— Я свою работу ни на какую другую не променяю, — заключил монолог о водителях-испытателях Володя.
Все это для Мишки было странным. Никогда и никому не говорил он доброго слова о своей работе, в магазине грузчики, собравшись в подсобке или на заднем дворе среди ящиков, дружно костерили все и всех, каждый контейнер картошки-капусты выкатывали продавцам в торговый зал, будто делали огромное личное одолжение. В кругу приятелей Мишки тоже о работе заговаривали редко, будто это было то ли неинтересно, то ли зазорно.
— Ты постой здесь, — предложил Володя, а я пойду к начальнику, договорюсь, чтоб разрешили тебя прокатить по трассе.
Об этом Мишка и не мечтал.
Володя вскоре возвратился и подвел Мишку к одной из выстроившихся в ряд машин. Дежурный по автодрому взмахом флажка выпустил их на трассу.
— Держись! — заорал в восторге Володя, азартно поблескивая глазами. Машина, недолго набирая скорость, туго ушла навстречу горизонту, и Мишке почудилось, что они в самолете и вот-вот оторвутся от земли, унесутся в синеву. Спидометр показал 140, потом 160, потом даже 180 километров, и, хотя привязные ремни крепко прижали Мишку к сиденью, он во что-то вцепился руками, чтобы еще сильнее ощутить свою слитность с возбужденно гудящей, красивой, рассекающей простор машиной. На виражах, подъемах и спусках сладко замирало сердце, и было совсем не страшно. Володя управлял машиной с особым шиком опытного водителя — никаких резких движений, — и она была послушна его воле даже тогда, когда он выжимал из нее все силенки. Они прошли трассу из конца в конец, миновали только участок с рытвинами и ухабами, Володя сказал — там неинтересно, только всю душу вытряхивает. Когда кончилась стремительная гонка, Мишка какое-то время привыкал к твердой земле под ногами, к тому, что все вокруг остановилось, не мелькает мимо бесконечной лентой.
— Здорово! — сказал он. — Спасибо!
— Не мне спасибо, — добродушно ответил Володя. — Это Тоню благодари, она обо всем договорилась.
Мишка спросил, с кем уславливалась Тоня, ему хотелось почему-то знать это, и Володя объяснил, что автодром у них на режиме и сюда не каждого заводского пустят, не говоря уже про то, чтобы прокатить по трассе.
— Но Привалова все может, если захочет, — с уважением сказал он. — И тут кого-то попросила, кому-то позвонила, с кем-то договорилась, и вот катают тебя как ВИПа.
— Чего? — удивился Мишка.
— Совсем темный, — рассмеялся Володя. — Ты в школе английский штурмовал?
— Ну, — отделался неопределенным Мишка.
— ВИП — это первые три буквы от английских слов «чрезвычайно важная персона». Аэрофлотовский термин, ВИПам в самолетах всегда лучшие места и вообще особое внимание...
— Ясно.
Мишка сам бы себе не признался, как ему приятно, что причислен к каким-то неизвестным ему ВИПам, словно к редкому племени.
— Между прочим, — заметил Володя, — тут на днях один из главка просился на трассу, так ему отказали.
— Значит, я действительно особо важная персона? — иронически протянул Мишка.
— А что, — согласился Володя, — может быть, и так. От таких вот, подрастающих, будущее зависит. Понял? Так что смотри на мир с гордостью и достоинством.
Мишке захотелось сделать что-нибудь приятное Володе, и он предложил:
— Приходи в субботу к нам на Оборонную в бар «Вечерний», меня там каждый знает, сразу найдешь...
Володя удивился.
— А чего я там забыл?
— За классную езду выставлю коктейли.
— Не увлекаюсь, — отрезал испытатель.
— Совсем? — пришла очередь удивляться Мишке.
— Ни капли. Для моей профессии это гибель. Впрочем, и для любой другой тоже.
— Ну тогда, может, тебе чего-нибудь достать из фирменных шмоток?
— Брось ты, — поморщился Володя. — У меня лучшая в мире одежда, я ее ни на какую другую не променяю.
— Какой фирмы? — заинтересовался Мишка.
— Нашей, заводской! Вот она, на мне. — Володя ткнул пальцем в свой рабочий, аккуратно подогнанный комбинезон.
— Ну, как хочешь. — Мишка понял, что его заманчивые предложения, от которых у многих его приятелей обвисали уши, в данном случае успеха не имеют.
— Пошли в комитет, — предложил Володя. — Привалова ждет, совещание у нее, наверное, закончилось.
В комитете комсомола было людно, толпились парни, девчата. Все они чувствовали себя здесь свободно, говорили громко и уверенно, видно, хорошо знали друг друга. «Подожди, — увидев Мишку, сказала Тоня Привалова и указала ему на стул. — Спасибо, Володя, — поблагодарила она спутника Мишки. — За мной должок!» Володя улыбнулся Приваловой, попрощался взмахом руки с Мишкой и протиснул свои широкие плечи в дверь, к выходу.
Тоня заканчивала разговор с двумя девушками, которые сперва возбужденно, обе сразу,. возражали ей, потом понемногу стихли и наконец согласно закивали в ответ на ее слова о том, что Шемякина исключать из комсомола никак нельзя, наказание он, конечно, заслужил и продрать его следует примерно, но исключение — это крайняя мера, все равно что между человеком и коллективом стенку поставить. «Во, заразы, — неприязненно покосился Мишка на девиц. — Такие энтузиастки не то что исключить могут — погнать на край света босиком по битому стеклу». О неизвестно что натворившем Шемякине он подумал с сочувствием.
В комитете комсомола он никогда раньше не бывал, просто не представлял, как это можно прийти в комитет и удобно, будто у себя дома, расположиться на стуле. Он уважительно покосился на знамя с орденской лентой, попытался пересчитать Почетные грамоты в застекленных рамках на стене и быстро сбился — их было много, — с интересом рассмотрел спортивные кубки на специальных подставках и подарки иностранных молодежных делегаций.
Девчонки наконец попрощались и ушли.
— Как на автодроме? — спросила Привалова.
— Все о’кэй! — попытался щегольнуть замысловатым словечком Мишка.
— Тогда порядок. Володя понравился?
— Еще бы! Как он тачку гоняет по кругу!
— Не тачку, Мишенька, а машину. Не вздумай так выразиться при заводских ребятах. Мы ведь их очень любим, машины эти, которые собираем своими руками. В них частица нашей души и мечты. Понял?
— Разъяснила.
— Тогда пошли. — Тоня перебросила через руку плащик.
— Куда?
— Покажу тебе главный конвейер. Время есть?
— Навалом! — обрадовался Мишка. — Я в отгуле сегодня.
Конвейер встретил их ритмичным, строгим гулом. Громадные лапы бережно сжимали кузова машин, которые медленно двигались вплотную друг за другом, бесконечно, безостановочно. Тоня и Мишка не торопясь прошли всю нитку конвейера, и Мишка увидел чудо: жестяной, неуклюжий, зияющий пустотами каркас (консервная банка, подумалось) превращался в изящную, красивую, начиненную сложным оборудованием машину, которую даже заправляли здесь же, чтобы она могла своим ходом выскочить из сборочного цеха.
В одном месте Тоню остановили шумными возгласами девушки-сборщицы. Девчата, ловко орудуя гайковертами, все разом кричали что-то приветливое и радостное. Тоня ухитрилась, не отрывая сборщиц от работы, с каждой поздороваться.
— Моя бригада, — сказала она Мишке. — Я здесь знаешь сколько смен провела! Тысячи машин прошли через мои руки. Иногда иду по улице, навстречу машинка нашего завода катит. Я смотрю и думаю: а не тебя ли, красавица, мы по винтикам собирали?
Мишка молча слушал Тоню. То, что она с такой гордостью говорила о работе, было непонятно, странно, никак не совпадало с распространенным среди Мишкиных приятелей представлением о заводских «работягах».
— Я часто сюда прихожу, — продолжала Тоня. — Особенно когда устану от беготни, суетни, заседаний всяких. Нет ничего на свете лучше заводской работы.
— Что же в комитет перебралась, поближе к президиумам?
— Кстати, Миша, в президиум лучших людей выбирают, — строго ответила Тоня. — И в комитет я не перебралась, как ты выразился, меня туда партком рекомендовал, комсомольцы на отчетно-выборной конференции избирали. Когда человеку говорят «надо», он обязан к такому слову прислушаться. Вот отработаю до следующей конференции — и снова сюда, на конвейер.
— Так ты же институт закончила, инженер...
— Ну и что? Буду бригадиром или мастером. Видишь, сколько ребят на конвейере? И почти каждый учится. Кто в вечерней школе, кто в техникуме, а некоторые в институтах. На автозаводе большинство ИТР — из рабочих, здесь же и начинали.
С Тоней многие здоровались, даже крановщица дала резкий сигнал, а когда Привалова подняла голову — высунулась из своей стеклянной кабины под самым потолком.
— Все тебя здесь знают! — сказал Мишка.
— Поработай с мое, и тебя узнают.
Мишка представил себя у конвейера и попытался скептически усмехнуться. Но улыбка у него получилась жалкой, растерянной.
Они подошли к участку, где ставились на машины моторы. Здесь работали парни, они легко управлялись с тяжеловатыми даже на вид моторами, Мишка отметил, как четко и красиво выполняют они свою нелегкую работу.
— Вот тот, плечистый, — показала на одного из сборщиков Тоня, — заканчивает МАДИ, а его напарник дружинник и чемпион завода по самбо. Так что советую с ним в конфликт не вступать.
— Обойду стороной, — шутливо согласился Мишка. Ему легко было разговаривать с Тоней, она никого не «строила» из себя, вела себя по-свойски, как хороший приятель. И Мишка искренне пожалел, когда дошли до конца конвейера, что путешествие закончилось, — готовенькие машины здесь легко соскальзывали на бетон настила.
— Понравилось? — спросила Тоня.
— Клево, — сказал Мишка.
— Что-что?
— То есть очень хорошо, — объяснил Мишка. — Это так у нас ребята говорят.
Тоня посмотрела на часы, что-то прикинула.
— Торопишься, — отметил Мишка. Он не хотел быть навязчивым.
Впервые за много лет с ним обращались как с равным, и он не мог не оценить это.
— Всегда не хватает времени, — сокрушенно сказала Тоня. — Но полчасика на обед мы с тобой, Миша, еще выкроим. Пошли в нашу столовую,