бессонной ночи, она казалась хрупкой статуэткой, дворцовым украшением, но никак не одной из самых могущественных волшебниц Тикрея.
– Мое почтение, ваше высочество! – пристроившись справа от Бруни, громко сказала волшебница и шепнула ей на ухо: – Шикарно выглядишь!
– Ты… Вы тоже в моем кортеже? – удивилась Матушка.
– Конечно! – возмутилась Ники. – Кто, как не я, согреет вас этим холодным днем! Творение мэтра Артазеля выше всяких похвал, но на дворе зима, не забыли?
– Ох, и правда! – воскликнула непосредственная Ванилла, оглядывая свое потрясающее декольте. – А кто же греет женихов, госпожа Никорин?
– Они морозоустойчивые… – пожала плечами архимагистр.
В огромном холле донжона две процессии – Матушки Бруни и ее высочества Ориданы – слились в одну. Гаракенской принцессе дивно шло нежно-голубое платье, украшенное ослепительно-белыми кружевами с ее родины, однако выражение маленького остроносого личика, решительное и отчаянное, нарушало гармонию. Взглянув на нее, Бруни ощутила укол в сердце – эта принцесса, хоть и старалась изо всех сил выглядеть подобающе, показалась ей испуганным ребенком, которого родители потеряли на ярмарочной площади.
– Подождите меня! – попросила она дядю, отпуская его руку, и направилась к Оридане.
Та взглянула исподлобья. Нервно поправила вьющуюся прядь, выпавшую из высокой прически, украшенной настоящими (в смысле выросшими при помощи магического ускорения) подснежниками.
Не говоря ни слова, Матушка обняла ее и прижала к себе. Ощутила под ладонями худые, дрогнувшие в беззвучном рыдании плечи.
Кто она такая, чтобы осуждать судьбу, оспаривать выбор Пресветлой? Никто. Что она может сделать, желая облегчить гаракенке этот день, который для кого-то вроде самой Бруни должен стать самым счастливым днем жизни? Только поделиться теплом…
– Все будет хорошо! – прошептала она на ухо Оридане. – Выше голову! Не надо бояться!
Та, лишь на миг, подалась к ней, благодарно сжала пальцы. И тут же отстранилась, взглянула холодно и свысока – поскольку была чуть выше Матушки. Произнесла медленно, тщательно подбирая слова:
– Мои поздравления, ваше высочество!
– Мои поздравления, ваше высочество! – эхом ответила Бруни и вернулась к сопровождающим.
– Зато не будет скучать! – пробормотала за спиной Старшая Королевская Булочница, а ее сестра согласно вздохнула.
Ники обернулась и весело заметила, вызвав неожиданный румянец на их щеках:
– Не завидуйте, девоньки!
Когда кортеж остановился у главных дверей, ведущих на площадь, архимагистр поинтересовалась:
– Готовы, ваше высочество?
– Готова! – пересохшими от волнения губами прошептала Матушка.
– Я похулиганю? – лукаво улыбнулась та и, не дожидаясь позволения, сделала изящный пасс, будто кружево плела.
Дворцовые двери охватило бездымное искрящееся пламя, вызвавшее вскрики и обмороки среди толпы фрейлин. Под его воздействием столетний дуб светлел, тек, превращаясь в золотые створы, которые стали медленно открываться наружу, впуская белый свет зимнего дня. Бруни даже зажмурилась – таким ярким он ей показался.
Дворцовая площадь была взята в плен снегопадом. Из аккуратного облачка, словно приклеенного к ясному небу прямо над храмом, сыпались снежники, и грани каждой взблескивали алмазно.
Языки пламени стекли с дверей и поползли на крыльцо, раздвигая толпу придворных, вызывая восторженный рев толпы, вниз по великолепной лестнице, к ожидающему Матушку экипажу, запряженному четверкой белоснежных лошадей. Судорожно вздохнув, та ступила в огненные волны и направилась навстречу судьбе.
В один экипаж с ней сели подруги невесты и Ники, накинувшая на голову серебряный капюшон, что делало ее похожей на боевого мага. Холода никто из них не чувствовал – архимагистр накрыла экипаж защитной сферой, сохраняющей тепло.
– Бруни, – толкнула подругу локтем в бок Ванилла, – ты чего застыла, как благородный статуй?
– А что мне делать? – недоуменно спросила та.
– Ты, главное, улыбайся и маши! – подсказала Персиана. – Вон, гляди, наши стоят!
– Где? – оживилась Матушка.
– Да вон же, справа. Мастер Пелеван с семейством… Матрона Мипидо и мастер Висту… А вон, гляди, стряпчий, мэтр Даугавец!
И точно. Они все были здесь! Огненное семейство Пелеванов: Томазо снял шапку и низко поклонился, когда экипаж проехал мимо, а детишки верещали, как воробьи у кормушки. Туча Клози, бурно вздымая затянутые в цикламеновое груди, потрясала над головой сомкнутыми руками и кричала: «Умница, девонька! Умница! Так их!», а стоящий рядом мастер Висту скромно улыбался и качал головой. В знакомых лицах мастеровых с чадами и домочадцами оживали детское ожидание чуда и восхищение оттого, что чудо свершилось – простая девушка из Квартала Мастеровых нашла своего принца. Лавочники и купцы одобрительно ухмылялись и прикидывали выгоду от знакомства с будущей принцессой – дело есть дело! Взволнованные прачки в нарядных чепчиках кричали: «Долгие лета!» Рядом с ними стоял фигуристый и нарядный Марх Тумсон, увидев которого Персиана увлеклась воздушными поцелуями и чуть не вывалилась из экипажа.
Над толпой поднимался пар: день был морозным. Среди людей бродили разносчики с горячим яблочным соком и подогретым с пряностями вином, разливали с шутками-прибаутками. Напитки, так же как и пирожки с разнообразными начинками, печенья и конфеты, раздавались в этот день бесплатно.
Над головами порхали птички, распевающие известные гимны: «Слава Пресветлой» и «Сердце к сердцу». За их тщательно выверенным полетом, выплетающим в воздухе хитроумные разноцветные узоры, следили дежурные маги, что стояли по всему периметру площади на равном расстоянии друг от друга.
На середине площади было пусто. Здесь заслон из гвардейских полков делил толпу на два полумесяца, оставляя свободным пространство, на котором должны были встретиться кортежи невест и женихов.
Сердце Бруни забилось отчаянно, когда она увидела подъехавшего к ней принца Аркея на великолепном гнедом скакуне. Повелительным жестом остановив экипаж, принц спешился и протянул Матушке руку.
– Пойдем пешком? – зарумянившись от его жадного, горячего взгляда, в один миг заметившего и платье, и прическу, и вообще все, тихо спросила она.
– Лучше! – улыбнулся Кай и… подхватил ее на руки.
– Потащишь меня через всю площадь? – изумилась она, пряча алеющее лицо на его плече от любопытных взглядов.
– Только половину площади… – со свойственной ему рассудительностью уточнил он. – И далее – через всю жизнь!
Позади принц Колей, проводивший их тоскливым взглядом, развернул Петра Снежного и поехал шагом рядом с каретой принцессы, сопровождаемой матерью, ее статс-дамой и вездесущим герцогом Фигли Оришем.
– Прекрасная нынче погода, – глубокомысленно заметил Колей, поклонившись всем присутствующим одновременно.
– Пресветлая Индари и Океанский творец определенно благоволят вашему браку, дети! – царственно улыбнулась королева Орхидана.
В серо-жемчужном, богато украшенном кружевами платье она выглядела потрясающе. Гаракенские кружева отличались от ласурских геометричностью рисунка и острыми краями. Такими же было обшито платье принцессы. Обе они – королева и ее дочь – оттого казались огромными снежинками, упавшими с неба в свадебный экипаж.
Герцог Орли отмахнулся от назойливой зачарованной птички, свистевшей ему прямо в ухо, и лукаво заметил:
– Нашу дорогую племянницу легко нести на руках, ибо стройна, как ива, и легка, как лань!
Королева посмотрела на старшего брата с обожанием.
Его высочество вздохнул. Спешился. Обреченно протянул руку Оридане.
Та, не поднимая глаз, спустилась в его объятия.
Пара смотрелась чрезвычайно эффектно. Высокий, широкоплечий и светловолосый Колей в темно-голубом свадебном камзоле, расшитом серебром, и хрупкая черноволосая принцесса, голубой осколочек льда в его мощных руках.
Толпа одобрительно засвистела и заулюлюкала, приветствуя инициативу. Шаферы, следуя примеру женихов, похватали на руки подруг невест, кроме, естественно, королевы Орхиданы. Лихай Торхаш чуть замешкался, спешиваясь, и когда подошел к экипажу Бруни, подружек невесты уже утащили рю Фринн и его коллега по полку. Оставшаяся сидеть Ники встретила оборотня холодным презрением во взгляде. Не говоря ни слова, тот выдернул ее с сиденья и прижал к груди.
– Вы ошиблись, полковник, – хмыкнула архимагистр, когда Лихай пронес ее уже приличное расстояние. – Я не подружка невесты! Поставьте меня!
– С кем не бывает! – прищурился в ответ тот. – Вам придется потерпеть мою близость, Ники!
Глаза Никорин потемнели, однако она ослепительно улыбнулась:
– Сейчас же отпустите меня!..
– Я слышу в вашем голосе волнующие нотки незаконченности… Продолжайте, архимагистр! Отпустите меня или – что? – Лихай провокационно взглянул на рот Ники.
От подобного хамства та не нашлась, что ответить.
Между тем обе процессии уже достигли храмовой лестницы. В темном камне были высечены следы маленьких туфелек, будто Пресветлая собственной персоной взбегала здесь по ступеням.
Лихай аккуратно поставил драгоценную ношу на ноги.
– Такую, как вы, можно носить на руках вечно! – поклонился он.
– Из-за большой любви, полагаю? – недобро усмехнулась та.
– Из-за маленького веса, – констатировал собеседник и, развернувшись, принялся подниматься по ступенькам следом за принцем Аркеем – священник уже выкрикнул на всю площадь положенный призыв: «Введите деву в Храм!»
Ники только что не сгорбила спину и не зашипела вслед ему взбешенной кошкой. Похоже, он поменял тактику поведения, применив к ней ее же собственную! Негодяй!