откликнулись группы поддержки не только из соседних подразделений, но даже из смежных районов. Одна группа кинулась на помощь аж с того берега Темзы. Однако личный состав Особой команды, хотя и находился в пяти минутах езды от места происшествия, даже не почесался.
Я сообщил Шпику Два, что в подмоге не нуждаюсь. Как офицер полиции с двадцатилетним стажем, я вполне способен разобраться с жалобой на доставляющих неудобства соседей. Что ж, Шпик Два предоставил дело мне, но я заметил, что он продолжает околачиваться снаружи.
Я сказал, что данный случай касается «беспокойных соседей», потому что считал, что дело обстоит именно так. Миссис Акума думала, что у нее в мансарде поселился призрак. Я подозревал, что это либо крысы, либо летучие мыши, либо, что более вероятно, нечто связанное с рядом стоящим нежилым домом. Казалось возможным, что какие-нибудь бродяги, если они нашли пристанище по соседству, могли забраться и сюда по смежной стене. Я вызвался пойти наверх и посмотреть.
Верхняя комната миссис Акума на самом деле больше напоминала чердак, чем мансарду. Однако ее сын, строитель, настелил пол и соорудил лестницу, так что я поднялся с легкостью. Внутри помещение, забитое обычным хламом, несмотря ни на что, было довольно просторным. Сын миссис Акума отлично потрудился. Прочный пол, электрическое освещение, внутренняя сторона крыши обита планками, к западной, восточной и торцовой стенам добавлена деревянная обшивка для теплоизоляции. Стена, примыкающая к соседнему дому, не обшита и не изолирована — она кирпичная. Пробить ее никто не пытался. Никаких следов пребывания тут грызунов или летучих мышей я не заметил — ни помета, ничего, — так что заверил миссис Акума, что она наверняка слышала воркование голубей на карнизе: объяснение, удовлетворившее леди лишь частично.
К 01:01 я вернулся в машину и снова связался с диспетчерской, узнать, нет ли вестей от констебля Макинтоша. Известий от него не поступало, но диспетчер сообщил, что констебль Баркворт затребовал автозак на Хикс-авеню. Я попросил уточнить обстоятельства, и диспетчер, едва сдерживая смех, сообщил мне, что к патрульному констеблю Баркворту подошел мужчина и заявил о покушении на его пение.
В 01:07 я прибыл на Хикс-авеню и обнаружил там констебля Барк-ворта и задержанного.
В арестованном я сразу узнал Уэйна Дэвлина, наркомана и алкоголика, не раз привлекавшегося за драки и хулиганство. Баркворт сказал мне, что арестовал Дэвлина по подозрению в попытке преступного причинения ущерба. При этих словах Дэвлин начал ругаться и дергаться, да так, что мы вдвоем едва удержали его, хотя он и был в наручниках. Я напомнил Дэвлину, что по Закону о чрезвычайных полномочиях полиции нам предоставляется полная свобода действий в отношении тех, кто оказывает сопротивление при задержании. Он попытался меня пнуть, но я вытащил пистолет, и он сразу присмирел.
Дэвлин настаивал на том, что он — оскорбленная сторона. Он объяснил, что у него сложная ситуевина с соседом, восьмидесятилетним стариком, ветераном войны Вильямом Гербертом, который несколько раз жаловался в районный совет на громкую музыку в квартире Дэвлина. Пьянчуга похвастался, что каждую ночь, возвращаясь домой из паба, он останавливался и мочился в почтовый ящик Герберта. А сегодня сосед поджидал хулигана с другой стороны, и, едва Дэвлин вставил пение, старик захлопнул крышку ящика. Дэвлин, по его словам, и по-ссать-то больше не может, да и подрочить, видать, уже не придется. Он сказал, что шел в Льюишемский госпиталь, заметил патрульную машину и остановил ее. Добросовестно, с наилучшими намерениями пожаловался он на своего соседа, и вот те на — его же и арестовал какой-то тупой козел, которому не отличить дубинки от собственной задницы.
Что ж, дело тут несложное. В данном случае нет смысла обвинять Дэвлина в нанесении ущерба. Речь, скорее, идет о непристойном поведении и, возможно, о нарушении общественного порядка, на тот случай, если уголовный суд выкинет коленце и сочтет дельце «не стоящим свеч». Но я решил, что сейчас мне не обойтись без констебля Баркворта. Он хотел снять свидетельские показания с Вильяма Герберта и затем препроводить Дэвлина в Гринвич. А я велел ему связаться по рации с КПЗ Гринвича, сообщить об обстоятельствах ареста и быстренько встретиться с Гербертом, предупредить старика, что мы подробно расспросим его обо всем утром.
В 01:25 автозак увез Уэйна Дэвлина с Хикс-авеню.
Я возобновил поиски патрульного констебля Макинтоша, предупредив констебля Баркворта, что мне понадобится его помощь, как только он завершит свои дела.
К 01:30 патрульный констебль Макинтош не выходил на связь вот уже три с половиной часа.
Я официально уведомил диспетчерскую о пропаже одного из наших констеблей и настоял на передаче данной информации инспектору Мэйкуэйту, чтобы он мог контролировать ситуацию и привлечь группу поддержки из другого подразделения.
В 01:35 диспетчер доложил мне, что инспектора Мэйкуэйта нет в его кабинете в Гринвиче и он не отвечает на радиовызовы, но что ему оставлено сообщение.
В 01:36 констебль Гейтвуд известила меня о том, что доставила арестованных куда надо и вновь приступила к патрулированию. Я немедленно привлек ее к розыскам констебля Макинтоша.
В 01:48 констебль Баркворт доложил, что он освободился и также готов приступить к поискам.
В 01:55 диспетчерская сообщила о новом звонке от миссис Акума с Ледисмит-кресент, 12. Очевидно, «привидение» снова там.
В 02:03 я опять подъехал к церкви Всех Святых. Заметил Шпика Два, стоящего перед своей машиной. Шпика Один видно не было.
В 02:04 я постучал в дверь дома номер двенадцать по Ледисмит-кресент.
Миссис Акума откликнулась немедленно. Она, заплаканная, была в пальто и с сумочкой. Старушка заявила, что не может оставаться здесь, так как слышать шум в мансарде для нее невыносимо. Я заверил ее в том, что, когда я осматривал помещение в прошлый раз, там никого не было. Она утверждала, что искать снова нет смысла, поскольку духи невидимы. Вместо этого она попросила меня, хотя, возможно, тут больше подошло бы слово «взмолилась», отвезти ее в дом сына в Кэтфорде. Она уже связалась с ним, и он согласился приютить матушку на ночь, но подхватить ее на машине не смог — признался матери, что за ужином пропустил пару бокалов.
Миссис Акума оказалась в затруднительном положении и была очень огорчена. Пользоваться общественным транспортом в этот час для нее небезопасно. Не хотелось ей и вызывать такси. Тот водитель, серийный маньяк, изнасиловавший нескольких пассажирок прошлой осенью в Бекслихите, заставил многих женщин отказаться от услуг такси поздней ночью. Так что я согласился доставить ее по адресу.
Кому-то, возможно, покажется, что я манкировал своими прямыми обязанностями, тем более что у меня пропал человек, но в этом районе Лондона живет так мало приличных, законопослушных людей, что бросить старушку на произвол судьбы в трудный час было абсолютно невозможно. Когда мы проезжали мимо церкви Всех Святых, миссис Акума посмотрела на нее с нескрываемым страхом. И пробормотала что-то вроде: «Вот центр всего плохого».
В 02:19 я ехал в сторону Кэтфорда по Хитер-Грин, с миссис Акума на пассажирском сиденье, когда услышал сообщение из диспетчерской для констебля Гейтвуд. В нем говорилось о голой женщине, которую видели возле Элиот-парка.
Я снова уловил веселье в голосе диспетчера и рассердился. «Доггеры», «свингеры», как бы ни назывались в Интернете группы извращенцев, собирающихся ночами на оргии в определенных лондонских парках, в настоящее время о них стало почти не слышно. Неуклонно растущий уровень преступности положил конец подобным ночным забавам, так что я не мог не удивиться и не встревожиться, что же означает появление этой обнаженной женщины.
В 02:25 я въехал в Кэтфорд, когда мне позвонили на мобильный.
Это был сержант Бачанан, дежурный по камере предварительного заключения в Гринвичском полицейском участке. Он сообщил мне, что задержание Уэйна Дэвлина оформлено, но тот жалуется на ранение и требует оказания медицинской помощи. Сержант Бачанан сказал, что у них слишком много арестованных в связи со стычкой двух группировок и никто из его персонала не сможет сопровождать Дэвлина, так что эту честь придется взять на себя офицеру, задержавшего «милашку Уэйна».
В 02:26 я отправил сообщение констеблю Баркворту, приказав ему отложить розыски констебля Макинтоша и отправляться в Гринвичский полицейский участок, забрать своего пленника и нянчиться с ним до самого госпиталя. Я также связался с диспетчерской, спросил, не появилось ли информации о местонахождении инспектора Мэйкуэйта, на что мне ответили, что с ним до сих пор не выйти на контакт. Я потребовал, чтобы они официально объявили о его отсутствии и через его голову запросили помощи у других районов, поскольку у нас катастрофически не хватает людей.
В 02:32 я прибыл на Калверли-роуд в Кэтфорде и передал миссис Акума на попечение ее сыну Стивену.
В 02:44 я возвращался по Ли-роуд и услышал, как диспетчер связался с констеблем Гейтвуд и сообщил ей, что обнаженную женщину видели вторично входящей в Элиот-парк с северной стороны. Похоже, женщина была не только голой, она была измазана кровью и грязью. Я тут же вызвал диспетчерскую и попросил связать меня напрямую с патрульным констеблем Гейтвуд.
Я сказал, что присоединюсь к ней. Пускай она войдет в парк с севера, а я с юга, и мы двинемся навстречу друг другу.
В 02:48 я проезжал мимо церкви Всех Святых, направляясь к Элиот-парку, когда мне сигнализировал Шпик Один. Он спросил, не знаю ли я, где его коллега (Шпик Два), поскольку тот не отвечает на вызовы. Шпик Один объяснил, что он обходил церковные земли, но по возвращении обнаружил их «ауди» пустой. Я ответил, что не знаю, где Шпик Два, но сказал, что он проявлял интерес к дому через дорогу — номеру двенадцать по Ледисмит-кресент.
В 02:53 я подъехал к южному входу в Элиот-парк и связался по рации с патрульным констеблем Гейтвуд. Она уже была у северных ворот и готовилась войти.