— Ты, ублюдок! Ты всем нам смертный приговор подписал! Сейчас все твари этого города сбегутся на твой выстрел! — Сергей достал пистолет и добил выживших зомби.
— Откуда я знал, я же не знал, я хотел помочь… — пролепетал Егоров.
— Ну теперь нам точно никто не поможет — вздохнул Нурдин.
С коридора послышался топот, бежало не меньше десятка зомби…
— Ну что друг, помирать так с музыкой? — грустно ухмыльнулся Сергей и передернул затвор. Стоя с автоматами напротив двери они не заметили, как президент убежал в свою тайную комнату…
— Значит так люди, сегодня важный день. На связь со штабом вышел президент Республики. Он смог настроить спутниковый телефон и связался с нами. Он жив, и его надо вызволять. Президент Егоров находится в Доме правительства, в своем кабинете на третьем этаже. Три команды, ранее посланные на его поиски не вернулись, что говорит об опасности данного задания. Однако и вознаграждение будет соответствующим. Так что, добровольцев прошу за мной, для дальнейшего инструктажа…
У приемщика вспотели ладони. Верный знак удачного дня! Три недели как не было ни одного ВИПа. Мэр Якутска, доставленный неделю назад пока не в счет, тот был заражен и ранен. Не факт, чтоб выкарабкается. А тут сразу президент, да еще и живой! Целых пять команд записались на задание, а значит, кто-нибудь да и притащит этот золотой мешок…
Гордей СпиридоновДОБРЫЕ СОСЕДИ
Бытыкыевы с самого начала показались мне подозрительными. Возможно из-за того, что я оказался единственным свидетелем их прибытия на нашу тихую, но уютную асфальтированную улочку. Ведь дело происходило глубокой осенней ночью. И я очень кстати пришелся со своей бессонницей, для того чтобы быть удостоенным воистину удивительного зрелища. Бытыкыевы же ужасали и восхищали до глубины души. Мало было того, что они своим ходом приехали из какой-то совершенно затерянной на кривых берегах Вилюя деревеньки Сунтарского улуса на раздолбанной до состояния полнейшей рухляди «Ниве». Так ко всему прочему к заднему бамперу чудовищного создания отечественного Автопрома были привязаны корова со свиньей.
Добрые соседи.
Которые, как и впереди шествующая машина, особой красотой не отличались. Даже наоборот. Корова была страшна как смертный грех. Или, по крайней мере, как корова смертного греха. А свинья выглядела так, как будто она этот смертный грех изнасиловала и убила. А потом и вовсе съела.
На усталом неприлично канареечного цвета багажнике несчастной «Нивы» было уложено груза как бы не больше, чем весила сама машина, вместе со всеми своими косорукими сборщиками и кривоглазыми конструкторами, явившими ее миру. Опечатанные сургучом фанерные коробки самого разнообразного калибра, мешки топорщащиеся острыми углами, рулон сена, колченогие табуреты, израненная тумбочка, прожженная насквозь столешница, какие-то перекрученные штуковины непонятного назначения и гроб. Гроб возлежал на вершине барахольного кургана с достоинством шотландского короля, павшего в жестокой сече и успевшего перед своей смертью самолично зарубить четверть вражеского войска, тем самым послужив причиной победы своего народа. И потому впечатление производил немаленькое. Но всякий восторг и ужас от увиденного мерк по сравнению с тем восторгом и ужасом который возникал при виде самих Бытыкыевых.
Из выстрадано застонавшей и ставшей, возможно на веки вечные, машины выбрался хозяин дома и отец семейства. Удивительно азиатского вида мужик. Низкорослый, круглый, с огромной сплющенной головой, с шарообразным животом, короткими ногами и толстыми руками. Просто колобок какой-то, а не человек. С плоским носом, раскосыми глазками и поистине «ханской» бородкой и усиками. При виде которых у любого человека приличного возраста и разумения вспоминался эпизод из фильма об Илье Муромце, где на фоне степи усаженной тысячью шатров Хан оглаживал свою бородку и выспренно произносил «Иду на Киев!» после чего собственно и шел к нему.
За ним из жестяного чрева «Нивы», не смогши открыть заклинившую насмерть дверь со своей стороны, выбралась его лучшая половинка. Дылда. Каланча. Башня. Верзила. Годзилла. Супруга колобка оказалась его абсолютной противоположностью. Тощая и высокая. С тонкими и длинными ногами и руками. С крохотной головкой на лебединой шее. И это было вовсе не приукрашиванием. Шеи у лебедей может и изящные, но изогнутые под углом, несовместимым у людей с таким понятием как красота. А вот личико, практически незаметное на фоне ее вертикально-гигантского тела, было очень даже не дурным. Можно сказать, красивым. Даже на мой взгляд. А ведь я не заглядываюсь на женщин по ряду естественных причин.
После всего увиденного можно было бы ожидать и выхода остального семейства. Но меня ждало разочарование. Больше никто из машины не вылез. Вместо этого госпожа Каланча отворила ворота, а хан Колобок поднатужившись и крякнув, вручную закатил погибшее славной смертью средство передвижения внутрь ограды. Как бы особо и не возмутившись полному салону пассажиров, тонне хлама на крыше и ужасным животным на привязи. И захлопнул за собой ворота.
Кстати о воротах. Ворота эти, изящные и прочные, закрывали и отворяли проход на земельный участок в двадцать пять соток размером. На доброй земле которого стояли непоколебимо трехэтажный каменный особняк со всеми благоустройствами и круглогодичной оранжереей взамен крыши, гараж на пяток дорогих автомобилей и сарай, более смахивающий на бункер, способный уберечь своих хозяев и их добро не только от непогоды, но и от атомной войны. Как минимум. Так что эта семейка хоть и выглядела на редкость убого, быть нищей не могла. Дом с участком стоил дорого. Даже очень дорого. И его бывший хозяин, соответственно являвшийся моим бывшим соседом, явно не спешил расставаться с ним. И был он мужиком деловым и жадным. Но никак не пугливым. И потому решение срочно продать дом мог принять только при виде очень большой кучи денег. И потому я посчитал Бытыкыевых представителями особо редкой, для славного города Якутска, да и для России в целом, породы эксцентричных богачей.
Это будет весело, подумал я тогда. И я не ошибся.
Веселье началось уже на следующее утро. То есть буквально через несколько часов. Не успел электронный петух моего будильника пропеть свою звонкую электронно-петушиную песню как чудовищное рычание возвестило всему нашему уютному пригородному району о том, что начинаются интересные времена. Я вскочил с лежака и выскочил на улицу. Благо мне почти и не надо было одеваться. И опять оказался свидетелем замечательного происшествия. Только на этот раз я был не единственным зрителем. Все соседи выглянули из своих домиков и двориков, не на шутку встревоженные ревом. Который кстати и не думал прекращаться вовсе. А даже усилился и обрел дополнительные нотки. Вроде человеческих взвизгов, крепкого матерка, коровьего мычания и жуткого свиного воя. Проклятая свинья-монстр вместо хрюканья или визга выла так, как не выл израненный в битве и умирающий волк Акелла, передавая власть человеческому лягушонку Маугли. Стало жутковато. Даже мне. Про соседей же и говорить нечего. Любопытные головки высовывавшиеся из-за ограды тут же стремительно исчезли. Наверное вытаскивать из сейфов и из-под диванов ружья, одновременно названивая по телефону всем службам могущим только быть заинтересованными в подобных случаях. Будь то милиция, пожарные или срочная доставка заминированной пиццы.
Я же будучи лишенным всякого оружия способного пулять на расстоянии разноначиненными снарядами, но зато вооруженный поистине кошачьим любопытством, решил разузнать подробнее об источнике рева и суеты во дворе новых соседей. И подкравшись к высоченной железной ограде с удобной смотровой щелью был полностью удовлетворен в исполнении своих низменных замыслов. Увиденное зрелище потрясло меня до глубины души.
По двору, ревя и размахивая конечностями, бестолково носился самый что ни на есть настоящий мертвец. То бишь зомби. В его современном, по-голливудски агрессивном, понимании. И был это не одурманенный при помощи магического супа-гумбо гаитянский негр с разукрашенным мелом и петушиной кровью лицом. Вовсе нет. И не внезапно озверевший от искусственно выведенного британскими учеными-дегенератами «вируса Гнева» брызжущий кровавыми соплями обыватель. Абсолютно нет.
Это был самый настоящий мертвец. Внезапно получивший возможность оказаться среди живых более чем просто неподвижным объектом и доброй памятью. В отличии от большинства киношных трупов, выдающихся от живых героев-людей только более густым гримом и меньшим гонораром, зомби Бытыкыевых выглядел куда реалистичнее. Мертвец с высохшей до барабанной крепости синюшней кожей, в прорехах которой виднелись черные мертвецкие мышцы и пожелтевшие ребра. С уродливо-угловатой башкой, увенчанной пучком совершенно седых легких как пух мертвых волос, с сифилитически провалившимся носом, усохшими до полного исчезновения ушами, с недобрыми красными и голодными огоньками в черных провалах жадных глазниц. Ну и зубами. Кривые и почерневшие обломанные пеньки, крепко-накрепко сидящие в закаменевших деснах, и способные при некотором усилии со спокойствие рвать мягкую человеческую плоть. Даже закованную в прочные джинсовые штаны и бронированную кожаную куртку. Тонкие, с огромными шарнирами суставов, руки-ноги увенчанные кривыми когтями завершали эту прекрасную картину активно-некротического великолепия.
Зомби был просто потрясающ. Настоящий, явственный, можно даже сказать сермяжный, восставший мертвец. Такого не перепутаешь с чересчур бледным, тощим и плохо одетым, пьяным парнем. У такого не спросишь сколько сейчас времени и в какую сторону надо идти, чтобы добраться до улицы Курнатовского. И даже вечером в темной подворотне будучи с компанией не очень трезвых и совсем недобрых друзей-мамбетов не попросишь прикурить или дать позвонить по сотовому телефону. Ибо даже со спины, с расстояния предельного для человеческого зрения, и быть может даже с низкоорбитальных космических станций каждому человеку становились ясны внутренние мотивы обладателя тощей фигуры.