Однажды Витенька набегался на физкультуре, взмок, выбежал на улицу, и вот вам готово воспаление легких! Его положили в больницу, и Тамаре Павловне сразу показалось, что в квартире стало просторнее, словно этот худой серьезный мальчик занимал слишком много места, слишком много застил света и вдыхал воздуха. Присутствие сына влияло на нее плохо. Она постарела и подурнела, научилась курить и коротко остригла свои темные вьющиеся волосы.
Она была разумная женщина и понимала, что должна любить сына. Но любить отчего-то не получалось. Она не верила в мистику, поэтому искала обоснования этой нелюбви в области реального. И нашла, но молчала до поры до времени. Пора пришла, когда Витю выписали из больницы.
Он долеживал в отцовском кабинете, и Тамара ревниво прислушивалась к доносившимся оттуда звукам. Отец и сын разговаривали и смеялись. Раскатистый смех Виктора Ивановича, неприятный, кашляющий смешок Вити…
– О чем это вы? – поинтересовалась она поздно вечером, умащая лицо кремом и глядя через зеркало на мужа.
Тот уже лежал, закинув руки за голову и чему-то улыбаясь.
– Мы мечтали, – коротко ответил тот.
Тамара промолчала, и он продолжил:
– Витя сказал – он очень бы хотел вернуться в Лучегорск.
– В детский дом? – Тамара повернулась к мужу так стремительно, что легкая ночная рубашка вздулась и опала, словно парашют.
– Почему в детдом? Мы могли бы поехать туда все вместе. Жить. Там тепло, там черешни…
– Об этом не может быть и речи!
Она схватила щетку для волос и принялась причесываться так яростно, будто хотела стряхнуть с себя все бредовые фантазии. Теплое море, маленький домик с белеными стенами, как же! Что это им в голову взбрело?
– Ты же сама хотела. Тогда, раньше…
– Мало ли что!
Разговор был окончен, свет потушен, короткая программа супружеских ласк выполнена. И только потом, в темноте, лежа на горячем предплечье засыпающего мужа, Тамара высказала томящую ее мысль.
– Виктор?
– Мм?
– А ты уверен, что это наш сын?
– А? Что?
– Ты уверен, что это он? Что ты не привез другого ребенка?
– Что это тебе в голову взбрело?
– Он такой странный…
– Он похож на меня.
– Ни капли не похож.
– А особые приметы?
– Шрам? Родинка? Мы даже не помнили, какой длины этот шрам. И потом, у Витюшки была темная родинка, а у этого светлая. И похожа на бородавку.
– Она могла посветлеть.
– Ты мог ошибиться!
– Тамара! О чем мы вообще говорим? Думаешь, я не вижу, что происходит? Ты не можешь найти подхода к мальчику, вот и валишь с больной головы на здоровую! Предоставь тогда его воспитание мне!
– Да пожалуйста!
– Да спасибо!
Они заснули, отвернувшись друг от друга, и утром оба встали не с той ноги. Семейная ссора прекратилась, но не погасла, угольки ехидно подмигивали из-под серой золы будней и время от времени вспыхивали вновь. Супруги припомнили друг другу все старые обиды и огорчения. Тамара попрекала мужа его былыми любовными похождениями. Тот высказал версию, что в свое время она нарочно забеременела, чтобы его «подцепить», потому что иначе он бы ни за что не женился на такой кикиморе! В пылу семейных баталий Тамаре стало не до дочери, а вот отец с сыном, напротив, сблизились еще больше.
Русская пословица гласит: бабы любят роженого, мужики – хоженого. То есть женщине суждено любить то дитя, которое она выносила и родила, а мужчине – то, за которым он ухаживает, «ходит» то есть. Подтверждение этому можно найти в сказках всех народов мира. Злые мачехи встречаются куда чаще злых отчимов. Стоило Тамаре Павловне допустить мысль о том, что Витя – не ее сын, как она утратила последние крохи любви к нему.
Кроме того, она его побаивалась. Он пугал ее слишком взрослой манерой поведения и речи. Сдержанностью, которая казалась странной в подростке его возраста. Чистоплотностью, которая выглядела еще более странной. Мальчишки – они ведь вечно ободранные, с синяками и шишками, в обшарпанных ботинках, все на них горит, и уши их чистить не заставишь! А этот два раза в день моется, зубы чистит по часу, сам драит свои ботинки, и носовой платок ему каждое утро свежий подай, рубашек не настираешься! «Пожалуйста» да «спасибо»! Это робот какой-то, а не ребенок!
Электричество скапливалось в воздухе, как перед грозой, и однажды грянул гром.
В тот день супруги задержались на работе. Ресторан «Лира» накрывал грандиознейший банкет для директора какого-то крупного завода. Ворюга-директор отмечал юбилей, требовал, чтобы все было по высшему классу, и говаривал Виктору Ивановичу в манере Кнурова из «Бесприданницы»:
– За излишки не спрошу, а вот за недостаток ответишь!
Вот и вышло, что дети остались дома одни дожидаться мамы и папы. Такое случалось и раньше, брат и сестра обычно находили чем заняться, хотя особой дружбы между ними не было. Возвращаясь домой, Тамара Павловна и Виктор Иванович чаще всего заставали детей в разных углах. Витя читал, Лиля возилась с куклами. Порой они рисовали вместе, иногда мальчик даже укладывал Лилю спать, даже сказку ей на ночь рассказывал.
Банкет кончился за полночь. Тамара два раза звонила домой, и эти звонки ее успокоили. В первый раз трубку взяла Лиля, сказала, что все хорошо, они поужинали, Витя читает книжку, она играет. Во второй раз Витя подошел. Опять – все хорошо, Лиля уже легла, он смотрит кино про Жеглова и Шарапова. Получив от матери строгий наказ немедленно выключить телевизор и ложиться спать, мальчик сказал «конечно, мама, до свидания, мама» и трубку положил.
Окна квартиры были темны, дети спали. Но, едва повернув ключ в замке, Тамара Павловна насторожилась. Из детской раздавались странные звуки, словно кутенок скулил.
Лиля не спала. Она накрылась одеялом с головой, виднелся только краешек ее цыплячье-желтой пижамки. И плакала так тихо, так безнадежно, словно вся радость в жизни для нее закончилась.
– Доченька моя, что с тобой? Кто тебя обидел?
Насилу ее удалось утешить, а после допроса с пристрастием выяснилось – Витя рассказал сестре на ночь сказку. Только сказка эта была очень страшная, такая страшная, что девочка не смогла заснуть и даже боялась встать, чтобы включить свет. И такое случается уже не в первый раз, он все время рассказывает ей всякие жуткие истории, когда родителей нет дома!
Казалось бы, что тут такого? Дети часто рассказывают друг другу «страшилки». Про красную руку или гроб на колесиках. А пиковая дама? А «бегут-бегут по стенке зеленые глаза»? Кто их не слышал? Психика детей мобильна, они быстро забывают свой страх, чтобы вспомнить его потом, через пару-тройку десятков лет. Но тогда «страшилки» будут зваться: Бедность, Болезнь, Одиночество… Только Тамара Павловна ничего об этом не знала или не хотела знать. Еле сдерживаясь, она уложила дочь, успокоила ее, убаюкала. А потом… Нет, она не сделала скандала. Исключительно спокойно, удивительно холодно говорила она с мужем, и тот с удивлением понял, что винит Тамара прежде всего себя.
– Я проявила преступное легкомыслие. Я пустила в свой дом постороннего ребенка, не узнав ничего о его рождении, о его прошлом. Быть может, это сын алкоголиков. У него нарушена психика. Я давно замечала, прочитала даже специальную литературу. Ты видел его рисунки? Это что-то болезненное…
– Бог с тобой, дорогая, все мальчики рисуют войну, оружие…
– Он рисует смерть. Черный и красный карандаши сточены до огрызков. А голубой и желтый он не использует вообще. Теперь вот эти истории… Ах, как я была глупа, что оставляла их с Лилечкой наедине! Кто знает, какое зло он мог ей причинить? Или уже причинил? Я слышала, в этих детских домах происходят ужасные вещи, он может быть испорчен, развращен… Завтра я поведу девочку к врачу. И этому ребенку тоже нужно пройти обследование у психиатра. Быть может, он нуждается в клиническом лечении. В общем, будем решать, что с ним делать.
– С нами.
– А?
– Я хочу сказать, нужно решить, что делать с нами. Тамара, я предлагаю тебе развод. Квартира останется тебе… Мы с Витей уедем.
Они сидели на кухне, медленно стыл в чашках янтарный чай, дымилась в пепельнице сигарета. Такая это была уютная кухня – вся беленькая, а занавески красные в белый горошек и скатерть такая же! И вот теперь именно здесь, на этой кухне, рушится семья, ломается жизнь…
– И ты готов на это ради мальчишки? Бросить меня и Лилю? Уехать невесть куда, все оставить?
– Он мой сын.
– Скажи, а ты думал об этом тогда, когда бросил меня с Витенькой на руках? Когда ушел к Вальке своей, оторве?
– Молодой был, дурак, не понимал. Сейчас понял.
– Ну а я сейчас не понимаю!
И долго, долго еще сидели они молча, и нарушали тишину только шум дождя за окном да привычное тиканье часов. Ничего уже не будет, как прежде, все знакомое, привычное, теплое рухнет в одночасье. Все изменится, все забудется, и только через много лет, встав ночью попить воды, остановишься на пороге темной кухни, зажмуришься от внезапной горечи. Так же дождь идет, так же тикают часы, а жизнь-то уже и прошла…
Тамара Павловна отказалась от алиментов. Думала она тогда о собственной гордости, не о дочери. А вышло так, что и достоинство соблюла, и Лиля в обиде не осталась. Виктор, судя по всему, неплохо пристроился на новом месте, сразу стал посылать деньги, и очень кстати. После отъезда мужа ей пришлось перейти в другой ресторан, классом пониже. В «Лире» новый директор сел, свою повариху пристроил.
Писем муж не писал, о младшем Викторе ничего не было слышно. Личной жизни у Тамары Павловны не было, мужиков она остерегалась. Решила посвятить себя воспитанию дочери, но как-то так вышло, что посвятила работе. А потом времена стали меняться, пошли сокращения, начались трудности. Лилька учится плохо, ползет на троечках, а помочь ей Тамара не может, всю школьную премудрость перезабыла. Быть может, чтобы удержаться на плаву, попробует она открыть свой бизнес – кооперативное кафе, к примеру. Не до девчонки будет. Тут еще и мать пишет – болеет, трудно ей одной. Пришла счастливая мысль отправить девочку к бабушке. На время, конечно. А время долгим оказалось…