Вот поражаюсь, как такие люди вроде Тимура на вылазке умудряются подчиняться беспрекословно, а вот в селении становятся абсолютно другими? Пока катали, я думал, из него веревки можно вить, задавить и заставить делать то, что тебе надо.
А вот и нет, облом!
В селении Тимур становился совершенно другим. Он был в своей стихии, на своем месте, и действительно становился лидером.
Всегда поражался таким преображениям. Действительно, хочешь уметь командовать, умей и подчиняться…
Короче говоря, выбора у меня не было никакого, и я, выклянчив-таки у Семеныча его «Ниву», загрузил в багажник доски, которым предстояло играть роль мишеней, выбрал трех мужиков, что занимались своими делами, и повез искать подходящее под стрельбище место.
Как и ожидалось, мужики к оружию привыкли довольно быстро. В целом не тупили, но и чудес меткости не проявляли. А впрочем, как их с ПМ-ом в руках проявлять? Короче, отстрелялись на твердую тройку, лишь бы я побыстрее отстал, и были таковы.
Отвез я их обратно и взял новую партию. В этот раз всего одного мужика и двух женщин.
Здесь, вопреки моим опасением, показательные стрельбы прошли сносно, без прецедентов.
А вот третья группа «курсантов», в число которых попала и тетка, в свое время пригнавшая меня на разгрузку машины, отожгла по полной.
Одна тетка умудрилась сломать пистолет. В прямом смысле. Уж не знаю, как ей удалось его заклинить, но сделала она это качественно.
Благо, имелся у меня еще один ПМ, которым я заменил вышедший из строя.
Вторая тетка при каждом выстреле вопила громче, чем стрелял ее ПМ. Она в прямом смысле глушила всех нас, да и всю живность в радиусе километра. Адепт крика, блин!
Ну и наконец, моя «любимица» никак не могла справиться со спусковым крючком. И, пару раз надавив на него, повернулась ко мне со словами:
– Кажись, сломалось.
При этом ствол пистолета был направлен мне в живот.
У меня в тот момент вся жизнь перед глазами проскочила. Как первая, так и вторая.
Но, слава богу, ей хватило ума не пытаться из такого положения вновь нажать на спуск.
Еще она умудрилась пару раз выронить оружие после выстрела, однако в целом дальше все было спокойно.
Под конец «аттестации» третьей группы к нам заявился сам Тимур, привезя новых «подопытных».
– Ну что, как тут? Порядок? – осведомился он. – Учатся? Прогресс есть?
– Есть, – уныло ответил я и, бросив взгляд на тетку, явно собиравшуюся о чем-то наябедничать Тимуру, добавил: – Но если ты мне их лупить разрешишь – дело быстрее пойдет.
– Хм… – с каменным лицом Тимур потер подбородок, словно бы действительно всерьез обдумывал мое предложение.
От такой картины все стоявшие после стрельб тетки испуганно распахнули глаза и пооткрывали рты, боясь даже дыхнуть.
– Не, пока лупить не будем, – наконец, принял «взвешенное и обдуманное» решение Тимур, – но если не проявят должного рвения, то…
Тетки хором принялись уверять, что вот кто-кто, но они точно готовы стрелять тут хоть до утра! И им это очень интересно, и вообще, можно бы еще чего попробовать пострелять, а не только из пистолетов.
Ты смотри, какое рвение сразу! Хах!
Тимур высадил новоприбывших и забрал уже отстрелявшихся дам.
Все они, проходя мимо меня, заискивающе улыбались, кивали головами.
– Спасибо! Спасибо, Федор! Когда еще будем учиться?
Вот прав был Аль Капоне – добрым словом и пистолетом (в нашем случае угрозой получения люлей) можно добиться большего, чем добрым словом.
Отработав стрельбу с еще одной группой, я понял, что пора закругляться – приближались сумерки.
С облегчением дождался, пока все «курсанты» поработают с незаряженным оружием, учась его держать, перезаряжать, ставить и снимать на боевой взвод, затем дал немного пострелять, после чего погрузил всех в машину и повез обратно.
Вот теперь-то, наконец, я точно поваляюсь в кровати…
Но нет. Сначала меня дернули обсудить завтрашние планы уже со всеми участниками, а не только с Тимуром, затем еще меня заставили дать лекцию по помповикам и автоматам, которыми завтра планировали вооружиться все, кто ехал в рейд.
Лишь ближе к двенадцати, быстро отужинав успевшей остыть кашей, которую мне любезно оставили соседи по общаге, я отправился спать…
Глава 25 Поиски
Утро выдалось хмурым, холодным, и до кучи дождливым.
Мне бы радоваться, что наконец-то пошел долгожданный дождь, но чего-то не хотелось.
Быть может, потому что была дикая рань, и я люто ненавидел в такое время вставать, быть может, сам дождь был промозглым, холодным, уже ни разу не летним, а что ни на есть осенним.
Это был еще не ливень, но уже близко к тому – крупные капли падали на землю, траву и кусты, били по листьям деревьев, по моей куртке и капюшону.
Непрекращающийся шелест, доносившийся отовсюду, словно бы нашептывал: «Останься дома…на кой оно тебе все надо?».
Но нет. Надо.
По такой погоде путешествовать, конечно, не очень хочется, но зато шум дождя позволит нам проскочить незаметно для мертвяков, а стоящая дождевая пелена, быть может, скроет от глаз тех, кто может замыслить против нас недоброе…
Я дошлепал таки до «Форда» и распахнул дверь.
– Оп-па…
– Давай назад, – заявил мне Семеныч, сидящий справа от водителя.
– А ты тут каким боком? Иди в свою машину!
– Не пойду, – отрезал Семеныч, – пока все вместе будем ездить – я в вашей.
Ладно, хрен с тобой. Выгонять его с места я не стал. И чего это его, интересно, заперло к нам?
Я влез на заднее сидение и поздоровался с Данилой, уже сидевшим здесь.
– Ну что, поехали? – спросил Тимур, сидевший за рулем.
– Давай, покатили, – ответил я за всех и тут же обратился к Семенычу: – Так и все-таки, ты чего к нам залез? Ты ведь должен был во второй машине ехать, вместе с Палычем, Андреем и Кужухом!
– Не хочу, – буркнул он, – Палыч еще вчера достал своим нытьем. Я еще машину сегодня открыть не успел, уже начал канючить похмелиться. А от самого штырь такой, что закусить хочется…
– Слышь, Семеныч, – осторожно спросил я, – а ты не в завязке, часом?
– Ну, в завязке, – буркнул он, – а что?
– Давно?
– Полгода где-то…
– М-м-м…
– Чего?
– Не-не, ничего.
– Да чего? Что не так?
– Понятно, откуда такая нелюбовь к Палычу. Это зависть, Семеныч.
– Какая еще зависть? – возмутился он. – Чему там завидовать? Алкашу?
Я просто пожал плечами и повернул голову к окну, наглухо игнорируя разбухтевшегося Семеныча.
Зависть-зависть, Семеныч, даже не отпирайся…
Вообще, заметил интересную штуку: кто завязался, причем недавно, люто ненавидит пьющих, причем любых. Был у меня на работе один такой. Нюх прямо как у собаки – с ходу мог назвать, что и сколько ты вчера выпил. И любого, от кого несло перегаром, тут же записывал во враги народа.
Нет, может, конечно, далеко не все закодированные так остро реагируют на пока еще «действующих спортсменов», но я иных не встречал. Вот и Семеныч – яркое доказательство и пример того, что я наблюдал ранее.
Спустя минут тридцать, когда мы уже выскочили на трассу, а Семенычу надоело бубнить, и он заткнулся, ко мне повернулся Данила.
– Ну что, придумал название для своей снайперки?
Я, уже десять раз пожалевший, что вообще ему это ляпнул, скривился и ответил:
– Нет еще.
– А я придумал, – заявил Данила, – Саймон!
– Почему Саймон? – удивился я.
– Ну, смотри, все подходит: карабин ‒ это он? Вот имя мужское. Плюс и фамилия похожа…ну, того мужика, что карабин придумал?
– И чем похожа?
– Ну как же? – искренне удивился Данила. – Снайперский карабин Саймонова…
– Во-первых, не снайперский, а самозарядный, во-вторых, не Саймонова, а Симонова. И в-третьих, забудь, я передумал.
– Ну, Симоной тогда назови, – не сдавался Данила.
– Подумаю, – пообещал я.
– Вот ты мне лучше скажи, отрок, – вмешался в наш разговор Семеныч, – чему вас в школе учили, что ты даже не знаешь, как СКС расшифровывается?
– Да чему учили? – пожал плечами Данила. – Фигне всякой. Кто когда родился да помер, кто кого убил.
– И что, хоть одну дату запомнил, бездельник? – спросил Тимур.
– Ну! – кивнул Данила. – Вот, например…
Он несколько секунд морщил лоб, а затем изрек:
– Вот, например, Пушкина зарезали в 1837 году.
– Зарезали? – переспросил Тимур и даже повернулся, чтобы поглядеть на сына. – И кто же его зарезал?
– Не помню, – честно признался Данила.
– Дантес! – подсказал я.
– Это певец, что ли? – нахмурился Данила.
– Не, не певец, – встрял Семеныч, – не помню кто, но помню что сидел. В этом, как его, в замке Иф. Про него еще Жан Рено писал.
– Жюль Верн писал! – возмущенно поправил его Данила. – Жан Рено – это Леон.
– М-да? Ну и ладно! – отмахнулся Семеныч.
Я настолько офигел от этого диалога, что еле сдерживался, чтобы не заржать в голос. Последней каплей стала фраза Тимура, произнесенная голосом, полным безысходности и отчаянья:
– На хер так жить? Господи, жги этот мир! Мы готовы!
Я уже не смог сдерживаться и принялся ржать.
– Да ты чего? Что не так? – встрепенулся Данила.
– Ой, мля… – мне даже слезы пришлось вытирать – от смеха заплакал. ‒ Так-то, Пушкина застрелили на дуэли, и да, Дантес. Только не тот, что сидел в замке Иф. Он, вообще-то, выдуманный персонаж. И замок Иф написал Дюма. Кстати, было мнение, что Пушкин вовсе и не умер после дуэли, а уехал из страны, взял новый псевдоним – Дюма, и писал уже под ним.
– А что, они прям так похожи были? – осведомился Данил. – Ну, Пушкин и Дюма.
– Оба чернокожие, оба талантливые писатели и…
– Чернокожие? – удивленно уставился на меня Данила.
Повернулся и Семеныч. Он тоже не пропустил это мимо ушей и на всякий случай даже уточнил:
– Че, негры, что ли?
– Ну…да.
– Ничего себе…серьезно?
Некоторое время мы ехали, продолжая обсуждать классиков, их работы, но, в конце концов, наши беседы прервал Тимур.