Точно. Потревоженная бабочка. И порхает так же. И такая же непостижимо красивая. Плохо дело, Угрюмый: не иначе как мир перевернулся, если ты решил аномалиями любоваться.
Бабочка стала опускаться. Движения ее теперь были более спокойными, плавными. Даже немного заторможенными, словно внутри у нее села батарейка или закончился завод. На высоте полутора метров она застыла на мгновение – и вдруг снова задергалась, быстрыми резкими движениями запорхала в мою сторону.
Только этого мне не хватало. Я зло сплюнул. Словно по приказу бабочки, снова завозились «топки». Причем теперь они глядели четко в мою сторону. Вот ведь зараза!
Я откатился назад. Подскочив на ноги, вжался в стену рядом с Хлюпиком. Снаружи затрещало струящимся пламенем. На мгновение воздух накалился до предела, стало нечем дышать. Но через несколько секунд жар спал. Лицо горело. Спина намокла настолько, что, казалось, можно раздеваться и отжимать одежду, как после стирки.
Всполохи снова завертелись из стороны в сторону. Огненная бабочка искала меня.
– Это тоже «топка»? – прошептал едва слышно Хлюпик.
– А мне откуда знать, – огрызнулся я. – Нашел себе энциклопедию ходячую.
Всполохи стали медленнее и печальнее. А что, если мне на эту дрянь тоже поохотиться?
Идея показалась занятной. Я скинул рюкзак, подхватил автомат и высунулся наружу. Бабочка, порхавшая в дюжине метров от меня, уже собралась на покой. Видимо, посчитала свою миссию выполненной.
Я вылез из убежища, присел на одно колено. Приклад уперся в плечо, автомат удобно устроился в руках, палец на спуске.
Сейчас посмотрим, кто из нас круче. Я поймал в прицел огонечек и спустил курок. Очередь ушла мимо. По всей видимости, мимо, потому как бабочка опять заметалась и понеслась в мою сторону. Я вновь попытался взять ее на мушку, но движения этой штуки были настолько дергаными, хаотичными и непредсказуемыми, что целиться было невыносимо трудно. Сбоку задрожал закручивающимся пламенем воздух. Я дал вторую очередь. Бабочка легко увернулась и закружила почти у меня над головой. Или промазал, или моя пристрелка ей – как мертвому припарки.
Краем глаза поймал крутящееся пламя. Одно, два… Еще одна попытка – и назад. Иначе меня зажарят. Я поймал цель и нажал спуск. В последний момент рука дрогнула, я чертыхнулся и метнулся назад, в спасительный закуток. Но именно дрогнувшая рука меня, видать, и спасла. Поднырнув в провал, я дернулся к стене, только сейчас, задним числом осознавая, что над головой вспыхнуло как-то неестественно ярко. Вспыхнуло и потухло.
Я обернулся. Еще пара спонтанных вспышек в стороне – и вокруг установилась привычная уже тьма. Только теперь она была другая. Что-то в ней изменилось. И «топки» почему-то не сработали.
Дыхание было тяжелым, сердце чуть не ломало ребра. Я поглядел на Хлюпика. Тот стоял прижавшись к стене и благоразумно светил фонарем в пол. На меня посмотрел затравленно.
– Ты ее убил?
– Аномалию нельзя убить, она не живая, – начал я и прикусил язык.
Если не живая, то как она на меня реагировала? Хотя, наверное, есть какие-то поля, энергии, векторы силы и законы физики. Я в этом всем, один черт, дуб дубом.
– Тогда что? – странным тоном проговорил Хлюпик.
Я пожал плечами и вылез наружу. В сторону, где последний раз закипали «топки», полетел предпоследний болт. Руки тряслись, и силы я не рассчитал. Болт с легким свистом рассек воздух и, ударившись обо что-то, покатился в сторону. Чертыхнувшись, я заново врубил фонарь. Темноту прорезал луч света.
Фонарь повертел светящимся глазом из стороны в сторону. Ничего. Болт искать без толку, а ничего подозрительного нет. Или я действительно прикончил аномалию, или… Другого «или» у меня не было, первое выглядело каким-то хитрым фокусом из сказок про сталкеров, которыми Зона полнится. Еще одна легенда родится.
Хотя нет, я тут один, если не считать Хлюпика. Но Хлюпик не расскажет, а я – тем более. Так что сказок про Угрюмого не будет.
– Вылезай, – окликнул я. – И рюкзак прихвати.
Он появился мгновенно. Рюкзак на плече. Надо же, послушный какой стал. Интересно, надолго ли. Я сдернул свое имущество с хлипкого плеча спутника и вернул на законное место.
– Куда теперь? – поинтересовался он.
Опять риторические вопросы. Меньше знаешь – крепче спишь. Я молча развернулся и потопал к запертой двери.
На этот раз ручка поддалась легко. Пальцы только коснулись теплого металла, а уже стало ясно, что ручку никто не держит. Она вихлялась из стороны в сторону. Говорят, в Советском Союзе всё делали на века. Не знаю, СССР я застал краешком детства, когда на производство в частности и экономику вообще плевать с высокой колокольни. Для меня Союз нерушимый остался ярким и солнечным, а вся ответственность и груз системы вылились в яркую капельку октябрятского значка – вписанную в пентакль фотографию юного Володи Ульянова. Так или иначе, с советских времен ручка разболталась и держалась на соплях.
Я осторожно толкнул дверь и тотчас чуть прищурился. В коридоре за дверью горел свет. Причем яркий. Смысла в фонаре больше не было. Шагнув вперед, я выпустил из темноты Хлюпика.
Коридорчик оказался сравнительно недлинным. Всего метров пятнадцать. Далее был тупик и поворот на девяносто градусов.
– А это как? – подал голос Хлюпик.
Я повернулся к нему. Он напоминал сейчас свежевытащенную на берег рыбу. Еще не бьющуюся в агонии, но уже весьма удивленную тем непостижимым миром без воды, в который она вляпалась.
– Что?
Он ткнул пальцем мне за спину. Я повернулся. Секунды хватило на то, чтобы понять, что так удивило моего попутчика. В голове возникли слова, много слов из лексикона одной маминой подружки-профессорши, которая, зарабатывая себе степень доктора филологических наук, писала работу по теме истории и семантики русского мата.
В конце коридора под потолком недвижно висел деревянный ящик. Может быть, из-за этой неподвижности и резкой смены освещения я его и пропустил. Отмазка. Просто расслабился опять.
Я попятился, отодвигая Хлюпика обратно в темный зал. Ящик, словно уловив мою мысль, резко сорвался с места и с неимоверной скоростью полетел мне в голову.
15
Кажется, я все-таки помянул вслух чьих-то родственников по материнской линии. Толкнув Хлюпика назад, присел. Ящик пронесся над головой и впечатался в дверной косяк. Раздался треск ломающегося дерева, и на голову посыпались обломки. Болезненно, но не смертельно.
Чертова тварь. Я поднялся на ноги, стряхивая с костюма щепки. Хлюпик сидел на полу и тер лоб. Посреди лба, словно прорезающийся рог единорога, вздулась огромная шишка с рассеченной посередине кожей. Сразу стало ясно, куда и чем пришелся удар. Везет ему сегодня на оплеухи.
Беглым взглядом я оценил коридор. Больше до конца коридора посторонних предметов, по счастью, не было. А там поглядим. Если ублюдок один, то не сунется. Если много, то нам хана.
– Что это было? – Хлюпик поднялся-таки на ноги и теперь, морщась, мял свою шишку пальцами. Мазохист он, что ли?
– Гоблин, – коротко ответил я.
– Тоже аномалия?
Господи! Интересно, этот дурень хоть что-то про Зону знает?
– Ты бы хоть поинтересовался, куда лезешь, – пожурил я. – Или про Пьедестал узнал – и жадность глазки затуманила?
– Иди ты, – огрызнулся он.
Опять характер показать решил. Ни черта не умеет, ничего не знает, но на неприятности нарывается и характер есть. Наверное, этим он мне и понравился. Хлюпик, но не тряпка.
– Мутанты это, – устало объяснил я. – Говорят, разумные. Насколько у них реально мозги варят, я не знаю, хотя какое-то примитивное общество у них существует и даже подобие идолопоклонничества имеется. Натащат кучу мусора и молятся. Но самое паршивое, что в них есть, это какие-то телекинетические способности. Видел, как ящиком кинул? Это не руками, а силой мысли, что ли. Кстати, судя по тому, как швырнул, он где-то рядом.
Хлюпик перестал терзать свою несчастную шишку.
– А почему гоблины?
– А почему Хлюпик?
– Сам назвал, – парировал он.
– Вот и их так назвали. Готов? Пошли.
За углом гоблина не оказалось. Зато в воздухе парила пара бочек. В отличие от ящика, который чуть не размозжил две головы (одну – дурную, а другую – мою), бочки плавали вверх-вниз с люфтом сантиметров в двадцать. То ли гоблин был далеко, то ли бочки были тяжелыми, хотя полные он их не поднял бы ни в жизнь.
Словно подтверждая мои мысли, первый бочонок сорвался и с пустым металлическим грохотом шваркнулся об пол. Пустой. И у гоблина явно силенок маловато. Это радует. Интересно, на что он растратился? Или это не та непонятная бабочка, а он дверь держал?
– Идем быстро. Не останавливаемся, – проинструктировал я. – Смотри, аккуратнее. Как он кинуть может, уже знаешь. Идешь за мной, держимся правой стороны.
Хлюпик что-то понимающе промычал, а я уже шагал по коридору. Порванная на мосту нога начинала ныть, и мне это совсем не нравилось.
Бочка снова поднялась в воздух и заколыхалась рядом со своей подружкой. Продолжалось это не долго, секунды три. Потом снова раздался грохот, и пустой бочонок покатился по полу.
Воспользовавшись моментом, я поспешил проскочить мимо. Получилось. Во всяком случае, у меня. Сзади грохнуло. Следом послышался возмущенный вопль и выстрел. Я повернулся.
Хлюпик второй раз пальнул по валяющейся на полу бочке и потер ушибленное плечо. По себе знаю: когда в тебя попадает такой штукой, очень хочется ее пристрелить. Только толку в этом ни малейшего. Бочку не убьешь. Гоблина стрелять надо. А его сперва хорошо бы найти. Эти сволочи, когда по одиночке, очень неплохо прячутся.
Бочки зашевелились и вновь, хоть и с натугой, оторвались от пола. Я шел вперед, стараясь не отвлекаться на парящие в воздухе посторонние предметы. Справа возник проем, я мельком глянул внутрь. Гоблина не видно, выхода тоже – комната глухая. Идем дальше.
Я развил довольно приличную скорость. Хлюпик не отставал, тяжело сопел в затылок. Коридор еще раз изогнулся. Сзади загр