Он ослабил хватку и отступил. Уже от дверей сказал спокойно и с улыбкой:
– Благодарю за гостеприимство, Дархан Асаш!
И вышел.
Глава клана, рыкнув, отстранил бросившуюся к нему фаргу и поднялся со стола, куда повалил его гость. Наглая рыжая морда.
Лихай вошел в дом без стука и увидел у кровати закутанную в черные одежды женщину. Тяжелая копна смоляных волос ниспадала ей на спину, и он невольно залюбовался ими, гадая, какое увидит лицо. Единственное, в чем он не сомневался, так это в том, что лицо будет человеческим – запах рассказал ему все о незнакомке раньше, чем он ее увидел.
Она обернулась, и Торхаш стушевался. Ожидал увидеть молодую женщину, однако незнакомка была не молода, хотя и прекрасна. Резкие черты лица, полные яркие губы, не поблекшие от времени. Несколько морщинок в углах глаз и рта указывали на возраст, не делая ее старухой. Лишь взгляд темных, как сливы, глаз – непонятный, невозможный, тяжелый – казался средоточием самого времени, заставляя подчиняться безоговорочно. Этой женщине была знакома изначальная, древняя сила природы, не та, которую маги добывали из Источников, а та, что пронизывала все сущее, позволяя биться сердцу вселенной. Ведьма!
– Зачем ты здесь? – спросила она низким сильным голосом.
– Хотел взглянуть на парнишку, – не стал скрывать Красное Лихо.
Женщина оглядела его и встала. Чуть раздобревшая фигура была по-прежнему статной и сильной. Такую легко представить королевой в золотом венце и пышном платье. Такую легко представить рядом с королем!
– Можешь поговорить с ним. Он слаб, но пироги умял в одно мгновение!
На ее губах мелькнула и пропала неуверенная улыбка. Казалось, эти губы давно разучились улыбаться.
Она вышла, а Лихо, наоборот, подошел к кровати и сел на стул. И встретил смышленый взгляд рыжего веснушчатого парня лет пятнадцати.
– Ненавидишь их? – просто спросил Торхаш.
Уголок рта парня дернулся.
– Есть немного.
– Тебе кто-нибудь говорил, что ненависть порождает только ненависть?
Зохан Рысяш Смерть-с-ветки сверкнул глазами.
– Сам знаю! Они еще у меня поплатятся!
– И ты получишь новый удар в спину или убьешь кого-нибудь и сядешь в тюрьму, – пожал плечами Лихай. – Почему ты не дрался?
– Я дрался! – вскинулся мальчишка, зашипел от боли и упал обратно. На бинтах, туго перетягивающих его грудь и спину, показалась кровь. – Но их было больше… И они все взрослее меня! А мы с Руби только книгу читали! И всё! Они пригрозили ее… Не скажу что, если я сам не уйду. Ну, я и ушел! А это… – он, болезненно поморщившись, кивнул на свое плечо, – в спину прилетело.
– В Ласурии не везде люди и оборотни ненавидят друг друга, – задумчиво проговорил Лихо, будто не слышал слов Зохана, – я живу в славном городе Вишенроге, и там…
Он говорил негромко, словно сказку рассказывал… В душе впервые шевельнулось сожаление о собственных детях. Лихай только с одной фаргой хотел бы иметь их… но ее не было в живых.
Когда он закончил говорить, в карих глазах мальчишки появилась глубокая задумчивость. Здесь и сейчас невозможно было исправить ситуацию, сложившуюся между двумя народами, которые ненавидели друг друга со времен Вечной ночи. Но научиться жить бок о бок, понимать противника, стать сильнее и мудрее, оказывается, можно было!
По спине Красного Лиха потянуло холодком. Знакомое чувство опасности. Он резко обернулся и увидел ведьму, стоящую в дверях. И снова удивился силе ее взгляда, бившего, как клинок.
– Выздоравливай, парень! – сказал Торхаш и встал, освобождая место для целительницы.
– Куда ты теперь? – спросила та, подходя к кровати.
Так спросила, будто они были знакомы целую вечность.
– Догоню фаргу с девчонкой, провожу до деревни… – ответил он.
Она молча кивнула и забыла о нем, касаясь чуткими пальцами окровавленных бинтов.
Лихай вышел наружу, постоял, глядя в небо и не обращая внимания на проходящих мимо и косящихся на него членов клана, легко развернулся и побежал прочь, на бегу превращаясь в красного лиса, идущего по следу.
Посланник ласурского короля ушел, а Дархан продолжал сидеть за столом, сцепив перед собой руки и глядя в пустоту. Вот, оказывается, как чувствуют себя вожаки-одиночки: в ответе за всех, без разбора… Арристо, подобные мысли никогда не приходили ему в голову! Асаш радел за свой клан – весь остальной мир мог пропасть, а он бы и не заметил, если бы дело не коснулось Смертей-с-ветки! Но, может быть, он был не прав? Да нет! Чушь собачья! Точнее, лисья. Как можно верить наглой рыжей морде, как можно помыслить о том, чтобы доверять Редьярду Третьему, в народе прозываемому Ласурским лисом? Все они заодно! Нет, лучше закрыться в своем мирке, ни во что не вмешиваться, как жили они все эти годы… Тогда почему не уходят из памяти промерзшие коридоры Весеречского подземелья, остановившиеся взгляды заключенных в каменные клети оборотней, слюна и кровь, отчаяние, ярость и жажда?
Дверь открылась бесшумно. Дархан ощутил сквозняк и вскинул взгляд – лис вернулся? Зачем? Но на пороге стоял не Красное Лихо, а незнакомец, худой и бледный, закутанный в теплые одежды так, что видны были только глаза, горящие лихорадочным блеском глаза тяжелобольного. Удивительно, но Асаш не понял, кто перед ним – человек или оборотень. Потому что вошедший не источал запаха. В сердце главы клана невольно закралась жуть. Даже мертвые пахнут, и если смерть врага пахнет сладко, то остальные просто воняют. Но кем должно быть существо, лишенное всякого аромата?
– Прости мое вторжение, – прошелестел тихий голос, и незваный гость сел напротив, продолжая кутаться, будто мерз, – я видел, как выходил от тебя тот, кто предал ваш народ, гонец Ласуринга, проклятая кровь!
– Ты кто такой? – хрипло спросил Дархан, стараясь, чтобы голос не дрожал. Веяло от пришельца необъяснимой жутью, от которой хотелось, обернувшись, забраться на верхушку самой высокой сосны.
– Я его тень, – усмехнулся пришелец. – Я – та правда, которую он пытается скрыть, та великая цель, о которой мы все мечтаем тайно, боясь произнести вслух.
Глава клана хотел было задать следующий вопрос, но запнулся и продолжил молча смотреть на незнакомца. Потому что знал, о какой цели тот говорит… Тикрей без людей – свободный, полный лесов и невспаханных полей. Тикрей, где можно выйти из чащи, не боясь получить удар вилами в бок, где не нужно думать над тем, что сказать собеседнику-человеку, чтобы быть не так понятым! Тикрей, полный дичи и покоя! На миг представился Лихай, говорящий: «Брат, мир не изменить! По-другому уже не будет!»
– Вместе мы изменим этот мир, – зазвучал почти бесплотный голос. – Все, что требуется от твоего клана, – не вмешиваться и не сообщать властям, если увидите зараженных, направляющихся в сторону Вишенрога!
– Но мои рыси… – попытался возразить Дархан.
– Если не вмешаются – останутся в безопасности, – оборвал гость. – И смогут насладиться криками людей, например, из той деревни, в которой люди подняли руку на члена твоего клана…
– На Зохана? Откуда ты… – изумился Дархан.
И вдруг понял, что пришелец уже стоит в дверях.
– Загляни в свое сердце, – мертвый голос напоминал шелест сухих листьев, – и ты увидишь, как сильно желаешь этого!
– Постой… – растерянно позвал глава клана.
Он, как и все оборотни, терпеть не мог алкоголь, но сейчас хотелось не просто выпить кружку пива, а напиться до скотского состояния, дабы позабыть навсегда этот день, в который все пошло кувырком.
В дверях было пусто. Ни тени. Ни звука.
В голове главы клана Смертей-с-ветки – тоже.
От выходок любимца Редьярда Третьего – Короля шутов, Повелителя смеха, Господина шуток и Хозяина толп – обычно стенали все, начиная от поломоек и заканчивая самим венценосцем. Женитьба не сделала Дрюню терпимее к человеческим порокам и недостаткам, а даже, пожалуй, добавила в этот список несколько новых строк. Остановить распоясавшегося шута мог только Его Величество (и то не всегда), но случались несколько часов тишины, когда Дрюня вел себя достойно без его приказов, – часы заседаний Большого и Малого королевских советов. В это время шут не вваливался в помещение с какой-нибудь непристойной шуткой или остротой, направленной в самые чувствительные места присутствующих, не передразнивал участников Совета (что с энтузиазмом делал в остальное время), а терпеливо, как Стрема – ужина, ждал под дверями.
Ждал он и сейчас. Малый королевский совет заседал уже больше трех часов – у Его Величества после отпуска наконец дошли руки до требующих внимания дел. Ванилька, которая в связи с назначением Пипа на должность Главного королевского повара была вынуждена уволиться с дворцовой кухни, чтобы вплотную заняться «Старым другом», с утра ушла в трактир. И Дрюня маялся бездельем, ожидая, пока оставленный у дверей королевского кабинета паж не прибежит к нему с известием об окончании Совета.
Скука деятельной натуре шута на пользу не шла. Он сделал акробатические упражнения и растяжки, к которым привык еще со времени путешествия в труппе мэтра Иживолиса, сожрал яблоко, выпил легкого вина, посмотрел в окно, поплевал семечки на стоящих внизу гвардейцев, последил, как, аккуратно переставляя лапы, идет по карнизу здоровенный котище, поймал себя на мысли повторить опасный трюк, вспомнил, что он совсем скоро станет отцом, и передумал. Хотелось прогуляться, однако после встречи с Алли удовольствие от прогулок было испорчено опасением снова с ней встретиться. Дрюне было и стыдно, и смешно одновременно, но эльфийка оказывала на него какое-то магическое влияние, противостоять которому казалось крайне сложным. Стоило только вспомнить ее нежную кожу, лукавый изгиб губ, пушок на щеке…
Когда в дверь его покоев постучал паж с известием, что Его Величество освободились и обедают у себя в кабинете, Дрюня ужасно обрадовался и даже наградил мальчишку монеткой. Хоп-хоу, кто-кто, а братец Рэд с его интригами заставит позабыть о высоких, соблазнительно покачивающихся грудях, тонкой талии и… Тьфу ты, изыди!