Природа любит не равновесие.
Природа любит чистоту.
И справедливость.
– Спасибо тебе. Ты снова подарил мне жизнь. Но как же ужасно, что ради моей жизни приходится отнимать чужие…
– Не вини себя. Не ты это начала. Ты лишь защищаешься. Это не что иное, как самооборона.
– И ты – орудие моей защиты. – По ее щекам текут слезы. – Я не устаю благодарить судьбу за то, что она свела меня с тобой.
– Поблагодаришь, когда все закончится.
Из самолета выносят носилки, после чего приглашают на выход пассажиров. Полиции нет, значит, не связали посещение бизнес-класса растерянным очкариком с внезапным ухудшением самочувствия одного из пассажиров.
Может, свяжут позже, после того как сделают рентген головы пострадавшего, но тоже не факт. Драки в салоне не было, потому, увидев на снимке фатальную черепно-мозговую травму, сопровождавшуюся обширным внутренним кровотечением, вряд ли кто-то бросится проверять видеокамеры самолета. Всякое в жизни бывает. Оступился человек, ударился головой, не придал значения незначительной боли в районе уха, а потом зашел в самолет и впал в кому. Удобное для всех объяснение – и для полиции, которой не нужно заниматься расследованием, и для авиакомпании, которой совершенно ни к чему лишние проблемы.
Вижу, что Вика потеряна.
Понимаю ее – столько событий за последнее время.
И столько смертей от рук того, кого она назвала орудием своей защиты…
Вика еще хорошо держится. На ее месте множество женщин смотрели бы на меня с ужасом. Чудовище, охраняющее тебя, не перестает от этого быть чудовищем…
Выходим из здания аэропорта.
– Куда мы теперь?
Смотрит перед собой, взгляд в пустоту. Легкая форма психологического шока, когда человек вроде бы и осознаёт все… но при этом в его голове все громче и отчетливее крутятся мысли, от которых можно сойти с ума, если не стереть их новыми сильными впечатлениями.
– В музей.
– Куда?
Огромные глазищи смотрят на меня с изумлением.
– Прежде чем мы поедем дальше, предлагаю прогуляться. Давно мечтал побывать в одном из музеев этого города.
Вика качает головой:
– Ты удивительный человек. Неужели все так плохо?
– В смысле?
– Со мной.
Улыбаюсь.
– Просто тебе нужно немного развеяться. И, если честно, я давно хотел вживую посмотреть на некоторые картины.
– Зачем?
– Оригиналы картин великих художников – это чудесные артефакты прошлого. Живые артефакты, в отличие от безликих фотографий. Правда, открываются они не всем. Не каждый может понять и почувствовать энергию великого таланта, которую пронесла картина сквозь годы.
Вижу в ее глазах искорку интереса.
– Ты слишком красиво описал все для того, чтобы я могла отказаться.
Глава 23. Макс
Она лежит рядом.
Спит.
Красивая, как богиня любви.
И ужасная, как богиня смерти…
Не понимаю, как могут в одном человеке уживаться две столь противоположные личности.
Иногда я почти верю, что она любит меня. Искренне, честно, от всей души.
Но порой я сомневаюсь, есть ли у нее вообще то, что люди привыкли называть душой…
Серая ночь смотрит в окно гостиницы.
Здесь настолько яркие луна и звезды, что ночь порой напоминает ранний вечер. Сегодня она особенно такая – на небе ни облачка. Не могу заснуть, и дело не в звездно-лунном свете, смешавшемся в стеклах окна в единое целое, словно коктейль в бокале. Дело в моей голове, где уже которые сутки ползают одни и те же мысли, словно клубок растревоженных змей переплетаясь в причудливые и жуткие фигуры.
Ожидание финала стало уже привычной пыткой.
Любого финала, хоть какого.
Да, я люблю Вику, это бесспорно.
И Зои тоже люблю, хотя в последнее время она меня пугает.
Но, если быть откровенным перед самим собой, себя я люблю больше всех людей на земле вместе взятых. И ради собственного покоя и безопасности готов на многое.
Встаю с кровати, подхожу к окну.
Ночь манит меня…
Хочется окунуться в ее теплое, осязаемое серебро, которого не бывает в наших родных северных широтах. Здесь, над раскидистыми пальмами и морем, играющим с берегом прибоем, ночь творит свое волшебство, в котором хочется раствориться. Навсегда стать частью города, раскинувшегося под окнами, тоже, как и я, опьяненного ночью, не желающего спать, когда вокруг разливается столь бескрайний океан космической энергии.
Одеваюсь тихо, чтобы не разбудить Зои, выхожу из номера, спускаюсь на лифте с двенадцатого этажа, выхожу из отеля.
На улицах людей нисколько не меньше, чем днем. Продавцы фруктов и сувениров знают всё про зов ночи и прекрасно понимают, что иностранные гости не смогут ему противиться. Вдоль улицы стоят их многочисленные прилавки с россыпями экзотических даров этой страны, возле которых постоянно останавливаются прогуливающиеся по улице туристы. Отелей вокруг много, так что продавцы этой ночью точно не останутся внакладе.
Но не все, что может заинтересовать туристов, продается с прилавков.
Возле фонаря, под которым копошатся мелкие ящерицы, стоит молодой парень в цветастой рубашке с лицом, которое вполне подошло бы средневековому юнге пиратского корабля. Внимательный, цепкий взгляд, курчавые волосы, от уголка рта к уху тянется едва заметный шрам, отчего кажется, что с лица парня не сходит презрительная ухмылка.
– Мистер желает расслабиться? – негромко спрашивает парень на ломаном английском.
Усмехаюсь, прохожу дальше.
Известная схема.
Туристы-любители острых ощущений покупают у уличного торговца пакетик с запрещенным веществом, а потом их почти сразу тормозит пара местных полицейских. Не помню уже, что в этой стране полагается за такой пакетик – то ли отсечение головы, то ли длительный срок в местной тюрьме, по сравнению с которой ад покажется санаторием. Дальнейшее развитие событий – как повезет. Хорошо, если получится откупиться всеми деньгами, которые привез на отдых. Но я слышал, что бывают варианты и похуже.
– Эй, мистер!
Оборачиваюсь.
Парень идет за мной. Вот же приставучий сухопутный пират!
– Спасибо, – отзываюсь по-английски. – Мне ничего не надо.
– Может, мистер хочет девочку?
Усмехаюсь снова.
Знал бы этот пират, какая девочка спит сейчас в моей кровати, он бы от зависти обгрыз до мяса все свои растрескавшиеся ногти.
– А может…
Визг тормозов прерывает недосказанное предложение.
Возле тротуара резко останавливается черный автомобиль. Из него высовывается рука, в которой зажат пистолет с длинным глушителем.
«Пират» резко сует руку под цветастую рубашку, выдергивает ее – но пара резких хлопков прерывают движение руки, отбрасывая парня на придорожную клумбу. На цветастой рубашке расплываются два новых неровных пятна… Разборки местных уличных банд в этой стране – явление такое же обыденное, как смена дня и ночи.
Что-то тычется мне в ботинок.
Опускаю взгляд.
Возле моей ноги лежит тупорылый компактный карманный револьвер, выпавший из руки застреленного. Он очень красив в лунном свете: вороненый металл блестит, перламутровая рукоять переливается, манит, завораживает. Опасная и прекрасная игрушка, точь-в-точь как Зои.
Не могу удержаться – наклоняюсь, подбираю пистолет, ухожу с места происшествия. Но, сделав несколько шагов, все же оборачиваюсь.
Прохожие идут мимо парня, лежащего на клумбе без движения, словно его там и нет. Ни шума, ни криков, ни попыток позвонить в полицию или записать номер уехавшего черного автомобиля. Жизнь людей в стране звездно-лунного света проста и незатейлива, как у ящерок, суетящихся при свете фонаря. Каждый занимается своим делом и не лезет в дела других – просто для того, чтобы однажды самому не оказаться лежащим на придорожной клумбе, безуспешно пытаясь остановить ладонями вытекающую из себя жизнь…
Возвращаюсь к себе в номер.
Зои спит.
И отлично.
Забираю с тумбочки бутылку с нектаром забвения, запираюсь в ванной, сажусь на закрытую крышку унитаза.
Меня трясет от возбуждения и восторга.
Достаю револьвер.
Никогда не держал в руках оружия, не довелось. И вот словно сама судьба швырнула его к моим ногам. Я верю в знаки, всё не случайно. Когда жизнь становится похожа на ад, который ты сам себе создал, провидение порой подбрасывает тебе подсказку. Что с ней делать – решать тебе. Можно проигнорировать – и жить дальше как ни в чем не бывало. А можно попытаться понять, что хотела сказать тебе судьба своим подарком.
Держу его в руке, разглядывая со всех сторон.
Совершенное создание, которое невыразимо приятно обхватывать пальцами. Ничего лишнего. Он словно влитой лежит в ладони. И когда понимаешь, для чего создан этот предмет и насколько он безжалостно эффективен, по телу бегут мурашки, а губы сами растягиваются в улыбке.
Я уже несколько дней не улыбался, медленно и неотвратимо погружаясь в трясину собственных мыслей. И оказывается, чтобы вновь почувствовать себя живым, мне нужна была чистая, незамутненная, совершенная смерть, уютно устроившаяся в моей ладони…
Меня привел в чувство стук в дверь:
– С тобой все в порядке, милый?
С трудом отрываю взгляд от револьвера, осознаю, что в другой моей руке зачем-то зажата пустая бутылка. Я и сам не понял, как влил ее в себя, но при этом голова светлая, словно я только что промыл мозги, очистив их от отравы…
Прячу револьвер под мойку, сую бутылку в корзину для мусора, открываю дверь.
Зои стоит заспанная, в наскоро наброшенном халатике. В глазах вопрос.
Не даю ей ничего сказать более, просто набрасываюсь на нее, как голодный на аппетитный гамбургер.
Сейчас мне нужно ее тело как никогда!
Безумный восторг, переполняющий меня, требует выхода, и я, сбросив с нее халат, начинаю жадно целовать щеки, губы, шею, плечи…
– Что с тобой? Ты пьян?
На лице Зои невольно проявляется брезгливость, которую она всегда умело скрывала – но сейчас, едва проснувшись, не сумела сдержаться.