— Карантинное пространство чисто. Гипердатчики гарантируют тишину на десять парсек. Трое арестованных — в карцере, под усиленной охраной. Четвертый…— дежурный замялся.
— …погиб при попытке к бегству, — подсказал комендант. — Понял тебя. Передай Пупышу, чтобы не трогал троицу до моего прихода. Не хочу ничего пропустить. Все ясно?
— Так точно, господин комендант!
Непейвода ткнул пальцем в кнопку. Пленник глянул на него.
— Вы довольны?
— Второй вопрос, — также напористо продолжал Дом. — Почему вирус на Тиугальбе не убит, если в крепости есть противоядие?
Комендант сморщил нос. Ему жуть как хотелось почесать взъерошенные усы и потереть губы. Дому показалось, что он пытается тянуть время. Из руки ходячего муравейника тут же начал вытягиваться отросток, нацеленный в горло карантинщику. Тот дернулся, ударившись макушкой о деревянную спинку кровати.
— А сами не догадываетесь?.. — выдавил из себя комендант.
— Вряд ли вирус рассматривается как оружие. Есть и пострашнее. Лиге нужен повод никого не пускать на планету. Но зачем?
— Слишком много опасного барахла в джунглях, да и сами зверодревы… Нельзя подвергать риску жизни…— голос коменданта дрожал, но Дому в нем почудилась усмешка.
— Хватит кривляться!-разозлился Непейвода, и его отросток стал еще длиннее. Он почти дотягивался до ворота комендантской пижамы. — Ты нарушаешь правила игры. — Три клеточки спрыгнули пленнику на грудь.
— Лига не хочет, чтобы «сувениры» достались случайным людям, — затараторил карантинщик, чувствуя, как «мураши» подползают все ближе к его шее, — не говоря уже о враждебных расах. Аборигены собрали огромную коллекцию…
— Есть и еще одна причина? — полувопросительно произнес Дом.
Комендант замотал головой, он не мог говорить — клеточки взобрались на его губы и, встав на задние лапки, угрожающе шевелили антеннами. Двунадесятый Дом долго и пристально смотрел на пленника, потом приказал «мурашам» возвращаться. Комендант вздохнул с облегчением, румянец вернулся к нему на щеки.
— Теперь надо подумать, как бы нам тихо и мирно покинуть твою обитель. Ты ведь хочешь меня проводить, не правда ли?
Карантинщик понуро кивнул.
Глава 17Рыба-кит
«Мифы о Новом Форте столь же нелепы и безосновательны, как об Эльдорадо и стране Офир. Тиугальба — вообще планета мифов. Новый Форт в этом смысле ничуть не лучше и не хуже, чем гигантский мертвый город Кихтар или космодром-пая гора Хамбаус. Бродячие джунгли — и вовсе неисчерпаемый источник мифотворчества. Вот уж действительно чудо природы со всеми вытекающими из этого мифологемами.
Под водой на искателей кладов якобы нападают некие злобные ксены. Чепуха! Этакие тролли и гоблины из царства Нептуна. Еще лучше — водяные древнеславянского фольклора. У страха глаза велики — вот непреложный факт. Все остальное— пьяные бредни черных археологов. Их традиционная похвальба за стойкой любимых баров. И клевать на подобную чушь могут лишь столь же пьяные и столь же черные ксенологи. Слава господу, я в их число не вхожу…»
Начальник отдела расследований (или контрразведки) лейб-медик первого ранга Пупыш был озадачен— и это слабо сказано. Он был потрясен и взбешен: законная добыча уплывала из рук, а он бессилен что-либо сделать. Приказы господина коменданта обсуждению не подлежат, их выполняют или отправляются нюхать вакуум. Так и только так.
Комендант явно не в себе, но нечего даже пытаться идти к старшим офицерам. Попробуй докажи этим тупым свиньям, что их командир может быть не прав!
Комендант орбитальной крепости лейб-коммодор Бьерн Сандерсон решил лично участвовать в следственном эксперименте и для этого опустится на поверхность Тиугальбы на арестованном кораблике. Причем нарушители должны лететь вместе с ним и шестью охранниками. А он, Пупыш, остается командовать «Запором-4» на время его отсутствия. Бред да и только! Надо сообщить в Департамент, но пока комендант не покинет борт крепости, и к передатчику-то не подойти.
Арестанты были закованы в титанитовые наручники, и у каждого был надет электронный ошейник, способный по радиосигналу мгновенно убить своего носителя. Нарушителей вели по коридору крепости под усиленным конвоем: бластеры наперевес, на каждого из троицы приходилось пятеро охранников. Лейб-коммодор Сандерсон медленно вышагивал впереди со станнером наизготовку. И лейб-перанг Пупыш никак не мог отделаться от мысли, что эта процедура напоминает ему торжественные проводы.
«Что же все-таки случилось с тем типом, что пробрался на Пост? — в очередной раз спрашивал себя контрразведчик. — Официальная версия не выдерживает критики. Но если комендант приказал считать его убитым при попытке к бегству, значит… значит…»
Ответ ведь уже был в голове и, как назло, ускользал в самый последний момент. Откуда было знать Пупышу, что один из охранников — тот, что шагает рядом с Сандерсоном, и есть беглец, который вновь принял человеческий облик.
Едва «Оболтус» отчалил от «Запора-4» и в сопровождении космокатера начал спуск в атмосферу, Пупыш обнаружил, что знает ответ на вопрос. И ответ этот был ужасен.
Начальник отдела расследований кинулся к аппарату тахионной связи, связался с Карантинной службой Департамента здравоохранения. Оперативный дежурный выслушал просьбу какого-то ничтожного офицеришки соединить его с самим господином лейб-адмиралом и рассмеялся ему в лицо.
— Вы даже не представляете, о чем просите, лейб-перанг. Могу записать вас на прием к начальнику управления кадров. Через недельку он наверняка вас примет..,
— Да вы!.. — Пупыш подавился словами. — Вы не понимаете! Здесь творится что-то… непонятное. Это измена! — от отчаяния выкрикнул он. Лощеный дежурный помрачнел.
— Хорошо, я свяжу вас с начальником службы расследований. И молитесь богу, чтобы это не оказалась ложная тревога.
Вместо его лица на экран выскочила красочная эмблема Департамента — белый орел с красным щитом и красным мечом в растопыренных лапах. На груди орла сияли красный крест и красный полумесяц.
Пупыш почувствовал рези внизу живота, но неимоверным усилием воли придал своему лицу твердость и мужественность. Тем временем «Оболтус» и глиссер вошли в слой плотных облаков, но были ясно видны на экране радара.
Картинка на экране тахионной связи сменилась только через минуту.
— Киндергласс слушает. — Сухонький, желтокожий старикан поднял на него водянистые глаза. Говорят, лишь от одного его взгляда подчиненные умирали прямо среди доклада. Сейчас он не убивал, но что будет через минуту?..
— Господин начальник службы! Я почитаю своим долгом!.. — затараторил Пупыш, больше всего на свете боясь, что ему не дадут договорить. И ему таки не дали.
— Короче! — прошипел Киндергласс, который не желал разбираться в сбивчивых объяснениях пешки. — В чем суть ЧП?
Пупыш объяснил, уложившись всего в три фразы. Начальник контрразведки пожевал тонкую, сохлую полоску ребристых коричневых губ и процедил:
— Обычное дело. Револьвер у виска.
— Что? Я…— не понял Пупыш.
— Слушай сюда! — шелестящим голосом, заговорил Киндергласс. — У тебя есть шанс… Немедля объявляешь, что корабль захвачен, командир мертв, и приказываешь сбить «птичку». — У лейб-перанга волосы встали дыбом. — Тогда ты — комендант. Все ясно? — Старик заглянул к нему в душу так, что там ничего живого не осталось.
— А если я ошибся?!
— Значит, мы подстраховались.
— Слушаюсь! — Пупыш вытянулся перед экраном. Он перестал сопротивляться — глупо упускать свой шанс. — О выполнении доложишь мне лично. Экран погас, и Пупыш принялся за дело.
Все время, пока Непейвода пугал до смерти надзирателей, бегал по крепости и допрашивал коменданта, Платон просидел в камере. До и после получасового допроса он смотрел в потолок или разглядывал пустой коридор, пытался задремать, приказывая себе расслабиться. Он ждал избавления и мало в него верил. Ходячий муравейник должен был сделать невозможное. А Рассольников не привык полагаться на везение.
Ожидание — одна из самых страшных пыток. Лучший способ сойти с ума. И если не сумеешь отвлечься, можно завыть и начать биться головой о стену. Платон отвлечься умел. В такие минуты ему, на ум приходили удивительные мысли. Вспоминалось то, о чем, казалось бы, напрочь забыл; всплывали в памяти задвинутые в глубь сознания сцены и разговоры, чтобы предстать в совершенно новом свете; на передний план выходило самое сокровенное, заслоняя проблемы жизни и смерти, которые породил текущий момент.
…Ее волосы разметал ветер, она попыталась их поправить, и тогда волосы оплели ей лицо, как будто трава, которую колеблют речные струи. Солнце прорвалось сквозь серую подушку облаков и выстрелило ослепительным лучом, который тут же превратился в сияющий небесный крест.
— Какая прелесть! — воскликнула Диана и, сорвавшись с места, побежала на косогор. Оттуда открывался чудесный вид на реку. — Не отставай! — кричала она, все больше опережая Платона.
Он не спешил, шел следом, любуясь ее легкой, почти невесомой фигуркой. Ветер дул им навстречу, сильный и теплый, клонил верхушки кустов, раскачивал шапки ярко-голубых и ослепительно-желтых цветов на лугу.
Небесный луч скользил по земле, продолжая расцвечивать мир. Откуда-то издали, испуганно обогнув луч, прилетела черная тучка, похожая на дым от пожара. Из ее недр на землю вдруг хлынула вода.
Стоящая на косогоре Диана с хохотом скинула с себя белое, в зеленый горошек платье, оставшись в одних ажурных трусиках. Раскрутив над головой, она зашвырнула платье куда-то в траву. А потом, не долго думая, сорвала и последнюю свою одежку. Она танцевала под дождем — кружилась, кружилась… Она пела что-то — за шумом дождя Платон не мог разобрать ни слов, ни мелодии.
Она была — радость жизни, его радость. Он остановился и смотрел, как она излучает в мир яростное, неразбавленное счастье, и боялся поверить, что все это происходит с ним на самом деле. Он влюбился в нее до беспамятства. Он, сиятельный граф Рассольников, успевший повидать пол-галактики и оставивший за собой шлейф из сотен любовных побед…