С освещением, правда, были проблемы – каждое прикосновение к выключателю сжигало контакты или лампу под потолком. Альтернативой стали свечи: их тоже приволокли в изобилии. Правда, почему-то по большей части ароматические. И теперь в «штрафном контейнере» стоял устойчивый аромат, как в каком-нибудь азиатском святилище. Что еще больше подчеркивало его особый, почти божественный образ в глазах почитателей.
В общем, самым удивительным образом сетевое прозвище стало наполняться реальным смыслом. Провидец – тот, кто видит больше, дальше простых смертных. Тот, кто наделен уникальной силой и действительно достоин поклонения. Это было бы даже приятно, если бы не сопровождалось побочными эффектами, что перечеркивали все плюсы. Даже банальная неспособность пользоваться бытовой электроникой, выключателями, розетками делала его изгоем в современном мире.
Забавно: еще сто лет назад подобные свойства организма остались бы незамеченными в принципе. Просто по причине отсутствия в мире полупроводниковых приборов. Теперь же это было сродни специфической инвалидности двадцать первого века. Отсюда, кстати, следовал еще один интересный вопрос: а нет ли в человеке других заложенных свойств, способностей или, напротив, неспособности к чему-то, еще не появившемуся в этом мире и даже не имеющему пока названия?
В общем, было о чем поразмышлять на досуге. Только вот самого досуга практически не было. Зато у происходящего имелся другой тревожный момент: слухи о человеке, способном избавить от нейрофона, расползались быстрее, чем этого хотелось самому Провидцу. И, видимо, далеко за пределы базы. А желание многих и многих людей выйти из-под новомодной зависимости оказалось куда сильнее его возможностей.
Через неделю своей «спасательной активности», на пике своего почти мистического авторитета у несчастных затравленных людей, Прохор понял: больше так продолжаться не может. Со всей очевидностью становилось ясно: рано или поздно «мусорщики» пронюхают о местонахождении Провидца. И скорее рано, чем поздно: слухи имеют свойство расползаться в геометрической прогрессии. Это была та самая история, когда благие намерения ведут прямиком в ад.
Можно не сомневаться: «мусорщики» его вычислят, и охота за ним возобновится. И теперь могут уже не посылать на него толпы безмозглых геймеров, а заявятся самолично со всей мощью своего инопланетного оружия. И тут уж не стоит рассчитывать на поддержку группировки «Вирус», в чьи планы он вмешался со своей неуместной отзывчивостью. Ведь он приведет «мусорщиков» прямиком на базу, подставив и бойцов сопротивления, и тех, кого они защищают.
В такой ситуации выход представлялся только один: уйти самому. Тем более что с Принцем отношения не сложились и, похоже, не сложатся. Жаль расставаться с новым напарником. Да и Лола – свой парень, с такой девкой хоть в огонь, хоть в воду.
Уходить решил ночью. Пешком – так меньше шансов попасться на глаза обладателю нейрофона, чей взгляд равнозначен бездушному взору наблюдателя «мусорщиков». Главное – уйти подальше от городской черты и вообще – держаться в стороне от больших городов.
А там… Там видно будет.
Он мрачно усмехнулся: может, «мусорщикам» только того и надо – чтобы он просто сбежал? Чтобы не мешался под ногами, препятствуя осуществлению их нечеловеческих планов?
Сидя на походной раскладушке в своем контейнере типа люкс, при бледном свете свечей, Прохор прикидывал, что взять с собой из небогатого набора вещей. У него был рюкзак – где-то раздобыла Мара. Был приличный набор продуктов, нож, аптечка. Телефона не было по известной причине. И это к лучшему: так врагу будет труднее выйти на его след.
Оружие. С этим хуже. У него целая пара ТТ, но всего четыре патрона, если он ничего не путает.
Достав стволы, вдавил кнопку на рукоятке первого, выбрасывая магазин. Так и есть: в этом – два патрона. Теперь второй…
– Это еще что такое?
Из рукоятки второго ТТ вместе с магазином выпал плотно сложенный клочок бумаги. Что-то он такого не помнил, меняя магазин до того, как оставил пистолеты в обиталище Буки.
Значит, бумажку вложил кто-то другой.
Сердце пропустило удар. Он осторожно поднял бумажку, оглядел со всех сторон. Неровно сложенная, смятая – ее явно запихивали в рукоятку в спешке. И единственным, кто мог оставить записку в таком странном месте, да еще положив пистолеты обратно, туда, где их оставил прежний хозяин, – мог быть только один человек.
– Бука…
Медленно выдохнув, Прохор развернул записку. Еще оставалась вероятность того, что бумажку в рукоять запихнул он сам, второпях подхватив где-то в кармане. Какой-нибудь случайно забытый чек из магазина – да мало ли что?
Только он не помнил, чтобы выводил на бумажке какую-то непонятную схему карандашом. Или чем-то похожим на грифель либо кусочек угля – первым, что попалось под руку рисовавшему.
Нахмурившись, Прохор вглядывался в рисунок, пытаясь понять, что на нем изображено. Получилось не сразу. Он вращал бумажку, пытаясь определить, где у рисунка верх, где низ, пока скупые линии не совместились в мозгу с другой картинкой, которую он где-то уже видел.
Несколько небрежно набросанных прямоугольников, круг на переднем плане… Что-то он видел похожее. Притом – совсем недавно.
Его вдруг как ошпарило: картинка в голове проступила, как на фотобумаге, погруженной в проявитель.
Он вспомнил.
В Зоне.
Вот где он видел эти бледные контуры. Всего пара минут, проведенных в стране радиоактивного ужаса, – но запомнил он их надолго. Кособокие прямоугольники – это дома. Круг – колесо обозрения. Если на бумажке действительно схема – лучшего ориентира, чем этот зловещий аттракцион, не придумать. Контраст веселой карусели и скрытой в его металле радиоактивной смерти вызывал в памяти клоуна-убийцу, порожденного фантазией Стивена Кинга.
Но что ему делать с этой схемой? Никаких подписей, стрелок, крестов. Если схему ему адресовал Бука – а больше некому, – он должен был оставить намек. Взгляд упал на одну из многочисленных толстых свечей, расставленных по полу. Подняв свечку, Прохор поглядел сквозь бумажку на свет. Что он там хотел увидеть – водяные знаки? Разумеется, ничего похожего не было. Зато вспомнился старый, как мир, прием конспираторов, писавших на бумаге молоком или невидимыми чернилами. При нагреве такие надписи темнели, проступая на бумаге, и давали возможность прочесть невидимое. Не особенно надеясь на успех, Прохор осторожно поводил бумажкой над свечкой.
От неожиданности рука дрогнула, и край бумажки, попав в трепетавший огонек, загорелся. Торопливо загасив разгоравшийся огонь, он снова впился глазами в бумажку.
На белой поверхности проступило лицо. Но не нарисованное контурами или штрихами – а вполне реальное, словно на выцветшей фотографии.
Тина.
Хоть убей – он не мог понять, как можно было перенести на бумагу это бледное изображение. Но зная Буку, Прохор уже не удивлялся. Важно другое. Если и могло быть какое-то более конкретное послание к нему, то Прохор не смог бы себе его представить. И воспринял он его однозначно: как крик о помощи. Оставалось неизвестным, какая связь между хозяином заброшенного «лофта» и его подругой. Но было главное: руководство к действию.
Парень вдруг испытал огромное облегчение. Как будто свалился с плеч тяжелый, ненужный груз. Теперь не придется тайно уходить из города, прятаться по лесам и горам. Появилось четкое понимание цели, что иногда даже важнее, чем сама возможность ее достичь.
Но главное – вернулась надежда. Ведь если бы Тины не было в живых – к чему бы тогда это послание?
Даже дышать стало легче.
Планы стремительно менялись. И теперь ему были нужны союзники. Ведь он хотел спасти девушку, а не гробануться через несколько шагов, вляпавшись в какую-нибудь ловушку. Он слышал – таких полным-полно в Зоне отчуждения. Так что спутник ему не помешает.
Охранник у его «штрафного» контейнера не был проблемой – он приходил проверить, на месте ли арестант, – и уходил по своим делам. Все-таки база «Вирус» больше напоминала пиратскую гавань, нежели военный лагерь, и все здесь было если не демократично, то уж точно – довольно разгильдяйски. Но о том, чтобы пробраться в комнату, где обитал Клещ, не могло быть и речи: охрана в сердце группировки была круглосуточной. Поэтому единственным вариантом было подкараулить бывшего напарника у его автобуса, в гараже. Рано утром, когда Клещ отправится на очередное задание, можно будет перехватить его.
Пробравшись в гараж и приблизившись к бронированному чудовищу, с трудом маскировавшемуся под школьный автобус, Прохор заметил какую-то происходящую в нем возню. Внутри машины то ли боролись, то ли душили кого-то.
«На Клеща напали?!» – растерянно мелькнуло в голове.
Выдернув из кармана пистолет, парень тихо вскочил на подножку, заглянул внутрь тесного салона. Понять, что происходит в темной глубине салона, было трудно, и он неуверенно позвал:
– Клещ, помощь нужна?
Ответом был испуганный женский вскрик. И недовольное рычание:
– Кому это там не спится, мать вашу?!
– Ты что, дверь не закрыл?!
Прохор узнал: женский голос принадлежал Лоле, мужской, соответственно, Клещу. Даже в темноте Прохор ощутил, как заливается краской.
Похоже, здесь попросту занимались любовью, и он влез в самый разгар процесса. Как ребенок в спальню к родителям.
Вот стыдища-то…
Торопливо соскочил с подножки, спрятал пистолет, бросил в сторону двери:
– Уф… Простите, ребята. Я думал, тебя, Клещ, кто-то душит.
– Не кто-то, а любимая женщина, – по пояс голый, разгоряченный напарник выглянул из салона. Он довольно скалился, любуясь растерянностью парня. – Ей и не такое можно. Скажи лучше, куда ты пропал? Сколько дней тебя не видел?
– Я? – Прохор растерянно пожал плечами. – Да никуда…
– Принц сказал, что отправил тебя на задание, в город, – это уже Лола. Растрепанная, в легком халатике, она выглянула из-за темного от татуировок плеча приятеля. – Ты что, вернулся?