Буферных площадок, куда мог прийти каждый желающий попасть в Трот, по окружности располагалось штук пятнадцать, там же имелись ворота, прорезающие железобетонный вал периметра. Но существовали еще и служебные проходы, точней, мостики, перекинутые через него. И ведали этими «калитками» патрульные подразделения, ответственные за охрану конкретного участка трехсоткилометровой границы. Вот здесь, на отрезке протяженностью почти десять кэмэ, который ревностно стерег батальон под командованием подпола Чуркова, таких переходов шесть. По два на роту. Всем солдатикам хочется заработать.
…Взобравшись по крутой съемной лестнице, миновав узкую длинную площадку и спустившись по такой же лестнице с внешней стороны железобетонного периметра, сталкеры как-то незаметно для себя, буднично, перешли в разряд сталкеров бывших.
Скользя по сторонам безразличным взглядом, Тигр машинально отметил, что казарма и прилегающая к ней территория армейских оборудованы и оснащены весьма хорошо (при этом половину выделенных средств наверняка разворовали). На охрану границы Трота правительство денег не жалело. Еще бы, столько навара получает. О том, сколько «левых» доходов получали все, кто кормился «с Зоны» в теневой экономике, говорить не принято.
– Рядовой Снежков! – рявкнул офицер с двумя звездочками подпола.
Солдат, встретивший их снаружи, внизу под лестницей, подскочил и вытянулся по струнке, ожидая дальнейших распоряжений.
– Этих двоих в раздевалку.
– Есть! – Боец развернулся на месте и куда-то зашагал, печатая шаг, как будто по плацу на параде. Сталкеры, переглянувшись, последовали за ним. Не дожидаясь команды.
– Что еще за спектакль? – тихо, чтобы не услышали армейские, спросил Григорий.
– Понятия не имею, – шепотом же ответил Владислав Лаврин. – Хрен их знает, этих вояк.
– Когда я служил, такой показухи не было, – прокомментировал его слова Григорий, и Владислав кивнул, то ли соглашаясь, то ли осуждая произошедшие перемены.
Рядовой остановился у двери, выкрашенной желтой краской, вытащил из кармана ключ-карту и, сунув ее в прорезь опознавателя, открыл замок. Потянув на себя дверь, открыл вход в блок. Пропустив вперед сталкеров, он, сам не заходя в помещение, сообщил:
– Все, что на вас, снимайте. Другая одежда в пакетах. Подберете по размеру.
– Эй, парень, у нас и так нормальная гражданка, – сказал Григорий. – Ты чего, не видишь?
Солдат открыл было рот, чтобы ответить что-то, но Владислав, ни слова не говоря, резко захлопнул дверь изнутри. Снежков еле успел отскочить в сторону.
– Гриша, сдается мне, они уверены, что мы пропитали одежду чем-то в Зоне. Типа жидкими зонниками. Чтобы вынести и потом продать. Давай не будем спорить с идиотами.
– Понял. Извини, Тигр, что-то я поглупел… это заразно, видать.
– Влад. Меня зовут Влад. Вот что тебе надо срочно понять. Тигр умер. Че тоже.
Бывший Че Гевара посмотрел на друга, выдержал его далеко не веселый, но, главное, решительный взгляд и молча кивнул.
Они переоделись. Теперь эти двое мужчин внешне ничем не отличались от обычных людей.
Посмотрели друг на друга.
Григорий не узнал человека, стоявшего перед ним.
Владислав как-то странно смотрелся в гражданской одежде. Григорий невольно вспомнил один момент из далекого детства. Он тогда был в цирке с родителями и навсегда запомнил из всего представления медведя, одетого в красно-желтый сарафан. Сейчас, смотря на Владислава, Григорий испытывал схожее ощущение. Вроде бы его напарнику и подошли темно-синие кроссовки, джинсы и серая куртка без привычного капюшона, но в то же время смотрелся он в этой одежде как-то… неестественно, что ли.
Даже в потрепанных штанах и старом пуховике, которые выдал ему Сеня Мажор перед отъездом из лагеря, он смотрелся гораздо натуральнее.
Сам Григорий выглядел в гражданских шмотках гораздо лучше. Теплая кожанка, красный свитер, штаны цвета хаки и черно-белые кроссовки; эта одежда была ему к лицу. За годы, проведенные в Зоне, он несколько подрастерял свои привлекательность и обаяние, покорявшие женские сердца почти со стопроцентным успехом, но оставшегося для реалий Зоны вполне хватало, а в этой одежде, судя по отражению в зеркале на стене, его мужские качества сами по себе начали восстанавливаться до прежнего уровня.
Только сейчас, рассмотрев себя в зеркале, Григорий ощутил запах приближающейся «большой земли» и испытал внезапное острое желание вернуться в родной дом, где его до сих пор ждут, быть может… Однако это желание тут же перебил страх. Страх перед тем, что неминуемо случится позже. Ну ладно, еще есть время подумать и определиться, куда направить стопы. Домой – рискуя нарваться, или – взять и затеряться где-то в просторных российских весях и градах…
А Владислав Лаврин… Он больше походил на разодетый манекен или на заготовку для человека, которую зачем-то нарядили.
– Вот мы и получили пинок под зад, брат, – удрученно сказал Григорий. – Хорошо хоть, не безденежными выброшены.
Да, по негласному договору, только деньги армейские разрешали с собой выносить из Зоны бывшим сталкерам. Хоть мешки денег тащи, если заработал. Наверное, руководствовались старым, как нормальный мир, «деньги не пахнут», даже Зоной.
– Э, сталкеры! – послышался снаружи голос солдата. – Вы там что, модельку трусов подобрать не можете? Шевелитесь, автобус ждет!
– Сам ты… – проворчал Григорий.
Физически он себя ощущал уже гораздо легче. Влияние Зоны отпускает его достаточно быстро, значит. А с моральным упадком как-нибудь разберется. Если повезет.
Вот Владиславу Лаврину приходится куда хуже. И, кажется, совсем не потому, что он изранен и побит.
Они бросили старые шмотки внутри, между развороченных пакетов с разномастной одежонкой, открыли дверь, вышли наружу и сразу увидели транспорт – стандартный, ничем не примечательный «пазик». Такие, помнится, катаются в почти каждом уголке необъятной России.
Переглянувшись, бывшие сталкеры двинулись к автобусу, ни разу не оглянувшись и не посмотрев на высокий железобетонный вал, скрывающий от взглядов людей Трот. И правильно. Зона, несмотря на всю свою чужеродность, смертельную опасность и нелюбовь к людям, стала им близкой. Ближе всего и вся на этой планете. Но пришлось ее бросить. И зачем оглядываться? Чтобы в последний раз посмотреть на то, частью чего уже не сможешь быть?
Оно конечно, можно бы и оглянуться, здесь никто не пристрелит за это, только вот… взгляд назад вызовет приступ лишней тяжелой боли. А им сейчас и так не весело. Как говорится, долгие проводы – лишние слезы. Потому такое, казалось бы, несложное движение, как оглянуться назад, пусть даже на миг, продлит разрывающее душу расставание на этот самый миг. Бесконечный миг.
Уходя – уходи.
В «пазике» уже сидели двое. Один – молодой парень в военной форме, по каким-то делам отправленный в буфер. Второй – седовласый мужчина лет пятидесяти, в больших очках и с ноутбуком на коленях. Видимо, ученый, поглощенный своей работой. Он устроился в задней части автобуса, чтобы ничто ему не мешало, и беспрерывно порхал пальцами по клавиатуре. Возможно, сделал важное открытие и сейчас доводит свой отчет до ума, чтобы позже обнародовать его на конференции. И запросить денег для реализации очередного великого проекта, вдохновленного присутствием на территории планеты следов Посещения…
Зрелище этого «яйцеголового», поглощенного работой, выглядело как издевательство над бывшими сталкерами. Они переглянулись снова и глазами сказали друг другу, с каким удовольствием прикончили бы этого долбаного научника. Там, внутри периметра.
По эту сторону границы они просто опустились около двери на двойное сиденье. Изможденные, угрюмые, будто только что с похорон близкого человека. Впрочем, так и есть – для Григория умер сталкер по прозвищу Че Гевара, а для Валентина, то есть Владислава, – Тигр. Но если первый уже начал вспоминать родной город, дом, подъезд, этаж, квартиру, семью, то второй ничего не вспоминал. Его голова была пуста, как полый шар. Он не знал, что будет делать дальше. И пока что не хотел даже думать об этом. Ему теперь все равно.
Сталкер по прозвищу Тигр умер, оставив тело в полном распоряжении человека с вымышленным именем. Но человек пока еще не вышел из комы, затянувшейся на долгие годы.
– Куда отправишься из буфера? – спросил Григорий, глядя строго перед собой, в пол, устланный грязными резиновыми ковриками.
– Для начала поеду в ближайший большой город, – ответил Владислав, отвернувший лицо к водительскому месту, будто с нетерпением ждал, чтобы то наконец-то было занято. – Там по обстоятельствам.
– Значит, нам вместе до этого города… – сказал Григорий и осекся. Он и сам не совсем понимал, к чему произнес эту фразу.
Пришел водитель, занял свое место, включил негромко радио, автобус тронулся… и Владислав повернулся вдруг, пристально посмотрел в окно. Туда, где вал периметра.
«Зона… Я вижу тебя в последний раз. И ты меня тоже…» – говорили его глаза, тоскующие по безвозвратно убегающему назад прошлому.
…Григорий закрыл глаза, привалился к дрожащей стенке автобуса и задремал…
Зона собственной сущностью смотрела вслед уходящему автобусу. Ее красивые, но такие коварно-манящие глаза налились печалью и слезами. Она была раздосадована тем, что уходит сталкер по прозвищу Тигр. Он никогда не стремился стать героем, но, так или иначе, именно он останется в ее памяти. Зона была благодарна ему за все.
Когда автобус скроется за поворотом, Зона потеряет связь. Нить инородной энергии с каждым проеханным метром ослабевает, становится все тоньше и в конце концов оборвется. Зона редко печалится о тех, кто ее покидал, но бывший Сом – особый случай… Он был для нее первым после того, как она себя ощутила сущностью. А теперь она его теряет. Да, придут другие. Много других. Но среди них не будет его, самого первого, кто оказался способен видеть сны о чем-то большем… Как жаль, что он уже давно не хотел погружаться в сон, и она не может с ним увидеться, хотя сама когда-то первая отказалась приходить к нему в сновидениях… Необходимо найти какой-нибудь способ и дальше быть рядом, не оставить его без своей любви… Не подкидывать же снова фотографию с изображением «Эйли», как в прошл…