Зона любви — страница 17 из 38

И на меня смотрели с уважением…

Девчонки тоже спросили:

— Это че такое?

— Картины.

— Кошмар, — сказала Эля.

— А по-моему, прикольно! — возразила Оксана.

— А теперь так, красавицы — командиром назначаю себя. Времени в обрез. Очень кушать хочется. Я вас немножечко съем…

— Ох… тоже мне, какой волк выискался…

— Ну не съем, так понадкусываю… Так что, быстренько в ванну.

— Мы на работу всегда чистые выходим, — ответили они с достоинством.

— А на лице, голубушки… Весь этот ужас — долой!

— Нас заставляют так краситься.

— Давайте, давайте — я хочу посмотреть на ваши истинные лица… Подозреваю — они прекрасны.

Я оказался прав. Девчонки помолодели. Оставалось только снять с подружек их блядский прикид. Тогда восторжествует полная гармония.

— Вам по восемнадцать-то точно есть?

— Ты что! Мне уже двадцать! — сказала Оксана.

— А мне девятнадцать, — сказала Эля.

Итого 39, - подсчитал я.

Даже в сумме, они были моложе меня.

— А теперь раздеваемся — и за стол! Отметим знакомство. Пора познакомить вас со своим лучшим другом.

Мой лучший друг — это отдельная песня.

Его неуемный характер, преданность своему делу, доходящая до фанатизма, были моей вечной мукой. Порою, он становился неуправляем. Лишь применяя жесточайшие санкции, я мог усмирить эту бестию.

Временами мне хотелось убить его. Отрезать и выбросить к чертовой матери! Однако я понимал, (животным чутьем) что я без него? Так, зыбкий отблеск чего-то, типа инока… Вся сила — в нем! А куда я без силы? Народ смешить?

Так что, приходилось терпеть все его выкрутасы и выходки. А также авантюры, походы и кровавые битвы не на живот, а на смерть. Что делать? Настоящую дружбу приходилось доказывать делом.

О дальнейшей встрече нашего треугольника я умолчу. Кстати, такие треугольники мне по вкусу. Не то, что некоторые — канадско-финские… Я умолчу не из-за стыдливости. Ее уже нет и в помине. Просто все эти кувыркания с придыханием давно срежиссированны и отработаны умными дядями, растиражированны и поставлены на поток. И увидеть их не проблема.

Мой друг, (не тот, что в штанах прячется, а обычный, с человеческим лицом) приехав из одного медвежьего угла, где этот товар недоступен, (там даже электричества нет!) с порога потребовал сатисфакции. Несколько часов неотрывно взирал на выкрутасы всевозможных треугольников и прочих мастеров «сплетенья рук, сплетенья ног». Потом, раздосадованный, отвернулся от видака и высказался:

— Ну, ничего нового придумать не могут!

Я с ним согласен. Однако, всё дело в творческом подходе. Не что, а как ты это делаешь. Надо учиться отдавать всё лучшее, чем ты обладаешь. Помните заповедь: «блаженнее давать, нежели принимать». Если ты проститутку смог довести до оргазма — ты на пути к блаженству — жизнь свою прожил не зря. Тебе это зачтется на Страшном Суде, как нужное, для всеобщей гармонизации Вселенной, дело. А если двадцать проституток? Считай, ты обеспечил себе достойную загробную жизнь. Не исключена возможность, что руку тебе пожмет сам Спаситель. Ведь он тоже отдавал себя людям всего без остатка.

И я, частично выполнив свою миссию на Земле, безмятежно уснул. Я провалился в знакомую яму… Буквально на мгновение!

Очнулся я в тревожных предчувствиях. И не зря. Вокруг меня звенела пустота. Я был один! Вот так — делай людям добро — они ответят тебе черной неблагодарностью…

Я вскочил, проклиная свою беспечность. О, лопух! Олух царя небесного! Первым делом разыскал куртку — заныканная на молнию денежка была на месте. Водка стояла на столе! А что мне в этой жизни, собственно, еще нужно? Конечно, они могли увести парочку моих бесценных полотен… Но это сомнительно. Полотна слишком капитальные, а девушки, как я заметил, не сильные ценители прекрасного и вечного.

Так что, ты — конь ретивый — раньше времени на человечество не шурши и не дуйся. Наоборот — будь с ним приветлив и оно тебе ответит взаимностью. Ну, свинтили девчонки… Нечего спать на посту!

И впредь наука: не расслабляйся и предприми противоугонные средства. Голова-то на месте. Чай, не все еще пропил!

Время было позднее, что-то около двух… А я только во вкус вошел. То есть, завелся. Мой лучший друг требовал продолжения банкета.

На дворе — ночь глухая. Все добропорядочные граждане тихо киряют на теплой кухне, и только отщепенцы, подобные мне, носятся по Москве неприкаянными призраками в поисках приключений и провоцируют доблестных стражей порядка на крайние меры.

Однако, я частично обезопасил себя. Доллары спрятал в мастерской, взял только необходимую мелочь в рублях. С «тачкой» мне повезло. Водила — не какой-нибудь лох бомбила, а натуральный таксист из наших, из советских.

— Задача непростая, но выполнимая, — объявил я ему, — найдем девочку? Гонорар за качество — соответственный…

Мы оба понимали — время позднее — всех добропорядочных шлюх из пионерской организации уже разобрали. Остались или совсем никакие — остывшие на пронизывающем осеннем ветру — или энтузиастки, вышедшие на тропу рискового бизнеса самостоятельно.

— Садись. Что-нибудь придумаем.

Возил он меня не слишком долго и всё какими-то огородами. Я дул пиво и исповедовался.

Таксисты гораздо лучше священников. Зуб даю. Жизнь знают изнутри, по сути, ее изнанку, опять же, ручку им целовать не требуется, а, главное, не так чванливы, как эти ряженые, словно Деды Морозы — духовные отцы православия. Но самое ценное в таких исповедях то, что мы никогда больше не встретимся, а если и встретимся, то не узнаем друг друга. Но исповедь-то состоялась! А это и есть разговор с Богом.

— Такая годится?

Он притормозил у одиноко стоящей фигуры. Я опустил стекло — выходить было лень… Дева была слегка потрепана, но еще ничего. Эта была из рисковых одиночек-энтузиасток.

— Пальтишко распахни.

Больше всего у женщин я не любил их пышные телеса. Все эти жировые прослойки повергали моего друга в уныние. Он ложился на дно и сигналов не подавал. Однако эта была ничего — достаточно костлява.

— Сколько?

— Штука.

— Восемьсот плюс водка. Я буду один.

Она молча села на заднее сиденье.

Я плохо помню ее и то, что у нас было. Поразило меня только одно — странные ожоги на ногах, чуть выше колен.

— Что это?

— Пацаны обкурились — баловались, сигареты тушили.

Я долго переваривал услышанное. М-да…

— Так они тебя и убить могли.

— Могли. Только я убежала… Из окна выпрыгнула… Я ж сказала — обкуренные были.

— Да уж… работенку ты себе выбрала…

— Эта работенка сама тебя выбирает.

Говорить в таких случаях нечего. Удушливым дымом подлинности повеяло от ее слов.

Господин Куприн, вы бы трахнули такую женщину? А вы, великий пахарь и сеятель разумного и доброго? Или бы высказались за материнство и детство, за спасение души?

Еще главный Спасатель душ меня очень волновал в этом вопросе.

Он, по известной легенде, был девственник. Хотя это сомнительно… С его-то страстью, энергией, жаждой жизни… Вот жены и детей у него точно не должно было быть. Революционеры по понятию не могут заводить семьи. Семья и спасение душ — не совместимы.

Я доподлинно знаю только одного приличного девственника. Это великий Андерсен. Он деткам сказки писал, чистые и мудрые. Поэтому у него одно с другим гармонично сочеталось.

Но Спасатель душ со всем человечеством разговаривал, а человечество в практической жизни сказкам не сильно верит. Впрочем, в его сказочку про Царствие Божье отчасти поверило… Слишком заманчивые открывались перспективы.

В общем, много в мире тайн. И не все нам суждено разгадать.

Я же постараюсь не мусорить в окружающем пространстве своими тайнами, я всё о себе расскажу доподлинно, ничего утаивать не стану, так как службу несу в ином Храме. Имя ему: Как-Было-На-Самом-Деле.

А на самом деле, в девственности я не вижу никакого достоинства. Любое глумление над плотью чревато последствиями. И где-нибудь отольется чрезмерное воздержание страшными безобразиями. Поэтому проститутка несет миру пользу. Она, с риском для здоровья и жизни, принимает на себя всю тяжесть человеческого порока. А это достойно, если не уважения, (хотя, почему бы и нет?) то высокой оплаты.

Для творческой личности, вообще, воздержание равносильно медленной казни. Что такой голубок сможет миру поведать?

После оргии, устроенной моим лучшим другом, который жил своими понятиями и плевал на Высший Разум, в общем, и целом, и на спасение души в частности, я опять провалился в яму.

Водка — напиток гуманный — дает организму необходимую паузу. Иначе с моей впечатлительностью и бешеной энергией я преждевременно оказался бы у вас, ребята, на самых высоких и мягких нарах…

Разбудила меня проститутка:

— Юра, где мои сапоги?

— Что, собралась слинять, по-тихому?

— Пожалуйста, отпусти меня…

Черт, и проститутки от меня разбегаются…

— Они на кухне, за столом.

Когда мы пришли, я предпринял попытку не наступать на одни грабли дважды. Средство простое и достаточно эффективное — антикидалово — без сапог далеко не убежишь.

Я запер за ней дверь и налил еще гуманного напитка.

«Для первого раза достаточно,» — решил я.

21

Самое горестное возраженье,

я его скрыл от вас: жизнь куда как скучна,

отбросьте ее, чтоб она снова вкус обрела!

Но я никогда не останавливаюсь на полпути.


Любое дело нужно доводить до конца. Взялся за нож — бей. А иначе чего ты будешь стоить в этой жизни?

Денег была еще целая куча. Поэтому, отдохнув и приведя себя в божий вид, я вновь и вновь выходил на тропу порока.

Предводительствовал в походе мой обезумевший друг. Мне же уготована была роль наблюдателя.

Знаете таких чистоплюев и ссыкунов?

В Чечне кровь рекой, баб насилуют, а тут приезжает какой-нибудь дядюшка Майкл или того хуже — престарелый чувак из нашей «яблочной», везде протестующей и всем недовольной, прослойки, и наблюдает, то есть начинает боевым генералам о правах человека болты вкручивать. Его, естественно, посылают по матушке, да зря… Погорячились генералы. Гуманист и защитник прав оказался той еще вонючкой.