– А как же деньги? Двух с половиной лимонов тебе разве не хватит, чтобы с Зоной завязать? Или сколько там сейчас за мою голову дают?
– Ну почему только за голову? – Я коварно улыбнулся; бродяга, кажется, не знал, во сколько его живого гэбисты намедни оценили. – За тебя целого и невредимого российская служба контроля Зон Посещения предлагает пятьдесят лимонов зелененьких.
– Сколько?! – У Чичероне глаза полезли на лоб.
– А те дятлы, которых ты накрыл в пещерке, так вообще где-то иностранного заказчика отыскали, который за тебя сто вечнозеленых лимонов обещал.
– Охренеть! Да за такие деньжищи я и сам бы себя сдал! – Бродяга взволнованно вскочил и стал метаться взад-вперед. – И срал бы я на «первый сталкерский»! Да и на второй, и на третий, на весь кодекс сталкера – горкой в три слоя! И какого черта я из-под «грозового купола» вылез-то?! Эх, знал бы про такой расклад, давно бы уже под нож лег, пластику бы сделал, новое лицо себе забацал!
– Пластика не помогла бы, – я покачал головой и решил немного прибрехать, чтобы большего страху напустить, – они сейчас всех по отпечаткам и ДНК высекают. Самолично слышал и даже сталкивался – гэбисты начали ставить по всей торговой зоне и приютам хитрые приборы, под бытовуху замаскированные. Ты только коснулся их, а они твою ДНК и пальчики уже отправили куда надо. Так что твоя поимка – это лишь вопрос времени. Мне повезло, что я у доктора каких-то там наук флешку подрезал, а по ее данным нашел тайничок и записочку для тебя. Кстати, а что там за эксперимент упоминался?
– Сначала ответь на мой вопрос. – Чичероне прекратил носиться под сферой и сел на свое место. – Так что ты со мной решил?
– Скажу начистоту. – Я выскреб ложкой остатки каши и отложил миску. – Есть у меня одна проблема личного характера, которая не позволяет мне покинуть Зону. И деньгами она не решается. Так что даже сто лаймов мне не помогут. Но это не значит, что я настолько равнодушен к бабкам. Просто я подумал: если эти упыри за тебя живого такие деньжищи дают, значит, ты что-то такое знаешь, что стоит намного больше сотни лимонов. Вот только ума не приложу, что же это за сведения такие могут быть? Может, просветишь? А вдруг и меня эта информация заинтересует больше, чем обещанная за тебя сумма.
– Хм, даже так… – Бродяга призадумался, взвешивая все «за» и «против». – Ну ладно. Тоже буду откровенен. Охотятся за мной действительно из-за информации, но не какой-то одной. Я много чего знаю. Например, владею исчерпывающими данными о так называемом сталкерском сопротивлении, которое принципиально мочит всю правительственную шушеру и придерживается золотого правила «Зона для сталкеров».
– Серое сталкерское братство, что ли?
– Почти… – Чичероне усмехнулся. – Серое братство – всего лишь клуб по интересам, в котором царит полная анархия. Бродяги, состоящие в его совете, ничем не лучше бандитов, живут по своим понятиям, гордо именуемым «кодексом сталкера», который сами же периодически и нарушают. Какое-то влияние они имеют лишь во внешнем кольце Зоны, а в сердце аномальных территорий никто из них со своим уставом не лезет. А представь себе такое же «серое братство», но живущее под «грозовым куполом», со строгой дисциплиной, иерархией и имеющее огромнейшие ресурсы – свои бункеры, научные лаборатории, инженерные команды, небольшие производства и целую армию обученных и оснащенных по последнему слову бойцов. И добавь к этому еще тот факт, что это именно они контролируют весь трафик аномальных культур в Зоне и не допускают никого, кроме своих людей, к «аномальным полям», где эти культуры выращиваются.
– Ого! – присвистнул я. – Контроль над самым востребованным в мире товаром – это что-то! Так вот ты каких «киборгов» в своем блокнотике зарисовывал. – Я постучал по нагрудному карману, где спрятал записную книжку бродяги. – Но мне-то какой в том интерес? Ну, есть какая-то одна «мафия», которая что-то там доходное контролирует, и есть другая, которая желает отобрать этот контроль. Как-то неинтересно.
– А хочешь сам присоединиться к этой серьезной команде? Такому опытному бродяге там найдется местечко. Я могу замолвить словцо.
– Не-е-е, – я невольно передернулся, – по сути, я одиночка-разгильдяй, и меня до усрачки пугают слова «строгая дисциплина», «иерархия». Боюсь, что эта информация меня не особо возбуждает. Попробуй еще.
– Ну, если бы я знал, какая у тебя личная проблема, что не позволяет Зону покинуть, то, может быть, смог бы помочь. – Чичероне сделал хороший ход; и на мой вопрос не ответил, и своего как бы не задал, а мне теперь отвечать нужно.
– Сомневаюсь, что ты сможешь хоть чем-то помочь, – я неохотно, но все же выдавил из себя слова; в душе всегда теплилась надежда на чудо и избавление от моего проклятия. – Если, конечно, ты не гипнотизер какой-нибудь, способный амнезию побороть. Или невролог от Бога, который может убрать гребаные фантомные боли…
– А вот с этого места поподробнее, – старый сталкер прищурился, – с амнезией – не факт, но вот со вторым пунктом проблемы, пожалуй, смогу помочь. Доступны мне кое-какие технологии, которые многим помогали, с разного рода нервными расстройствами, но мне нужно знать суть проблемы.
– Что, реально эти твои «технологии» могут убрать любые боли?
Я с сомнением воспринял его слова, а в душе уже вспыхнул маленький, но зудящий такой интерес. Чем черт не шутит? А вдруг и впрямь этого типа мне послала сама судьба или, что еще лучше, ее величество Зона? Ведь если я избавлюсь от этих своих снов, от адских мучений, что следуют за ними, то обрету истинную свободу. И смогу карать грешников уже просто так, в качестве хобби…
– Нет, не любые боли, – Чичероне мотнул головой, – а только фантомные, о которых ты сказал. Не поверишь, но еще до Зоны у меня была врачебная практика: работал с десантниками, покалеченными в разных конфликтах. Изучал тогда их фантомные ощущения. Ну, когда у человека нет руки, а она чешется или болит. Много чего интересного для себя открыл, занялся углубленным изучением вопроса, серьезно увяз в нетрадиционной медицине, выдвинул несколько спорных и таких же нетрадиционных теорий, за что и был изгнан из института. А ведь смутил тогда наших профессоров всего один не такой уж и антинаучный факт, что любой человек, кроме плотного тела, имеет еще и тонкое…
– Короче, не понял, – я оборвал его туманные россказни, – так ты можешь убрать эти фантомные боли?
– Своим пациентам убирал, а некоторым, наоборот, вызывал, по их же просьбам. Но это еще не все! – Чичероне словно похвастаться захотел. – На основе этих фантомных ощущений я даже пытался активизировать спящие механизмы регенерации. Одному пацанчику из Пскова ступню почти отрастил!
– А почему почти? – невольно вырвался вопрос.
– Потому что умер он, как только процесс пошел, – бродяга помрачнел, – и есть подозрение, что его специально отравили. Ну, чтобы притормозить и дискредитировать мою работу.
– Ой, ладно, – я махнул рукой, – хочешь сказать, что кому-то это было невыгодно, чтобы тысячи инвалидов по всему миру стали полноценными членами общества?
– Да не в инвалидах тут вопрос, а в фундаментальных принципах и знаниях. Понимаешь, если наука не в состоянии объяснить и добиться того, что можно сделать при помощи псевдонауки, то эти два понятия сразу же поменяются местами. Прикинь, сколько всяких «заслуженных» останется без работы и званий!
– Ладно, будем считать, что меня этот вопрос заинтересовал. – Я перешел к делу: – Сможешь мне помочь?
– Опиши для начала проблему. И поподробнее.
– Хорошо. – Я сделал последний глоток из фляги и спрятал ее в карман. – Снится мне, значит, всяческая хрень. Очень жуткая, критически ненормальная, как и вся Зона Три-Восемь. И уверен я почти на сто процентов, что это и не сны вовсе, а обрывки моего забытого прошлого. И все, что в этих снах со мной плохого происходит, все раны, любые телесные повреждения, я потом ощущаю, когда просыпаюсь. И скажу прямо – фантомными эти боли хрена с два назовешь, настолько они реальны во всех своих гадких мелочах. Приступы длятся от двух минут и до получаса, по нарастающей от приступа к приступу.
– А чем-то борешься с ними? – поинтересовался Чичероне.
– Чем-то борюсь, – кивнул я, – но чем, извини, не скажу. Вот только все равно это не помогает надолго.
– А что такое? Чего не скажешь? Не доверяешь, что ли?
– А с чего мне тебе доверять?! – взбрыкнул я. – Мы же не в твоем врачебном кабинете. И браслеты на твоих руках – явно не украшения.
– Ну, хоть расскажи мне, какого характера боли, от каких ран? – задал бродяга, казалось бы, простой очевидный вопрос, подковырку которого я сразу и не понял.
– А всякие! Начиная со множественных открыто-закрытых переломов конечностей, бесчисленных пулевых ранений и заканчивая порванной в лоскуты кожей, раздробленной в хлам челюстью и проломанным черепом… – выдал я как на духу и тут же прикусил язык.
– Вот и я думаю, что ты, мил человек, чего-то недоговариваешь. – Лицо Чичероне растянула широкая самодовольная улыбка. – Если эти сны, как ты утверждаешь, твои воспоминания, то где же следы от этих страшных ран? Руки-ноги ровненькие, множественными переломами и не пахнет. Это я тебе как бывший врач говорю. Ну, пусть шрамы от пуль и рваных ран под одеждой скрыты, в чем я, конечно, сомневаюсь. Но как же с раздробленной в хлам челюстью и проломанным черепом? Никаких патологий я не наблюдаю. Ну, разве что твоя морда немного на рыло горбатой гиены смахивает, – выдал он под конец шутку и сам же рассмеялся.
– Ха-ха-ха, очень смешно и, главное, оригинально, – передразнил его я, – не ты первый мою рожу с рылом гиены сравнил. У меня вон и шея, и спина волосатая, точно как у гиен, – я тоже попытался пошутить и съехать с темы. – А что касается снов моих, так я лишь предполагаю, что это какие-то воспоминания. Но теперь, после твоих аргументов, я уже так не думаю…
– Э нет, Бурый, слова словами, предположения предположениями, а глазам-то я своим пока еще доверяю!