Врач поколебалась, словно не знала, как Андрей воспримет ее дальнейшие слова.
— Тот человек, которому мы разрешили свидание с вами на пять минут, — следователь.
— Зачем я ему понадобился?
— Вы к нам в больницу поступили с очень тяжелой травмой черепа. Я не буду перечислять вам, Андрей Павлович, специальное наименование того, что мы у вас обнаружили, — ни к чему это сейчас, когда вы уже твердо держитесь за жизнь. Просто скажу: от падения, даже самого неожиданного и сильного, такие травмы не бывают.
— Понятно. — Андрей прилег на кровать, долго сидеть он еще не мог, предательская слабость обволакивала тело и подступала легкая тошнота.
— Вам сделали очень сложную операцию. И когда вы будете чувствовать себя достаточно хорошо, сможете поблагодарить профессора Алаторцева — это он спас вам жизнь. Вы, как говорят, родились в сорочке, Андрей Павлович. Когда вас доставили сюда, к нам, на счастье, в больнице находился профессор Алаторцев. А если бы он отсутствовал, разыскивать и вызывать его уже не было бы времени.
— Спасибо за откровенность, Людмила Григорьевна. А что случилось, если бы не нашли профессора?
— Тогда операцию делала бы я. И ваши шансы уменьшились бы, ибо мне еще далеко до Юрия Васильевича.
Андрей с любопытством взглянул на женщину, которая откровенно, без тени рисовки могла признать профессиональное превосходство другого человека. «К сожалению, в журналистике такое случается редко, — подумал он. — Там все сплошняком таланты, а читать, извините, часто нечего».
— Чувствуете ли вы себя достаточно хорошо, чтобы очень кратко побеседовать со следователем? — снова спросила Людмила Григорьевна.
— Да.
Следователь пришел на следующий день. Он был пожилым, но очень жизнерадостным мужчиной, в несколько мешковатом костюме, с помятым галстуком. Со следователями Андрею еще не приходилось сталкиваться, и у него было о них стандартное представление, сформированное приключенческими книгами, фильмами, телепередачами «Следствие ведут знатоки». Сейчас перед ним сидел не волевой герой, не энергичный тонкий знаток, источающий интеллект и энергию, перед ним был человек, привыкший выполнять свою работу не торопясь и добросовестно. Андрей знал этот тип людей, ему не раз приходилось о них писать. И ведь как-то так оказываюсь, что именно они лучше других знают дело. «Надежен, как железо, — подумал Андрей и тут же себя поправил: — Нет, железо ржавчина разъедает, а этот по-человечески надежен». Один из своих очерков он так и назвал: «Формула прочности».
— Панкратов, — представился следователь. — Ревмир Иванович.
— Ревмир? — переспросил Андрей. — Первый раз слышу такое имя.
— Это потому, что вы родились намного позже меня, Я, между прочим, в двадцатых... Ревмир расшифровывается очень просто: революция и мир. У меня есть знакомая, которую зовут Электрика... С именем Ким вы, наверное, сталкивались, оно и сейчас в употреблении.
— Да, — кивнул Андрей, — и у нас есть свой Ким.
— Теперь только такие глубокие старики, как я, все еще носят странные имена.
— Не странные, а красивые, — вполне искренне поправил Андрей. — Очень романтические.
— Хорошо это вы сказали. Спасибо. А теперь после знакомства приступим к нашим общим делам.
Так начался их первый разговор.
— Вы помните, что произошло в подъезде?
— Я помню все до того момента, когда мне показалось, будто пошатнулись стены и обрушился потолок... Даже подумалось: «Уж не землетрясение ли?» — ответил Андрей.
— А дальше?
— Все. Очнулся я уже здесь. Недавно.
— Вам что-то показалось подозрительным? Может быть, за вами следили?
— Нет, я ничего не заметил.
— У вас были личные враги? Я имею в виду не недругов, они есть у каждого нормального человека. Я говорю о врагах, способных пойти на тяжелое преступление.
— Нет.
— Вы подумайте. Это очень важно.
Какие у Андрея могли быть личные враги? Вся жизнь в разъездах, кочевая, журналистская. Все время в редакции, с утра до ночи. Изредка скромное застолье с друзьями, чаще у кого-нибудь на кухне. И всегда беготня по редакционным заданиям, кого-то надо перехватить, побывать на месте события, опередить своих коллег из других газет. В этой маете даже семьей не успел обзавестись, считал, что превыше всего дело. И к отцу, жившему в Ярославле, выбирался только по большим праздникам.
Он помолчал и снова твердо повторил:
— Нет у меня личных врагов.
— Тогда кому надо было с вами расправиться?
— А что со мной приключилось? Ведь мне так толком никто ничего и не сказал.
Ревмир Иванович глянул на Андрея, словно решая, сказать или нет. Андрей постарался выдержать его взгляд: мол, вы же видите, я уже почти здоров.
— Вас, Андрей, ударили обрезком трубы по голове... — Следователь достал сигарету, размял ее и аккуратно затолкал обратно в пачку. Объяснил: — Я знаю, что вы курите, точнее, курили. Не буду искушать без нужды.
Он говорил неторопливо и в то же время почти не делал пауз, так как врач предупредил, что время строго ограничено.
— Вы ничего не можете вспомнить? Может быть, вы не сразу потеряли сознание, сопротивлялись? Хоть что-то должно остаться в памяти.
— Да нет же! — запротестовал Андрей. — Я ничего не успел. И даже не видел тех, кто, как вы сказали, ударил меня. Было как землетрясение, — повторил он.
— Посмотрите бумажник, все ли здесь в наличии?
Ревмир Иванович протянул Андрею бумажник из тонкой, мягкой кожи — подарок коллеги. Андрей увидел редакционное удостоверение, паспорт, свои визитные карточки, две десятирублевки, четвертинки бумаги с номерами телефонов — он любил записывать телефоны не в блокноте, а вот так — на листке бумаги.
Увидеть свою вещь из той, почему-то казавшейся далекой, жизни Андрею было приятно.
— Кажется, все на месте.
— Мы так и думали — грабеж исключается.
— Что же тогда?
— Вот это и пытаемся выяснить. Видите ли, на лестничной клетке мы обнаружили следы борьбы... Причем достаточно ожесточенной. К сожалению, в одной из квартир было пусто, все на работе, а в другой включили телевизор, передавали фигурное катание, и они ничего не слышали. В подъезде было совершенно пусто. Есть и еще одна любопытная деталь: «Скорую помощь» по телефону-автомату вызвала девушка, она точно указала номер дома, подъезд и этаж. Потом позвонила нам...
Следователь все объяснял обстоятельно.
— Девушка была очень взволнована, она кричала, что вас убили. Мы приехали почти вместе со «Скорой». Конечно, рано или поздно на вас натолкнулись бы жильцы подъезда, но важны были даже не часы — минуты. Так что считайте, та девушка спасла вам жизнь...
— Она назвала себя?
— В том-то и дело, что нет. Как только убедилась, что вызов принят, сразу повесила трубку.
— И спасибо некому сказать... Загадочная история, — протянул Андрей.
— Вам она дорого обошлась, — откликнулся Ревмир Иванович. — Врачам было непросто привести вашу голову в порядок. А у нас, Андрей Павлович, все это квалифицируется как покушение на убийство. Вот так-то. Сегодня, так сказать, предварительная встреча. Я пришел просить вас вспомнить все, даже самые незначительные подробности последних месяцев. Иначе преступление останется нераскрытым и следующей жертве может повезти меньше, чем вам.
— Я, конечно, постараюсь, — пообещал Андрей.
— Условились.
— И все-таки я не понимаю, кто мог на меня броситься.
— Отыщем, Андрей Павлович.
— Хотел бы я посмотреть на этого типа.
— Законное желание, — без тени улыбки кивнул Ревмир Иванович. — И мы поможем вам его осуществить.
— А обрезок трубы? — Андрей подумал, что, может быть, это и есть ключ к тайне.
— Он был во дворе, в баке для мусора. Сейчас вы спросите, есть ли на нем отпечатки пальцев, и я вам отвечу, что нынче каждый ребенок знает из популярных телепередач: преступники в таких случаях надевают перчатки.
Андрей засмеялся.
— Я постараюсь все припомнить, — снова сказал он.
— Вернитесь в свое прошлое. Начните с того времени, когда возвратились из Африки. Вы ведь были там в командировке?
— В краткой поездке, всего на десять дней. А потом дней пять отписывался: материал опубликовали, он понравился. А я начал искать новую тему. Не очень просто найти такое, что интересно автору и полезно газете. Уже совсем решил поехать на БАМ, в Усть-Куте я был, когда там шел первый поезд, хотелось посмотреть, как все изменилось. И тут меня вызвал главный редактор. Это было ранней весной. Я хорошо помню, да, была ранняя весна, наша газета уже начала вовсю печатать заметки о севе в южных районах, и появились до смешного традиционные сообщения, что в Сочи зацвел миндаль...
ТЕМА С ОСТРЫМИ ГРАНЯМИ
— Есть одна тема, Андрей, — сказал редактор. — Она не в русле того, что ты обычно пишешь, но, может, это и к лучшему — посмотришь на нее свежим взглядом.
В кабинете редактора было тихо, а в редакционных коридорах и кабинетах в это время вовсю кипели страсти — скоро подписывать номер в свет, все торопились, наверстывая минуты.
Но это уже была доводка, шлифовка номера, все главные материалы вычитаны, и именно в эти часы редактор любил приглашать к себе специальных корреспондентов для разговоров о будущих материалах. Прилив редакционной энергии уже пронесся через его кабинет и сейчас пенил волны в типографии и других службах.
Редактора редко звали по имени-отчеству, обычно кратко: Главный — Главный сказал, распорядился, утвердил...
В последнее время, по наблюдениям Андрея, в журналистике появилось немало специалистов экстра-класса, умеющих автоматически выбирать нужные шрифты, ставить рубрики и линейки, но привносящих в газетную строку такой холод, что становилось не по себе. Главный в редакции Андрея еще не растерял умения не высчитывать, а увлекаться.
— Вот, старик, почитай-ка письмецо. Это отклик на статью о диких нравах в иных местах отдыха молодежи. Помнишь ее? «Гниль»...