— Каким способом?
— Самыми разными.
— Допустим, я сроду был несообразительным мальчиком.
— Один против пятерых? — Ела пожала плечами. — Неразумно. Вы же видите, здесь Мишка заправляет. Он побаивается только Князя и то потому, что Князь, если почувствует, что проигрывает, уйдет, но отомстит обязательно. У него своя «фирма», и его ребятишки тоже умеют отвесить, не крохоборничая, по первое число.
— Очень образный у вас язык, — сказал Андрей, — хоть записывай афоризмы.
Ела кокетливо повела глазами, стараясь, чтобы этот парень, неизвестно каким ветром занесенный в их бар, увидел, какие у нее длинные ресницы.
За столиком Мишеля один из его приятелей дурашливо запел: «В хмуром полумраке печальные огни...»
— Прекрати, — услышал Андрей раздраженный окрик Мишеля.
Парень на полуслове оборвал подвывание.
«Нет, — подумал с тревогой Андрей, — во всем этом мало забавного. Скорее наоборот. Даже совсем наоборот».
— А вот там, — продолжала болтать Ела, — сидит со своим новым другом Анна Юрьевна, директор магазина «Фрукты — овощи»:
— И чего ей здесь надо? — Андрей лениво потянулся за сигаретой. Он начал понемногу усваивать стиль Елы. — Директорам магазинов положено по ресторанам гулять. Так, во всяком случае, пишут в детективных романах.
— Вот, — съязвила Ела, — Инкин бывший дружок, тоже директор, именно так и поступал. А сейчас он кто? Помогает стране перевыполнять план по лесозаготовкам...
— Понятно...
— Анна Юрьевна, проще Анюта, видно, притопала сюда от скуки. А может, Мишель ей заранее столик заказал, он у нее в грузчиках числится.
Ела «знакомила» Андрея с завсегдатаями бара, давая иронические, злые характеристики.
Вечер принес Андрею много неожиданностей. И почему эту штуку назвали баром? Кто, по каким соображениям взял чужеземное словечко и попытался пересадить его на нашу землю? А заодно со словечком и нравы... Нет, конечно, дело не в этом: «кафе» ведь тоже слово не из русского языка. И бары в городе есть такие, куда приятно зайти. Но откуда взялся именно такой бар, где даже в полумраке, в бледноватом свете немногих бра отчетливо виден мусор?
Андрей вспомнил, как горячо их газета ратовала за открытие в городе новых кафе, баров, других заведений вечерней службы быта, где можно было бы с удовольствием провести время. Но одно дело — добиться открытия «точек», другое — создать в них добрую атмосферу, чтобы человеку, пришедшему на огонек, было хорошо, он мог поговорить с друзьями, потанцевать, а не задыхаться в клубах табачного дыма и не ожидать, что с минуты на минуту на него набросятся драчливые аборигены.
— Здесь всегда такая публика? — спросил Андрей Елу.
— Не нравится? Могу утешить: нет, только по субботам. В будние вечера — случайные посетители, а вот в субботу — весь наш цвет.
— Избранные, так сказать, приходят сюда отвлечься от бренных забот?
— А вы не смейтесь. У каждого дел по горло. Вы думаете, Анюте из магазина легко свести концы с концами, не запутаться, так сказать, чтобы в любую минуту все в ажуре: ни недостачи, ни излишка, но себе и другим положить несколько красненьких?
«А она далеко не дурочка, — отметил Андрей. — Наблюдательна, зла, но без истеричности».
— Слушайте, Ела, скажите, вам нравится такая жизнь? Если я влез в запретную тему, ради бога извините...
— А кто мне может предложить другую? Добренький дядя? Его у меня нет! Вы? Так вы скоро исчезнете с моего горизонта — как только в этой симпатичной берлоге погаснут огни. Мою жизнь рисует Мишель Мушкет.
— Это в каком смысле?
— В прямом. Здесь почти каждый при ком-то. Я стараюсь ладить с Князем и другими, но имею честь числиться в свите Мишеля. Видите, как я с вами откровенна? Очень уж хорошо вы всему удивляетесь...
Она кокетливо сморщила носик, хлопнула длинными ресницами. Видно, у нее это уже стало привычкой — «показывать» себя, хотя получалось это смешно и наивно.
— Мне и в самом деле многое внове, — сказал Андрей, — но ведь я не турист и, имейте в виду, человек далеко не равнодушный.
— Значит, будете сейчас читать мне мораль. — Ела разгладила складки на юбке, с видом прилежной школьницы устроилась на краешке стула — руки на круглых коленках. — Начинайте, меня уже давно никто не воспитывал.
— Да нет же, зачем? Сейчас будем пить кофе.
— Значит, урок морали отменяется? Тогда мне кофе глясе. Это которое с мороженым.
— Знаю, — улыбнулся Андрей. — «Гляс» — на французском означает именно лед, «глясе» — холодный, ледяной.
Ела не без удивления посмотрела на Андрея. Сказала:
— Вам надо познакомиться с новым приятелем Инессы — он свободно шпарит на этом самом французском.
— Он здесь? — спросил Андрей.
— Нет, Инесса сюда его не водит. Он совсем другой породы. Из тех, для которых белое — это белое, черное — это черное и никаких промежуточных оттенков не существует. Ну ничего, его скоро тоже обломают. Здесь и не таким рога сковыривали...
Они еще недолго поболтали о том о сем. Ела легко подхватывала любую тему, старалась, чтобы ее новому знакомому не было скучно.
— Мне пора, — сказал Андрей.
Ела поднялась вместе с ним.
— Может, останетесь?
— Я сегодня немного тороплюсь, хочу поработать...
— Это правда, что вы, журналисты и писатели, пишете только после слоновьих доз спиртного?
— Басни, конечно, — поморщился Андрей. — Пока я пройдусь по бульвару, мои пятьдесят грамм коньяка окончательно унесет весенний ветерок.
Его обидел этот вопрос, к сожалению, бытует такое обывательское представление о труде, в который надо вложить душу и сердце. Ела это поняла и сказала, будто извинилась:
— Пьющим вас не назовешь... Это видно сразу. Я уйду с вами, так принято, иначе еще подумают, что вы мне отставку дали, а о своем авторитете я забочусь. Да и лавочка скоро закроется.
Под взглядами завсегдатаев они пробирались между столиками к Наде-барменше.
— Почему вы мне ничего не предлагаете? — неожиданно капризно спросила Ела.
— Что именно? — удивился Андрей.
— Поехать к вам, ко мне или к моей подруге, которая «случайно» в это время отсутствует, или к вашему другу — послушать музыку, как выражаются интеллигентные молодые люди. Мало ли вариантов...
— И все они вам известны?
— Во всяком случае, со многими из них меня пытались познакомить. Но, как все знают, моя любимая поговорка: держите меня, я девушка честная...
Андрей не смог разобрать, естественной или напускной была эта бравада. Он был отнюдь не пай-мальчиком, кое-что в жизни видел, но такая «простота нравов» изумляла и тревожила. Конечно, он понимал, что из ста девушек, которым он в первый вечер знакомства предложил бы нечто подобное, девяносто девять рассерчали бы, разобиделись, а то, чего доброго, и прекратили знакомство. Но вот есть, оказывается, и «раскрепощенные»...
Он попытался что-либо прочесть во взгляде Елы, но она отводила глаза.
— Все мои друзья в это время уже дома, а у вас нет подруг, сдающих комнаты напрокат, — сухо сказал Андрей. — И этот развязный тон вам совсем не к лицу. Вы лучше, чем хотите казаться.
Ела демонстративно чмокнула Андрея в щеку.
— Вы и в самом деле хороший, — сказала, — я уж думала, что такие перевелись, вымерли, как динозавры. Нет, оказывается, есть еще отдельные экземпляры. Извините, но здесь часто бывает так: угостят тебя коктейлем и через пять минут уже договариваются, где бы матрац найти.
— Гадость! — возмутился Андрей. Когда он сердился, лоб пересекала глубокая складка, взгляд становился тяжелым.
— Кому что нравится... — глухо сказала Ела. — Но, пожалуй, хватит об этом, обстановочка прояснилась...
Андрей попрощался с Надей, небрежно облокотившейся о стойку. Барменша обворожительно улыбалась, наметанным взглядом определив, сколько Андрей накинул «сверх».
— Заходите, — пригласила гостеприимно.
— В следующую субботу, — уточнил Андрей.
— Я скажу Ванычу, — пообещала Надя.
— А я займу столик, — сказала Ела. — Идет? — Она запомнила словечко, которое часто, к месту и не очень, употреблял Андрей.
КОЕ-ЧТО ОБ АРИФМЕТИКЕ ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ
Роман еще утром предупредил Лину, что у них сегодня будет гостья.
— Эта длинноногая Инка? — холодно спросила сестра. Она со звоном опустила на подставку сковородку с яичницей. Приготовление завтраков было обязанностью Лины. — Ешь, набирайся сил...
— Вульгарная ты какая-то стала, Лина, — поморщился Роман. — Вот и вчера вечером снова на стометровке асфальт шлифовала. Что тебя туда гонит?
— У меня переходный возраст. Я вступила в трудную пору созревания, превращения из девочки в девушку. Возможны нежелательные эксцессы... — Лина явно кому-то подражала.
— Ну вот, опять. — Роман отложил вилку, внимательно посмотрел на сестру. — Вместо того чтобы молоть чушь, объяснила бы по-человечески, глядишь, и я смог бы тебе в чем-то помочь.
— Это не чушь, а избранные места из лекции, которую нам читали в школе. Мальчишкам — про алкоголизм, а нам — про «созревание»... «Девочки, вы обязаны быть особенно внимательны в этот период к себе, не поддаваться искушениям, не искать простейших выходов для эмоциональной разрядки».
Лина говорила размеренно, тихим проникновенным голосом, воздев глаза к потолку, прижав руки к груди.
— И кто же лектор? — насторожился Роман.
— Наша классная: «Сегодня мы будем говорить с вами о вещах очень интимных. Все равно вы скоро все узнаете...» А мы давно уже все знаем, не маленькие.
«Даму Н.», Нелли Николаевну, призвать, что ли, на помощь? — растерянно подумал Роман. — Пусть бы поговорила с нею, наверное, есть вещи, о которых такие пигалицы могут беседовать только с женщинами». Он представил на мгновение «даму Н.» и отказался от этой мысли — понесет всякую чушь, еще обозлит сестренку.
— Вот что, — решительно сказал, — не знаю, что вам наговорили на вашей лекции, но, если ты будешь дурачиться, я тебя за милую душу выдеру папиным ремнем. Кстати, в жизни есть действительно немало проблем, к которым следует относиться серьезно.