В голосе у нее появились властные нотки, и стало понятно, что эта девушка умеет и командовать, и потребовать выполнения своих распоряжений. Она чуть, самую малость, смягчила тон и сразу стала очень привлекательной: и смущение и улыбка явно красили, ее, она это знала и, может, поэтому из всех сил старалась казаться неприступно строгой. Андрею захотелось сравнить ее глаза с васильками. «У нее были глаза как васильки ранним летом, когда они только начали впитывать голубень неба и горячие лучи солнца, а волосы напоминали спелую рожь, и на этом золотом фоне глаза казались очень беспокойными, глубокими» — слова сами складывались в очерковые фразы, но Андрей отмахнулся от них — штамп, стандарт, и сосредоточился на том, о чем говорил Коновалов.
— Значит, для тебя не новость то, о чем нам так страстно повествует Андрей Павлович? — спросил секретарь у Тони.
— «Пятачок» давно уже вызывает у нас тревогу. Что касается бара «Вечернего», то мы им не занимались, не видели связи с «пятачком».
— Прикрыть «пятачок» пробовали? — поинтересовался Коновалов.
— А что толку? Найдут другое место в каком-нибудь тупике...
— Что же, так пусть и толкутся, гниют в своем «комке»? — Голос у Коновалова вдруг стал резким, твердым.
«Оказывается, этот очкарик с характером», — отметил про себя Андрей. Признаться, вначале секретарь не произвел на него впечатления: какой-то щуплый, узкоплечий, непрестанно балагурит. Впрочем, внешность бывает обманчивой, это Андрей усвоил хорошо, встречаясь по журналистским делам с самыми разными людьми.
— Сделаем так, — решил Коновалов. — Вопрос — на заседание комитета комсомола. Посоветуемся с ребятами, как лучше подступиться. Готовишь ты, Антонина, и твои сектора. Тебя, Андрей Павлович, мы пригласим на заседание, поделишься, как говорится, живыми впечатлениями. На комитете разработаем широкий план мероприятий, чтобы рвануть этот бурьян с корнем. Но начинать будем уже сейчас, время в таких случаях дорого.
Коновалов посмотрел на листки настольного календаря, что-то прикинул.
— Давай-ка, Антонина, пригласим сегодня на восемнадцать ноль-ноль командира оперативного отряда и его активистов.
Он сокрушенно развел руками:
— Хотел с женой в кино пойти — в кои-то веки... Снова не получится. Говорят, «Клеопатра» мировой фильм, ты случайно не видел? — спросил Коновалов у Андрея. Глаза у него азартно заискрились, он стал похожим на мальчишку, и было понятно, что секретарь очень желал бы посмотреть «Клеопатру», но работа у него такая — немеренная, не разлинованная по часам, и жене предстоит скучать и в этот вечер, ничего не поделаешь. А сколько их уже было, таких вот вечеров, которые твердо обещал провести дома, в семье, но невесть откуда появлялось неотложное дело, и все планы летели вверх тормашками? Секретарь все больше нравился Андрею не показной, для корреспондента, а естественной, выработанной длительной самотренировкой, деловитостью, и он спросил у Коновалова:
— Ты что заканчивал?
— Бауманский. А ты, наверное, МГУ? Факультет журналистики?
— Нет, я по образованию международник.
— Я после Бауманки получил назначение на этот завод. Увлекался ЭВМ, а здесь центр управления даже не по последнему слову, а по завтрашнему уровню оборудован. Два года проработал на производстве — и в комитет...
— Отказывался?
Коновалов засмеялся:
— А ты думал? У меня ведь диссертация практически готова была. Оставалось работы на полгода. Пришлось отложить до будущих времен.
Андрей знал — в комсомоле немало таких безотказных ребят: им говорили «надо», и они оставляли любимое дело, рушили свои планы, теряли в зарплате, работали по выходным и вечерам, потому что действительно это было надо. От них многое требовали, и они принимали это как должное. Их часто поругивали: и вышестоящие инстанции, и комсомольцы на собраниях и конференциях — и они считали, что так и должно быть, здоровая атмосфера критики всегда полезна. Требовалось — работали на пределе, на износ. Вот и Коновалов из таких.
— А что потом?
— Вернусь к своей электронике. Пытаюсь пока не дисквалифицироваться, да разве угонишься?.. Запиши телефон Тони, — сказал Коновалов, — все вопросы теперь через нее...
Он как бы подводил черту под разговором.
Андрей записал телефон Приваловой, протянул ей свою визитную карточку. Неожиданно для себя спросил:
— Вы будете на сегодняшнем вечернем совещании с оперотрядовцами?
— Конечно. — Тоня тоже привыкла ломать свои планы под лавиной срочных дел.
— Сколько ваше заседание продлится?
— Не меньше часа, у ребят наверняка есть свои соображения, наблюдения, надо их выслушать.
— А потом?
— Уж не хочешь ли ты, Андрей Павлович, ей свидание назначить?
Коновалова явно забавляло смущение Тони.
— Именно, — подтвердил Андрей. И предложил Приваловой: — Если у вас нет неотложных дел, приходите вечерком в бар «Вечерний». У меня там появились приятель и приятельница, я с ними буду... Посмотрите и на действующих лиц будущих боевых действий, и, так сказать, на места возможных сражений...
— А что? — поддержал Андрея Коновалов. — Идея... Сходи, Тоня, глянь на этих субчиков. Может, чего и придумаешь при близком знакомстве.
Привалова недолго колебалась, что-то прикинула про себя, чуть покраснев, кивнула:
— Я согласна, Андрей Павлович.
Андрею нравилось ее умение заливаться легким румянцем по поводу и без повода. Вот тебе и сухарь-девица, синий чулок... Он осторожно, чтобы окончательно не смутить девушку, сказал:
— Можно дать вам совет, Тоня?
— Конечно, Андрей Павлович.
— Собираясь в бар «Вечерний», оденьтесь... ну, как бы выразиться... — Андрей несколько секунд подыскивал нужное слово, — ...посвободнее, что ли. Иначе вы будете очень выделяться среди тамошней публики. И постарайтесь не называть меня по имени-отчеству, можете просто Андреем и на «ты».
— Спасибо за совет...
Мысль пригласить Привалову в бар «Вечерний» возникла у Андрея внезапно. Конечно, если бы спросили, зачем это ему понадобилось, он бы ответил, что следует поближе познакомиться со вторым секретарем комитета комсомола — ведь именно она будет заниматься теми сложными вопросами, которые привели его и в бар и на «пятачок». Друзей надо знать так же хорошо, как и врагов, не раз говаривал Главный газеты. И, ответив так, он сказал бы правду. Но не всю... Несколько фраз Коновалова о своей ближайшей помощнице по комитету заинтересовали Андрея. Конечно, ничего необычного не было в том, что девушка стояла у конвейера и училась, что сборщицу выдвинули к руководству такой крупной комсомольской организацией, как автозаводская. И все-таки... Весь облик Приваловой, манера держаться, разговаривать вступали в противоречие с тем, что Андрей только что узнал о ней. Увидев Тоню где-нибудь в другом месте, не на заводе, Андрей бы подумал: вот типичная девица из интеллигентной семьи, выпускница какого-нибудь гуманитарного института, мечтает о научной карьере, хорошо знает, что ей надо от жизни.
Ему известен был этот тип деловых, собранных девиц, твердо усвоивших формулу успеха.
— Значит, условились, — прощаясь с Коноваловым, сказал Андрей, — работу с подростками в микрорайоне завода вы теперь возводите в одну степень с борьбой за производственный план.
— Ну уж... — засомневался Коновалов. — План — это машины для страны...
— А здесь — люди... — резковато возразил Андрей. Добавил после паузы: — Они тоже для страны.
— Не агитируй, мы все понимаем. Будь здоров и заходи.
— До встречи.
Уже у двери Андрей напомнил Приваловой:
— Значит, бар «Вечерний»... Я буду вас встречать в девять...
День оказался необычайно сложным для Андрея. После автозавода едва хватило времени, чтобы забежать домой, выпить чашку крепкого кофе. На письменном столе лежала рукопись неоконченной статьи, и Андрей посмотрел на нее с сожалением. Как-то так получалось, что в последние дни за всеми этими делами с акселератами не хватало времени на то, чтобы писать. Рядом с телефоном белел листок с записями, кому следовало бы позвонить. Среди нескольких имен одно было дважды подчеркнуто: «Нина». Как же так получилось, что он уже неделю не звонил Нине? А она, звонила ли? Может, и звонила, но он ведь постоянно не бывает дома. То-то она удивляется... Интересно, как у нее там, в Киеве? Наверное, уже отцвели каштаны и все бегают на днепровские пляжи... Нет, все-таки он свинтус, что за целую неделю ни разу не позвонил. Это только в романах девушки терпеливо ждут, а в жизни им требуется неусыпное внимание. Надо будет завтра обязательно звякнуть в Киев...
Андрей посмотрел на фотографию под стеклом на письменном столе: Нину снял один из ее многочисленных приятелей на Владимирской горке. Снимок был удачным — вся в движении, головка гордо поднята, куда-то бежит-торопится, в руке несколько гвоздик. «Андрею», — написала она нервно и крупно в углу фотографии.
Надо было поторапливаться, Андрей схватил куртку — вдруг пойдет дождь, — помчался по лестнице со своего седьмого этажа. Ему повезло: троллейбус подкатил сразу же, как только он добежал до остановки.
ВЫПИСКИ, СДЕЛАННЫЕ АНДРЕЕМ КРЫЛОВЫМ
У Михаила Ивановича Калинина нашел я такие слова:
«Мы говорим о новом человеке. Действительно, теперь мы видим особенно наглядно, что человек, как и все органические существа, поддается воздействию, влиянию. Дурное влияние на людей сами видите в настоящий момент, когда целые государства заражены человеконенавистническими идеями. Но теперь перед глазами у всего человечества есть и великолепный пример хорошего влияния на людей, гуманного воздействия, обучения благородству, любви к своему Отечеству».
Алексей Максимович Горький так отвечал юнцам, с храбростью невежд оценивающим жизнь как «мрачную вереницу серых дней»:
«Милейшие юноши! В интересах ваших искренне желаю, чтоб жизнь хорошенько взгрела вас, чтоб вы почувствовали на коже вашей ее тяжелую, шершавую руку, — руку великой беспощадной учительницы, которую мы, люди, сами же насыщаем разумом и волей...»