– Сейчас, – кивнул он и ушел в заднюю комнату.
Ждать пришлось недолго. Через пару минут он вернулся с обрезом двуствольного охотничьего ружья. Ствол с легким стуком грохнулся на стойку. Рядом шлепнулась пачка с патронами.
– Держи, – кивнул бармен.
Я подхватил оружие, повертел в руках.
– Собак пугать – самое оно, – авторитетно заявил барыга.
Он смотрел, как я протянул руку. Пальцы сами вскрыли коробку с патронами, подцепили пару. Один за другим я загнал их в обрез. Вскинул заряженный ствол. Щелкнуло.
– Убери, – поморщился бармен. – Что ты как маленький? Не за кордоном. Здесь болтик не так подкинешь – уже рискуешь в дуршлаг превратиться.
– Сколько? – небрежно поинтересовался я.
– Для тебя по стандарту, – повел массивными плечами бармен.
Я фыркнул.
– А что? Хочешь опять за счет заведения? – взвился бармен. – Угрюмый, не наглей. А то «капли» твои верну и счет выставлю. По стандарту берешь?
Я кивнул и побрел наверх.
– Эй, – окликнул бармен. – Бабки гони. А то тебя в Зоне пришибут, не приведи господь, а я что, в убытке?
В убытке! Но каков нахал этот барыга! Когда это он был в убытке? Если только прибыль меньше ста процентов – это убыток.
– Я пока еще не ушел, – улыбнулся я и поковылял к себе.
На этот раз церемониться с Хлюпиком не стал. Харэ спать. Растолкал его без всякого сожаления. Он подскочил, долго таращил на меня ошалелые, по пять копеек, глазки, прежде чем начал хоть что-то соображать.
Есть я ему не дал, да и сам завтракать не торопился. Потом перекусим.
– Вставай, – распорядился я. – Пошли.
– Куда? – подскочил он.
Отвечать я не стал. Обойдется. Если хочет от меня помощи, пусть отвыкает от детсадовской игры в почемучки. Похватав необходимое, я молча направился к двери. Хлюпик сообразил, что надо поторапливаться. Рюкзак, на котором он дрых, в одно мгновение оказался у него за плечом.
Я подождал в коридоре. Дверь закрывать начал заранее, так что створка чуть не защемила ему ногу. Ничего, пусть учится шевелиться. Ключ ковырнул замок. Хоть по своей прежней жизни и знал, что замки от честных людей, а все равно запирал, когда уходил куда-то. Привычка.
Внизу остановился возле лестницы, окинул зал взглядом. Повернулся к Хлюпику.
– Что? – живо заинтересовался он.
– Деньги есть?
Хлюпик дернулся, как будто я свистнул ему в ухо. Он явно ожидал чего угодно, но только не подобного вопроса. Руки его автоматически забегали по карманам.
– Да, – пробормотал он. – Конечно.
– Хорошо. – Я благосклонно кивнул. – Мужика за стойкой видишь? Иди, заплати ему, сколько попросит. Скажи, что это от меня. И догоняй. Я наверху.
И, развернувшись, пошел на выход, оставив Хлюпика в крайнем замешательстве.
4
День еще не разошелся. Наверху потихоньку рассеивались густые предрассветные сумерки. Говорят, сумерки – время силы. Я в этой серости бессилен, благо практически слеп. Не в прямом смысле, конечно, но в темноте вижу много крат лучше, чем в сумерки. Зато дождь закончился. И то хорошо. Хоть сырости от этого не меньше, но, по крайней мере, не так тоскливо.
Хлюпик показался в дверях под вывеской «Сто град», остановился. Рюкзак соскользнул с его плеча. Застежки поддались практически мгновенно. На свет божий показалась куртка. Выходит, я был прав. Ай да Угрюмый, ай да сукин сын.
Я подождал в стороне, пока он оденется и застегнет рюкзак. Когда Хлюпик зашагал в мою сторону, я развернулся и обычным шагом пошел закутками к выходу с базы «Чести». Шаги за спиной участились. Хлюпик перешел на бег, и вскоре я услышал за плечом его дыхание.
– Никогда не бегай, – сказал я, не оборачиваясь. – Что бы ни происходило. Если ты побежал – ты труп. Уследить за ловушками в Зоне на бегу невозможно. А смерть в аномалии может быть очень страшной. Потому лучше остановиться и схлестнуться с любой опасностью нос к носу, чем повернуться к ней спиной и побежать.
Я повернул раз, другой. Хлюпик не отставал. Слушал молча. Не то не проснулся еще, не то поумнел резко.
– Ты меня услышал?
– Да, – кивнул он.
Дорога стала шире, и Хлюпик, вырвавшись на секунду на полшага вперед, топал теперь рядом со мной.
Впереди показался блокпост.
– Оружие с собой? – спросил я.
И тут же пожалел об этом.
– Да, конечно, – подтвердил Хлюпик и достал мой БП.
С ума сошел!
– Убери сейчас же! – рыкнул я на него.
Он поспешно завозился, пряча оружие. Лихо выхваченный пистолет не желал упрятываться обратно за пояс. Интересно, в каком кино он набрался этой пошлятины? Или ему на самом деле удобно так носить пистолет?
– Заряжен?
– Да, – коротко подтвердил он.
– Никогда не доставай пистолет, если не будешь стрелять, – менторским тоном продолжил я нравоучение.
– Достал – стреляй? – похвастался знанием расхожей фразочки Хлюпик.
– Можно и так сказать. Если ты праздно шатаешься с пушкой, то тебя запросто можно принять за бандита. А все, кто не свой, здесь чужие. И любой чужой с оружием в руке – это мишень. Понятно?
Хлюпик поразил меня лаконичностью и кивнул, не издав ни единого звука.
– Для других мишень – ты. Для тебя мишень – все остальные. Запомнил? Вот никогда об этом и не забывай. И соразмеряй силы. Ты можешь выступить против всей группировки «Честь»?
Хлюпик завис на время, словно пытаясь понять, о ком речь. Но не знать этого он не мог. Чай, не первый день на базе «честных», а тут почти круглые сутки агитка изо всех матюгальников по кругу ездит. Вроде: «Вступайте в „Честь“, братья, и будет вам счастье».
– Нет, – проблеял он, сообразив наконец, что я имел в виду.
– Тогда засунь ствол поглубже и не нарывайся.
На посту дежурили малознакомые люди. Я молча кивнул, проходя мимо. Они даже не отреагировали. Вообще смотрели больше не на меня, а на Хлюпика. Оно и понятно – человек незнакомый, но весьма колоритный для местных реалий. Особенно в моей куртке, которая ему велика на два размера, если не больше.
От выхода я повернул направо. Хлюпик еще минуты две сопровождал меня в тишине, борясь с желанием заговорить. Наконец не выдержал:
– А мы куда?
Я остановился. Он стоял передо мной присмиревший, но не смирившийся. Он ждал от меня ответа и готов был спорить, а если надо, то и к черту меня послать. Решительный взгляд из тех, что ломают руки и рубят дрова, сверлил меня, все увеличивая обороты.
Чего это он? Ах да! Мы же опять повернули к кордону. И я ничего ему не объяснил.
– Очень любезно, что ты спросил, – ответил я. – А теперь слушай сюда. У меня никогда не было напарников, поэтому заниматься воспитанием я не умею и не буду. Все, что говорю, будешь запоминать с первого раза. Не запомнил – сам виноват. Дважды повторять не стану. Если что – по морде. И не говори, что не предупреждал. Это ясно?
Он кивнул.
– Хорошо. Дальше. С этого момента и на все наше дальнейшее общение запомни, как «Отче наш»: пока мы в Зоне – ты делаешь только то, что говорю я. Делаешь сразу, без вопросов, даже если тебе это покажется глупостью. – Я всверлился в него взглядом. – Если я сказал лежать – значит, ты ложишься. И плевать, что там лужа или насрал кто-то. Понял?
– Понял, – покорно согласился Хлюпик.
Я пристально посмотрел ему в глаза. На самом деле понял или говорит, чтоб от него отвязались?
– Если я чего-то не говорил, – продолжил я, – то ты этого не делаешь. Ни при каких обстоятельствах. Даже если тебе кажется, что так будет лучше.
Я вспомнил, как оставил его ждать у ангара, вспомнил пистолет на вытянутой руке и стрельбу по железным воротам.
– Исключение может быть только в том случае, если меня убьют. Вот тогда можешь делать все, что заблагорассудится. Это уже будет на твоей совести. Усек?
Он смотрел на меня напряженно, вслушивался в каждое слово. На вопрос покладисто закивал. Что-то он чересчур сговорчив.
– И еще, – подытожил я. – На дурацкие вопросы с этого момента я не отвечаю. Все, что тебе надо будет узнать, я тебе расскажу. Причем расскажу тогда, когда надо будет. Если я тебе чего-то не сказал, значит, тебе это знать не обязательно. Ясно?
– Ясно, – кивнул он.
– Прежде чем спросить – подумай. Потом еще подумай. А потом лучше промолчи. Доходчиво?
Он кивнул, соглашаясь со всем сразу. Видимо, понял. Уже легче.
– Так мы не домой? – радостно поинтересовался он.
– Нет, – пробурчал я. – Хотя лучше бы тебе именно туда и отправиться.
Глаза Хлюпика заблестели щенячьей преданностью. На лице была благодарность. Меня это злило. С таким же успехом можно радоваться и благодарить палача – за то, что помог на эшафот подняться.
– Спасибо, – горячо выдохнул он.
– Не за что, – буркнул я.
– А куда мы идем? – беззаботно, как ни в чем не бывало, вопросил Хлюпик.
Я зло сплюнул, развернулся на каблуках и пошел прочь. Неисправимый балбес!
Здесь, в стороне от базы и от дороги, было тихо. Особенно сейчас. Ночью в Зону редко кто лезет, да и на рассвете она мало кому нужна. Особенно в таких местах, где нечем поживиться. Только шелестели листвой, роняя корявые тени, редкие деревья.
В этой утренней тишине очень хорошо различался далекий перелай. Стая слепых собак резвилась. Нас они не видели, а если и заметили, то, похоже, решили пока не соваться. Я вытащил бинокль и пригляделся. Три, четыре… Пять собак. Они гоняли с холма на холм, бодро гавкая. Словно обычные, пущенные на волю дворняги.
Как же, обычные. Еще повезло, что чернобыльских львов среди них нет. Те, хоть и сами из породы псов, поумнее слепых шавок и, видимо, имеют какую-то склонность к телепатии. Во всяком случае, своих тупых слепых собратьев они берут под контроль совершенно спокойно. Не знаю, чем это обосновано. Может, и в самом деле телепатические способности есть, а может, чернобыльские львы просто от природы более сильный вид. Хотя «от природы» в данной ситуации звучит не шибко убедительно. Версий много, а правды, как и в любом другом случае, не знает никто.