Но, пожалуй, их это и не интересовало. Кто я для них — всего лишь еще одна особа, ищущая безопасное место для ночлега. Все фальшь: и их охрана, и вежливость, мол, женщина должна осматривать жен-
День, около полудня. Вид на ту же длинную широкую улицу, перегороженную машинами, автобусами и грузовиками. Подергивания камеры указывают на то, что оператор идет к транспортному завалу.
Рядовой Джолин Линдблум: Пожалуй, мы разведаем, что тут происходит. Мне хочется знать, действительно ли они водят машины. Похоже на то. Не удивлюсь, если они расчищают улицы. Другие дороги тоже перегорожены автотранспортом...
Камера направлена прямо на груду. Машины и фургоны громоздятся штабелем на опрокинутых набок автобусах. Камера поднимается, показывая верхушку подъемного крана со свисающим крюком, виднеющегося за барьером из машин.
Мужской голос: Кто ты и что тут делаешь? Отвечай! Что тебе надо?
Камера виляет влево, останавливается на мужчине, высовывающемся из помятого полицейского патрульного автомобиля и целящегося из винтовки прямо в объектив.
Джолин: Извините, я нездешняя. Где я?
Мужчина: На Четырнадцатой улице. Что ты тут делаешь?
Джолин: Пытаюсь найти безопасное место.
Мужчина [все еще целясь]: Да? И как, успешно?
Джолин: Это ты мне скажи.
Мужчина: Ладно, только сперва отключи свою чертову камеру...
Камера снимает снизу, где-то с уровня пояса, показывая почти стандартную уличную сцену ДЗ (До Зомби). Магазины открыты, по тротуарам ходят люди, но движения машин не наблюдается, а многие люди вооружены — они, очевидно, в патруле и время от времени переговариваются по рациям.
Джолин: Это что ... тот парень продает соленые крендельки?
| Камера показывает обычный лоток уличного торговца.
&
Женщина [впоследствии фигурирует как «Клаудия»]: Любишь крендельки?
Джолин: Ну конечно. Кто ж их не любит.
Клаудия: Пять баксов.
Джолин: Вы пользуетесь деньгами?
Клаудия: А чем еще нам пользоваться?
Джолин: Ну, не знаю. Бартер?
Клаудия: Вся страна расплачивается деньгами, и тут точно так же.
Джолин: Вы слышали что-нибудь? От правительства или ...
Клаудия: Сеть все еще работает. А если Сеть работает, старые добрые Соединенные Штаты нашей Америки должны заниматься делом.
Камера снова показывает дорогу. Маленький мальчик на трехколесном велосипеде едет прямо на камеру, находящуюся на уровне его носа. За миг до того, как он врезался бы в объектив, камера взлетает, переворачивается, показывая тротуар; скрежет ненадолго заглушает иные звуки, потом камера возвращается в прежнее положение.
Клаудия: ...Чтобы, когда все кончится, оставили Четырнадцатую пешеходной зоной. Нас это вполне устраивает.
Джолин: Угу, тут, это ... уютно. Не совсем то, что я ожидала, когда увидела все эти автобусы и прочее.
Клаудия: Да? И что же ты думала?
Джолин: Честно? По мне, так это вроде сцены из «Безумного Макса»1 Без обид.
Клаудия: Ничего. Для смутьянов это может стать вроде сцены из «Безумного Макса». Более чем «вроде».
Джолин: Смутьяны?
Клаудия: Обед для зомби.
Джолин [нервный смешок]: Я имела в виду...
Клаудия: Я знаю, что ты имела в виду. Любой, кто нарушает закон, — смутьян. У нас зона, свободная от преступности. Никаких грабежей,
точную перепись жителей, следить за безопасностью периметра. Это s среди прочего. Ну как, хочешь остаться?
Джолин: Э, ну... нет, не очень.
Клаудия: Так я и думала. Сколько у тебя денег?
Джолин: Что?
Клаудия: Сколько у тебя денег?
ч
Рокот вертолета. Камера шарит по серому небу, пока не находит вертолет.
Рядовой Джолин Линдблум: Вот дерьмо, он и правда там! Эй! Эй!
Джолин: Я ...
Мужчина [кричит, захлебываясь]: Положи эту чертову камеру и сделай это! И про меня не забудь!
Камера стоит на земле. Окровавленная грудь мужчины поднимается и опускается.
Мужчина: Вот так, двумя руками, сверху вниз. .. как можно сильнее. ..
| Звук рубящего удара, скрежет железа об асфальт.
Мужчина: Один есть ... пять. .. осталось. ..
| Звук рубящего удара.
Джолин: [клокочущий хрип без слов]
Мужчина: Еще! Надо... до конца.
I Звон металла об асфальт, звук рвоты.
Мужчина: Не останавливайся! Нет!
Рубящий удар, звон железа. Кашель.
Четвертый рубящий удар, затем визг.
Джолин: Он выпутался!
Мужчина [севшим от страшной боли голосом]: Не обращай внимания! Руби его гребаную голову!
Джолин: [вскрикивает без слов; три рубящих удара]
Мужчина: Хорошо, с этим все. Еще один, и иди.
Джолин [плачет]: О господи. ..
Мужчина: Эй, ты у меня в долгу... сама виновата! Ну же, мне худо! Руби, леди! Руби ее! Руби ...
Джолин кричит.
Рубящий удар: тело мужчины обмякает.
[КОНЕЦ ФАЙЛА]
Камера показывает лицо Джолин в полутьме; яркие разноцветные огни где-то позади камеры освещают девушку.
Рядовой Джолин Линдблум: Я чуть все не стерла. Мне было так хреново. Забралась сюда и отключилась, собиралась стереть, когда проснусь. Но потом увидела это.
Камера поднимается и разворачивается. Вид из окна ресторана на Таймс-Сквер. Многие огни по-прежнему горят. Работает один гигантский экран; на нем демонстрируется Videofil.e_01.mp4, самолет в Гудзоне. До конца ролика осталось немного.
Джолин: Не знаю, кто это сделал. Не знаю, как они это сделали. Или почему. Может, потому, что если снято, то надо показать.
Videofil.e_01.mp4 заканчивается. Экран чернеет на несколько секунд, потом появляются слова, все заглавными буквами:
ДО ЭВАКУАЦИИ 1 ЧАС 45 МИНУТ. ЕСЛИ ВЫ ЧИТАЕТЕ ЭТО И НАХОДИТЕСЬ ЗА ПРЕДЕЛАМИ ПЯТИДЕСЯТОЙ УЛИЦЫ, ЗНАЙТЕ, ЧТО ДО ЧАСА «Ч» ПОКИНУТЬ МАНХЭТТЕН НЕВОЗМОЖНО. ИДИТЕ К ОДНОМУ ИЗ ОСВЕЩЕННЫХ РАЙОНОВ НА ПЯТОЙ АВЕНЮ:
[ПОЯВЛЯЕТСЯ КАРТА МАНХЭТТЕНА, ЧЕТКО ОБОЗНАЧЕНЫ ТОЛЬКО ПЯТАЯ АВЕНЮ И НЕСКОЛЬКО ПЕРЕКРЕСТКОВ]
ЛЮБОЕ ЖИВОЕ СУЩЕСТВО В ЭТИХ ТОЧКАХ НЕ ПОСТРАДАЕТ.
ЕСЛИ ВЫ В РАЙОНЕ ОДИННАДЦАТОЙ УЛИЦЫ, У ВАС ДОСТАТОЧНО ВРЕМЕНИ, ЧТОБЫ ДОБРАТЬСЯ ДО ОДНОГО ИЗ КОНТРОЛЬНЫХ ПУНКТОВ, ОТКУДА ВАС ПЕРЕПРАВЯТ В БЕЗОПАСНОЕ МЕСТО.
НЕ ПЫТАЙТЕСЬ ПРОНЕСТИ С СОБОЙ ОРУЖИЕ ИЛИ ЧТО-ЛИБО, ЧТО МОЖЕТ БЫТЬ ИСПОЛЬЗОВАНО КАК ОРУЖИЕ. ВАС ПОДВЕРГНУТ ОБЫСКУ. ОТКАЗАВШИЕСЯ БУДУТ ИЗГНАНЫ ИЗ ТРАНСПОРТА. ЛЮБОЙ, У КОГО ЕСТЬ ОТКРЫТЫЕ РАНЫ ИЛИ РАНЫ, НЕДАВНО ЗАЖИВШИЕ, СТАНЕТ ОБЪЕКТОМ ДАЛЬНЕЙШЕГО ИССЛЕДОВАНИЯ, ПРЕЖДЕ ЧЕМ БУДЕТ ДОПУЩЕН НА БОРТ.
Экран снова чернеет. Потом появляются новые слова:
НА САМОМ ДЕЛЕ МЕСТ УЖЕ НЕТ, И ВЫ, СКОРЕЕ ВСЕГО, ВСЕ РАВНО СДОХНЕТЕ. ТАК ЧТО МОЖЕТЕ СПОКОЙНО ОСТАВАТЬСЯ ЗДЕСЬ И ПОМЕРЕТЬ.
Снова черный экран; потом — замедленная запись взрыва моста Триборо, во все стороны разлетаются тела.
r
*- Записка, прикрепленная к [подпись неразборчива]
L — — — — — — — —
[Из -компьютерных записей Уильяма Хэлловэя. Имя папки: «Рассказы в работе»]
. ... .
САМОЕ ДЛИННОЕ РАССТОЯНИЕ МЕЖДУ ДВУМЯ ТОЧКАМИ Уилл Хэлловэй
Я не отправился на луну, я отправился много дальше — ибо время есть самое длинное расстояние между двумя точками.
Теннеси Уильямс (292 2-2983). Стеклянный зверинец
ПОСЛЕДНИЕ ДНИ МОЕЙ МАТЕРИ были долгими, неподвижными, как постельное белье в пустой комнате, и безмолвными, как пыль, оседающая на ненужной мебели.
[Дневник Джеффри Вильсона — запись от пятницы, 7 июня]
Т
Пятница, 22:08
Днем из Нью-Йорка позвонила мама. Говорит, дела там не слишком хороши, с этой их чумой - которую называют «погибелью», что, по мне, звучит очень уж зловеше: назвали бы,допустим, «приобщение», хотя, кажется, это уже было где-то использовано. Может, «большая хворь», как в том старом фильме с Богартом. Все равно люди с «погибелью» бродят по Манхэттену, откусывая у других людей шматы мяса. Мне все еще трудно в это... Так, пришла Лиф. Отправилась в спальню, включила свет. Думаю, она посмотрела сюда - у меня тоже включен свет, горит лампа на столе, за которым я пишу. Уверен, она знает, что я здесь. Подошла к окну, открыла форточку. Взялась за занавеску. Ну-ка посмотрим ... Да, теперь я уверен. Она задернула занавески, но правая проехала чуть дальше, чем надо, так что у стены осталась незакрытая полоса, и я по-прежнему вижу комнату Лиф. Правда, s ;i\i\ ее сейчас не вижу. Может, она пошла в ванную или еще куда. В любом слугае папа сказал, что мама вернется, как только сможет, не станет задерживаться в Манхэттене. В новостях и газетах только и твердят об «окончательном решениИ>>. Когда я спросил папу, что это такое может быть, он замялся и сказал, что они собираются огородить
Нью-Йорк, как в том фильме Карпентера 30 , но я же не дурак. Пускай мне всего четырнадцать - ну, исполнится через месяц, - но я знаю, что собираются бомбить Манхэтен, как Лондон. Лиф вернулась в комнату. Господи боже! На ней только лифчик и короткая юбочка. Лифчик... Так, меня позва папа. Он уходит. Это хорошо. Возвращаюсь к приятному. Лифчик голубой, светло-голубой, насколько я смог разглядеть. Юбка белая, а может, кремовая. Только что Лиф расстегнула молнию и уронила юбчонку на пол. О боже - трусики в тон, крохотные такие. Лиф стоит прямо перед незадернутой частью окна, складывает юбку. Тщательно так. Теперь она повернулась - ого, вот это — и подошла
к стулу. Просто положила юбку на стул. Надо взять папин бинокль и держать его у себя в комнате. Нет, он захочет знать, где бинокль. Хотя опять-таки нет, слишком он озабочен «погибелью», чтобы беспокоиться о каком-то бинокле. Лиф только что поправила занавеску. Интересно, может, она заметила меня, лежащего на столе, прижавшись носом к стеклу. Надеюсь, нет. Н^но начать новый рассказ. Надеюсь, останется мир, в котором я смогу писать. Это будет рассказ о зомби - так их называют... тех, кто болен «погибелью»: зомби. Наверное, это будет история о коммивояжере крупной компании, подхватившем «погибель» и принесшем ее в маленький городок. Назову, допустим, «Торговец „погибелью"». В окне Лиф никакого движения. Продолжение завтра.