Ким направилась было за ним, но ее успел перехватить Строгов.
– Что за самодеятельность? – выговорил ей русский. – Папаша тебя никуда не отпускал!
– Это может быть сенсация! – захлопала глазами Ким. – Эксклюзивный материал!
– Никакого материала не будет, если ты не выберешься живой, – буркнул Строгов.
– Да, Дейли, – Папаша Линкольн указал на вход в отдыхальню. – Заходи и отдыхай, черт тебя дери. Не мельтеши! Без тебя проблем хватает.
Ким в бессильной ярости сжала кулаки. У нее было предчувствие, что она пропускает нечто важное. Что она должна была пробраться к этой самой Шестерне, чтобы…
Планшет был включен. По белому листу текстового редактора расплылось бессмысленное нагромождение символов. Ким склонилась над экраном.
– Лопес! – окликнула она сердитым голосом. – Это ты натворил?
– В чем именно я опять у вас виноват? – процедил латинос.
Ким показала ему экран.
– Христос с тобой, – Лопес отвернулся. – Покажи лучше Гризли, может, он поймет, что там написано.
Строгов был тут как тут.
– Что у тебя?
– Вот, – Ким отдала ему планшет и повернулась к Лопесу: – Эй, Андре! А прозвище у тебя есть?
Лопес удивился.
– Прозвище? Нет. Я же не сталкер.
– Он – гуталиновский выкормыш! – напомнил Папаша Линкольн, который все еще сидел перед отдыхальней.
Ким прищурилась.
– Да-да. Может, дать тебе и прозвище соответствующее? Опарыш? Или Скунс? Что больше нравится?
Лопес оскалился и пожал плечами. Потом лег на свободный топчан, забросил за голову руки и замер с закрытыми глазами.
Строгов вернул планшет.
– Скорее всего, какой-то глюк. Я уже стер. Можешь писать дальше, все работает.
– О’кей, – Ким присела. – Мы пока не уходим?
– Пока нет, – ответил Папаша Линкольн. – На ловца и зверь бежит. Будем считать, что мы в засаде. Отдыхай, Дейли, пока есть такая возможность.
– Ладно…
Едва она опустила пальцы на бесконтактную клавиатуру, как на улице закричали. Столько было ужаса и боли в этом крике, что Ким едва не потеряла сознание. Даже Лопес вздрогнул так, будто через него пропустили электрический разряд, и сейчас же встревоженно заморгал.
Все сталкеры были у нее на глазах, значит, в беду угодил кто-то из мутантов. Вопль тем временем не утихал, могло показаться, что кричащего подвергают какой-то изощренной мучительной пытке. И судя по леденящему кровь бульканью, что примешалось к воплю, возможно, так оно и было.
– Да что там?
– Спокойно, Дейли, спокойно… – Папаша Линкольн преградил выход из отдыхальни, за его спиной вырос силуэт верзилы Навуходоносора. – Это не наше дело. Так они живут, и мы со своим уставом не лезем.
– Да что там еще? – Ким попыталась поднырнуть у Папаши под рукой.
– Ким! – позвал Строгов. – Если ты будешь лезть на рожон, мы не сможем тебя защитить.
– Действительно, – поддержал вдруг Лопес. – Кому-то ведь нужно будет литературно изложить все, что с нами здесь приключилось. Никто, кроме тебя, не справится.
Ким уселась на свой топчан, зажала уши.
Крик оборвался, не прошло и минуты.
…Навуходоносор сидел у костра в обнимку с дробовиком и старался не уснуть. Красные угли бросали на его хмурое лицо тревожные отсветы. Отдыхальня сотрясалась от храпа Папаши Линкольна.
Из беседки вышли Строгов и Лопес. В руках у русского была полупустая пачка сигарет.
– Мужики, вы чего? – удивился Навуходоносор.
Строгов сделал успокаивающий жест.
– Мы только переговорим с глазу на глаз, – сказал он.
– Тогда не отходите далеко, тут же аномалия на аномалии.
– Мы станем вон там, – Строгов указал на подсвеченную холодными огнями стену коттеджа. – Мы все время будем в поле зрения.
– Лады, – Навуходоносор покопался в кармане ветровки и вынул пару гаек. – Держи! Должно хватить.
– Спасибо, брат!
Первая гайка застучала по асфальту.
От стены коттеджа исходила ощутимая пульсация, как будто внутри дома билось сердце. Бесчисленные огоньки, крохотные, словно глазки светодиодов, вспыхивали и гасли, порождая изменчивые узоры. С расхлябанных ветровых досок свисала похожая на водоросли бахрома. За окнами угадывалось синее газовое свечение, намекающее на присутствие «ведьминого студня».
– Хотя бы один из нас должен выбраться, – сказал Лопес, закуривая.
– Бесспорно, – согласился Строгов.
– Наш запасной вариант – это журналистка, я сбросил на планшет собранные мною разведданные, и если ей суждено добраться до границы…
– Все ясно, – подхватил Строгов, – ЦРУ возьмет Ким в оборот. Но что же будет дальше? Десант коммандос? Ядерный удар?
Лопес покачал головой.
– Я не знаю. Я выполняю ту же самую работу, что и ты. Собираю информацию. А какие на ее основе будут приниматься решения… Ты понял, что тут происходит?
– Отчасти, – Строгов чиркнул зажигалкой, глубоко затянулся. – Здесь – лаборатория Зоны. Мутанты – подопытный материал. Коттеджи – муляж или, скорее, не очень удачная попытка мимикрии.
– А Шестерня…
– Такая же «пильмановская игрушка», забытая или же оставленная во время Посещения. Только Бродяга Дик – это механический медвежонок, а Шестерня – пирамидка или мячик.
– Да, – багровые искры сорвались с сигареты Лопеса, вспыхнули и сразу померкли, подхваченные током воздуха. – Мне показалось, ты сразу понял, что такое Шестерня. Как только увидел тот подъемный кран.
– Шестерня – это подвид Мясорубки, она тоже прячется в нашем механизме, – сказал Строгов. – Возможно – у нее есть подобие разума. Возможно – «пирамидка» и «медвежонок» работают в паре, выполняют какую-то программу.
– Какую еще программу… – Лопес выпустил дым через ноздри, посмотрел в ту сторону, откуда ранее доносились испугавшие всех крики. – Они вторжение готовят. Их надо остановить. Нам и счастливчиков хватило, чтобы кровью умыться. А что если следующее поколение нечисти из Зоны окажется не по зубам нашим воякам?
– Ты думаешь, что Папаша сможет убить Дика?
Лопес покачал головой.
– Кто-то из нас должен выбраться и доложить. Без разницы, чья контора получит информацию. Речь идет о выживании человечества.
– Это ты загнул, – Строгов вздохнул. – Кто-то должен остаться с Папашей. Он на меня рассчитывает. Ты сможешь вывести Ким из Зоны, если я останусь с отрядом?
Лопес сердито посмотрел на Строгова.
– Не забывайся, Мигель. Ты – не сталкер, ты – агент ФСБ. Ты не живешь по местному кодексу чести. Папаша хочет погибнуть, мы же свою задачу выполнили – добыли нужные сведения.
– Почему же, я живу по кодексу чести, – возразил Строгов. – И именно сталкерский закон я чту сильнее прочих.
– Как знаешь, – окурок отправился в темноту и рассыпался пеплом, попав в поле действия притаившейся «прожарки». – Кстати, нам так и не удалось установить личность Краба.
Строгов фыркнул. С какой это стати ЦРУ должно быть известно о самом законспирированном русском агенте в Директории?
– Еще бы…
– Почему же? – Лопес с вызовом поглядел Строгову в глаза. – Шила в мешке не утаишь, как у вас говорят. Но этот Краб, похоже, очень хитер.
– И, быть может, в таком случае ваша контора знает, кто дал заказ на сбор информации по Дику?
– Наша контора, товарищ майор, знает, – Лопес усмехнулся. – Сама Директория и оформила заказ. Сын Папаши Линкольна в руках у вояк, в ведомственной психушке в Рексополе. Почему Папашу до сих пор не загребли? Ну, кто-то же должен сделать грязную работу. Сами вояки не пойдут в Зону, боязно им. Как только сталкеры вернутся, всех сразу же и повяжут, потому что на каждого из отряда Папаши у службы безопасности Директории по досье имеется.
Строгов молча достал вторую сигарету.
– Заказчик и Краб… – продолжил Лопес. – Вот именно сейчас они – меньшая из наших забот. Ты можешь оценить опасность, которую представляет гнездо. Да и вообще – все то, что здесь творится. Нам нужно действовать сообща, забыть прошлые обиды, забыть конкуренцию. Время уходит, Мигель, ну?
Сигарета горела быстро, с отчетливым потрескиванием. Строгов выкурил ее в четыре затяжки, каждый раз выдыхая, точно вулкан, по облаку дыма.
– У меня есть предложение, – сказал он, в конце концов, Лопесу.
…Увидев, что они возвращаются, Навуходоносор отложил дробовик, беспечно потянулся и, зевая, спросил:
– Ну что, голубки, наворковались?
Лопес тенью метнулся вперед. Ударил ничего не подозревающего сталкера каблуком в подбородок. Навуходоносор клацнул зубами и завалился в отключке на спину.
– Ты ему челюсть мог сломать! – прошипел Лопесу в ухо Строгов.
– Главное, что не шею, – отмахнулся латинос, – у тебя всего несколько минут. Быстрее!
Строгов кинулся в отдыхальню. Через миг снова возник на пороге, в его руке тускло поблескивала граната, позаимствованная из рюкзака храпящего Папаши Линкольна.
– Гайки! – Лопес сунул в лапу Строгова пару-тройку нагретых теплом его ладони железок.
…Он передвигался по поселку длинными бесшумными прыжками. Ему казалось, что в окнах особняков разгорается газовое пламя «ведьминого студня». На крышах что-то противно мяукало и взвизгивало, скрежетало когтями по битумной черепице, стекало слизью по карнизам. В переулках маячили уродливые тени мутантов, но на них Строгов внимания не обращал – отстраненно фиксировал, и ничего больше. Цель была перед ним.
Аномальный маховик блистал на куче ржавья, словно новенькая надраенная монета на заплеванном асфальте. Над маховиком кружили в неспешном безветренном вихре черные капли. Строгов посмотрел выше: на уровне крыш парили очищенные от мяса разрозненные кости – все, что осталось от поглощенного Шестерней мутанта. Или это маховик создал луч антигравитации, или это была какая-то чертовщина вроде спонтанной аномалии, у Строгова не было времени думать о науке. Не для того он пришел сюда.
– Ну, здравствуй, сучка, – обратился он вполголоса к маховику, затем выдернул чеку и бросил гранату к Шестерне.
Граната рванула с сухим хлопком, взметнув облако ржавой пыли. Половины маховика швырнуло в разные стороны. Антигравитация исчезла, точно переключили рубильник. С небес на землю хлынул кровавый дождь, который через миг перешел в град из костей. На крышах застонало и заныло еще громче, захлопали оконные рамы, завозились и запричитали мутанты, словно в один миг поняли, что произошло. Повсюду сияли, отражая свет, их звериные глаза.