ного туза и у него новая специальность — редкие книги. Где он их достает, какими путями — того никто не знает. Еще поговаривали, что Хозяин напрочь запретил Князю заниматься мелочовкой на «комке», потому и распалась «фирма».
Потом видел Мишка, как Князь приходил к Анюте в «Фрукты — овощи». Анюта завела его в свой кабинетик рядом с подсобкой, долго о чем-то толковала...
Тревожно все это. Почему, Мишка и сам не сказал бы. Просто не по себе становится, когда приходят на ум Десятник, Анюта, Князь... Какие у них могут быть общие дела? Анюта обхаживала Князя, провожая, строила глазки, руку подала так, чтоб он увидел, какие у нее кольца богатые. «Ничего не боится, зараза», — подумал тогда Мишка. А над «Фруктами — овощами» уже вьется дымок. Первым его учуял старший грузчик Степан Макарович. После бутылки портвейна как-то изрек: «Горим, ребята. Пора смываться». — «Да ты чего? — удивились другие подсобники. — Анька баба умелая. Рукодельница...» — «Дымимся, — пьяно бубнил Макарыч. — Чует мое сердце, слишком умелая у нас Анюточка...» Мишка ждал, что скажут еще, но один из рабочих лишь пренебрежительно махнул рукой: «А нам-то что? Пусть прячут Аньку, наворовалась, пожила себе в радость... А наше дело — грузи, куда скажут...»
Анюта тоже, видно, чувствовала себя не очень твердо, нервная стала, суетливая...
И еще Мишке все-таки было жаль старшего брата — снова сядет, к тому дело идет...
Андрей дал Мишке выговориться до донышка, не перебивал, не охал и не ахал. Девушки, почувствовав, что идет мужской разговор, уединились на кухню, звякали там посудой, говорили вполголоса. И хотя было уже поздно, но никто никуда не торопился — такие вечера, как этот, нечасто выпадают, порою они становятся вехами на пути. И опять же — в нашем городе дождь... Он разрисовывал стекла окон в причудливые узоры, а слышно его почти не было, тихий дождь, спокойный.
— Все о себе я да о себе, — наконец сказал, будто подводя итог своей сумбурной исповеди, Мишка. — А ты как? Эта Нина, она что, твоя любовь? Слышно было по телефону, замуж навострилась... Переживешь?
— Смогу, — твердо сказал Андрей. — Хотя, Миша, и непросто это будет для меня.
— Ой, держите меня, я девушка честная! — послышался с кухни веселый возглас Елки и смех Тони.
— Вот тоже экземпляр, — сказал Мишка. — Болтается без дела день до вечера. А девчонка ничего, это внешность ее рисованная некоторых обманывает. Она в моей компашке вроде своего парня: Елка да Елка... На гитаре хорошо умеет. Но какая-то она неприкаянная, и не очень ты, Андрей, верь ее веселью, у нее тоже на душе тошно, был такой разговор.
— Вижу. — Андрей пытался сосредоточиться на разговоре с Мишкой, а мысль все время возвращалась к тому дню (да и был ли он вообще), когда Нина, его лучшая в мире девушка, говорила: «Закончу работенку, Крылов, и ввалюсь к тебе с чемоданчиком. Жен ведь без сложностей прописывают на жилплощади мужа?» — «Если она позволяет», — ответил Андрей. «А у тебя позволяет?» — «Еще как!» — как о деле решенном сказал тогда Андрей. И вот: «Дождь к свадьбе — это хорошо...»
Андрей вздохнул, снова попытался забыть о телефонном звонке. Ну и пусть... Да нет, ерунда какая, почему «пусть»? Поделать сейчас ничего нельзя, там уже решили — через несколько дней... Надо ждать? Вдруг переменится? Нет, не надо ждать, лучше отрезать сразу, прополоть память, чтобы ничего в ней про то не осталось. Как говорила в минуту откровенности героиня одного из его очерков: «Я забывала все с такой болью, что в глазах было белым-бело...» Он не решился вставить эти слова в материал об известной на всю страну ученой — показались слишком личными. И только потом понял, как от этого очерк проиграл.
— Ты бы, если всерьез числишь Елку своим товарищем, — между тем настойчиво говорил Мишка, — помог ей с работой. Она тебя послушается, я знаю, ты для нее как... — Мишка не смог подобрать сравнения, пошлепал по-детски губами и вдруг изрек: — ...как аятолла Хомейни для мусульман.
— Ого! — засмеялся впервые весело после того телефонного звонка Андрей, — Подковываешься политически?
— Стал твою газету читать, — довольно ответил Мишка. — А ничего там попадаются статейки, по правде. А есть такие — ну будто с другой планеты...
— Прав, к сожалению, — согласился Крылов, — Так вот, о Елке. Только между нами, а то она девица с норовом... На днях ей предложат работу на фабрике. Сперва, конечно, получится, а потом от нее все будет зависеть. Но сразу попадет она в крепкие руки, ее будущую наставницу я знаю, писал о ней.
— Правильно, — одобрил Мишка. — Чем валандаться с пакетами от Князя и его «фирмы», пусть у станков покрутится.
— Зрело рассуждаешь, — чуть приметно улыбнулся Андрей.
— Слушай, может ты и мою жизнь уже нарисовал? — подозрительно спросил Мишка,
— Не ершись, мой дорогой товарищ, не лезь, извини, сам знаешь куда...
— ...в пузырек?..
— ...в бутыль о напитком под поэтическим наименованием «убей меня»...
— ...то бишь «солнцедаром»?
— Ага. Так вот не кидайся собою, Миша. То, что ты рассказал сейчас, очень серьезно. Вот представь себе: человек подошел к перекрестку: налево пойдешь... направо... Это у каждого бывает когда-нибудь в жизни. У одного раньше, у другого позже. У тебя труднее, чем у других. Сам знаешь почему. Вышел ты из дома: направо пойдешь — стометровка, налево двинешь — «Фрукты — овощи», прямо — «комок» на «пятаке». Сам свою жизнь так построил. Теперь ломай ее, чтоб только треск пошел. Хочешь?
— Один не смогу, — тихо ответил Мишка. — Да и брат, Геннадий, зашибет... Или кому-то из своих скажет, и все...
— Не такой уж он всесильный, твой брат по кличке Десятник.
— Знаешь? — удивился и испугался не на шутку Мишка.
— Не дрожи, Мишель, недаром же тебя Мушкетом именуют... Серьезные шаги требуют и сил и мужества. Тоня! — позвал неожиданно Андрей.
Тоня вошла, смеющаяся после разговора с Елкой.
— Ты, Андрей, только послушай, что подруга говорит...
— Потом, Тоня, — сказал Андрей. — Вот Миша интересуется, как его жизнь дальше сложится.
Тоня сразу стала серьезной, той Антониной Приваловой, которую встретил Андрей в комитете комсомола автозавода.
— Хорошо это, — одобрила. — Я хочу, чтобы подумал Миша вот над чем: не перейти ли ему к нам, на автозавод? Работа с хорошей перспективой у нас всегда найдется. Я, краем слышала, как он свою лавочку «Фрукты — овощи» разделывал... Порядок там, конечно, наведут, можно будет нормально трудиться, любой честный труд у нас почетен, и это не просто слова. Однако кажется мне, что Мише все-таки больше по душе техника. И Володя-испытатель, ты с ним, Миша, кажется подружился, тоже так считает.
— Серьезно? — с волнением спросил Мишка.
— У него глаз наметанный, в таких случаях ошибается редко.
Мишка поднялся, заходил по комнатенке — два ее угла оказались слишком близкими друг от друга, и ему пришлось снова сесть.
— Решаем? — требовательно спросила Привалова.
— Я бы с радостью, — почти с отчаянием ответил Мишка, — но...
— Что еще за «но»?
— Брат...
Вмешался Андрей:
— Это ты, Миша, сам...
— Сбежать бы... — наконец вырвалось у Мишки наболевшее, — за тридевять земель, куда угодно, только подальше от всего этого...
— Брось, — оборвал Андрей. — От себя не убежишь.
Он недолго подумал, достал из кармана пиджака ключи на брелоке, снял один, бросил его Мишке:
— Лови!
— Что за ключик?
— От квартиры. Надо бы на блюдечке с голубой каемочкой, — пошутил Андрей, — только нет у меня такого блюдечка. А серьезно — будет трудно, мотай сюда. Располагайся, а уж потом что-нибудь придумаем. Я ведь не всегда дома бываю, то в командировках, то за полночь на работе, а ты, когда понадобится...
— Знаешь, — с дрожью в голосе сказал Мишка, — ты... мы...
— ...Вот именно, — подтвердил серьезно Андрей. — Ладно, Миша, не трепыхайся, так в жизни положено...
Мишка бережно спрятал ключ в карман.
— Не забудь, что гвоздем замки не стоит открывать, если есть от них ключи, — съязвила Елка. И спросила Тоню: — А когда за меня возьметесь? Перевоспитайте, пожалуйста, хотя я и так девушка честная...
— Попробуем, Ела, — очень серьезно пообещал Андрей.
Тоня решительно сказала, что уже поздно и пора расходиться, ведь завтра рабочий день, надо, чтобы настроение было нормальное.
— Оставь меня у себя, — тихо прошептала Елка Андрею, улучив минуту, — мне с тобою поговорить требуется.
Она скромно потупила глаза.
— Не надо, Елочка, — чуть слышно ответил Андрей. — Ты девушка строгая...
Он чуть переиначил ее любимую поговорку, и Елке это понравилось, она хотела было обидеться, но на ходу передумала.
ГОНКА С ПРЕПЯТСТВИЯМИ
И все-таки эти месяцы были, и они учили жить. Одних — жить правильно, других — неверно. И когда пришло время выбора, каждый потянулся туда, куда его тянет...
...Они долго петляли по улицам — Инна не знала даже их названий, на этой окраине она была впервые. Привез их сюда Сеня Губа, подхватил на Оборонной, лихо развернулся и прилип к рулю. Князь сидел рядом с ним, Инне указали на заднее сиденье, она там сжалась в комок, было страшно. Что-то они затевали, Князь, Сеня и другие. Артем любил таинственность, и сейчас постарался, чтобы Инна испугалась еще до того, как действительно начнется серьезное.
— Куда вы меня транспортируете? — спросила она.
— Скоро увидишь.
...Князь позвонил и не попросил — приказал, чтобы она немедленно шла к углу Оборонной, там, где стоит ларек «Союзпечати». Инна возражала — не причесана, никуда не собираюсь, дел много. «Давай топай! — прикрикнул Князь. — Тебя ожидает интересная встреча».
Потом началась эта гонка по окраине. Наконец Сеня пробормотал: «Здесь», и машина остановилась на углу двух пустынных улочек. Инна увидела, как красиво, словно на картине, свесились через забор ветви яблонь, в палисадниках цветут астры. «Куда они все-таки меня завезли?» — подумала снова с тревогой.