Он перехватил мой взгляд и усмехнулся.
– Я раньше курил, – сообщил он, хотя я ничего не спрашивал. – Потом бросил. А привычка что-то во рту мусолить осталась.
– Не боишься? – поинтересовался Хлюпик.
– Чего? – не понял Мун.
– Ну как? – стушевался тот. – Все-таки радиация и все такое.
– Тут везде радиация и все такое, – отмахнулся сталкер. – Или ты за здоровье опасаешься? Тогда я тебе открою страшную тайну: мы все сдохнем.
Мунлайт состроил жуткую рожу и потопал к блокпосту, напевая себе под нос какую-то ерунду, из которой я расслышал только: «Мы живем, чтобы завтра сдохнуть» и многократно повторяющееся «пам-пабам».
С территории «Чести» мы вышли спокойно. Нас узнали, потому пропустили сразу.
– Как жизнь? – поинтересовался вместо приветствия Мунлайт.
– Нормально, – отмахнулся один.
– Зверье достало, – посетовал второй. – Напирает последние дни. Вот собираемся шугануть как следует. Не хотите поучаствовать?
Я решил не вмешиваться. Хлюпик вмешиваться не решился.
– Теперь не раньше, чем вернемся, – покачал головой Мунлайт.
И мы, не прощаясь, прошли мимо. Я шел первым, следом Хлюпик. Мунлайт остался в арьергарде. Только оглянулся пару раз, словно проверяя, не идет ли кто следом. А ведь перестраховка лишней не бывает.
С этой мыслью я повернул в сторону Смоляного озера. Дорожка там мне знакомая, хоть и опасная. Народу, опять же, не много шастает. Так что если кто-то решит на хвост сесть, это будет заметно сразу.
Мунлайт косился на меня с подозрением. Я чувствовал, как сверлит меня взглядом, но спросить, в честь чего меня в обход потянуло, не решился. Ну и славно. Объясняться с ним мне не хотелось.
Вокруг с каждым шагом все ощутимее вступала в свои права Зона. Как это? Нет, я не рискнул бы объяснять. Слов бы не хватило. Да и нету таких слов, чтобы передать ощущение. Объяснить можно, передать нельзя. Визуально ничего не менялось. Вокруг все те же пасмурные пейзажи. Разве что все меньше и меньше ощущается человеческое присутствие.
Вот оно! Может быть, именно в отсутствие человека обостряются звуки и запахи, которые теряются рядом с себе подобными. Когда рядом люди, пусть даже враждебно настроенные, все просто и понятно. Все легко, потому что знаешь, чего ждать. Когда люди остаются где-то там, далеко, а ты оказываешься один на один с Зоной, тогда все меняется. Неуловимо, но меняется.
Вроде все как всегда, но ты начинаешь слышать какие-то звуки, которым нет объяснения, чувствовать какие-то запахи. Тени, на которые не обратил бы внимания, выпячиваются, становятся выпуклыми и загадочными. И ты вглядываешься в них, пытаешься высмотреть что-то. Найти угрозу или, наоборот, что-то безобидное. А в ответ…
А в ответ – тишина. Жуткая отстраненность. Не безразличие, нет. Ты чувствуешь, что за тобой приглядывают. Ты ощущаешь, как к тебе присматриваются. Ты понимаешь, что тебя впускают, делают частью чего-то большего. Но это большее загадочно и необъяснимо. Оно непредсказуемо, непонятно. Это впустившее, присоединившее тебя пространство будто бы имеет свое сознание. И сознание это недосягаемо.
Ученые могут сколько угодно ковыряться в ЧЗО, пытаться объяснить логически, описать то, что можно пощупать. Их описания и объяснения здесь скудны и наивны, как попытка трехлетнего ребенка объяснить, почему едет автобус. Колеса вертятся, водитель крутит руль, бензин есть – вот и едет. Если ребенок объясняет это другому ребенку, то он, возможно, и будет выглядеть убедительно. Если ребенок объясняет это инженеру, то выглядеть он будет ребенком, которым и является.
Пытаясь объяснить Зону, ученые выглядят такими же детьми. Правда, рассказывают они свои байки «сверстникам», потому что нет на аномальной территории таких «инженеров», знающих все.
Говорят, существуют некие Хозяева Зоны. Ходят байки, будто есть люди, понимающие, что произошло. Знающие, как возникла Зона. Причастные к ее созданию. Не знаю, верить ли этому сталкерскому фольклору. Наверное, как и любое другое народное творчество, эти легенды имеют под собой фактическую основу. Не знаю. Но даже если и так, то, кажется, в данном случае создание переросло своих создателей.
Может быть, Зона и возникла из-за людей, может, даже по воле людей. Но она растет и развивается. Она самостоятельна. И пока ее создатели что-то там себе думают, она живет уже по своим законам. Никому не подчиняясь.
Объяснить Зону, измерить ее линейкой, привести к формуле – невозможно. Это то же самое, что объяснить Бога. Или даже объяснить человека. Объяснений тьма, с каждым годом их все больше, они все сложнее, а до сути никто так и не докопался. И не докопается. Есть вещи, которые нельзя объяснить. Можно только почувствовать. И понимание приходит только через чувственный опыт.
Я чувствовал Зону. Немного, как мне казалось, но чувствовал. А вот понять не мог. И отсутствие понимания нагоняло на меня вселенский ужас. Самое страшное для человека – непонимание. Незнание. Неведение.
Смерть сама по себе не вызывает страха. Боязнь появляется вместе с попыткой осознать, что же дальше. Жутко не умирать, а ждать, что умрешь. Потому что ожидание оставляет время на раздумья. А раздумья эти упираются в отсутствие опыта и панический ужас от того, что впереди неведомое.
Каждый раз, когда иду в Зону, сталкиваюсь с этим самым неясным. Непонятным и потому пугающим. Я поежился, оглянулся украдкой. Сзади, упорно стараясь попадать след в след, вышагивал Хлюпик. За ним, небрежно жуя очередную травинку, пер Мунлайт. Сталкер гляделся бодрячком, но раскрепощенные легкие движения, если приглядеться, пружинили. Бравирует Мун, передо мной выделывается или перед Хлюпиком. А может, самому себе пытается что-то доказать. Но на самом деле за легкостью и видимым безрассудством видна осторожная постоянная работа над каждым движением. Правда, чтобы понять это, надо знать Мунлайта чуть ближе.
А вообще это правильно. Не знаю ни одного человека, который, приходя в ЧЗО, шел бы без оглядки и не чувствовал опасности. Без страха здесь ходят только дураки. Дураки долго не живут. Пожалуй, эта одна из немногих формул, которые действуют в Зоне.
Ощущение, что за мной кто-то смотрит, не проходило. Странное ощущение. Будто Зона раздумывала, принять меня сегодня или нет. Размышляла и не находила решения. Наверное, что-то похожее ощущала бы пешка, которую перед началом игры держат в руке, думая, поставить ее на доску или отставить в сторону, в качестве форы. Наверное. Если бы могла что-то ощущать.
Я остановился и оглянулся. Никого и ничего. Зона. Да одиноко трусящая слепая собака далеко в стороне. Странно. Обычно слепые псы стаями носятся.
Мои спутники последовали моему примеру. Мунлайт посмотрел на меня настороженно.
– Чего там? – спросил с деланым равнодушием.
Я покачал головой. Не делиться же с ним своими домыслами и ощущениями?
– Собака какая-то увязалась.
Мунлайт оглянулся. Чуть поспешнее, чем диктовал его липовый пофигизм.
– Слепая, – отмахнулся он. Как мне показалось, с облегчением.
– Странная, – не согласился я. – Почему одна?
Мун прищурился, вглядываясь вдаль. Чего бы бинокль не взять? Или у него на оптику денег не хватило? «Интересно, во сколько, в конечном итоге, ему обошелся вчерашний риск?» – подумал я, зная, что напрямую никогда его об этом не спрошу.
Сталкер тем временем опустил руку, которую держал козырьком у лба. Глупое занятие, учитывая, что солнца как не было, так и нет.
– Две, – сообщил он мне.
– Что?
– Две собаки, а не одна.
Я присмотрелся. На мгновение меня обдало холодом. Там, где еще недавно бежала одна собака, сейчас трусило две. Первая остановилась и повернула морду в мою сторону. Если бы она могла видеть, я предположил бы, что она смотрит на меня. Второй пес пробежал чуть вперед, почуял, что собрат остался позади и вернулся обратно. Постояв немного, он разлегся у ног своего незрячего приятеля. Жуткие твари, как и любое другое порождение Зоны. Непонятные и жуткие.
– А откуда они вообще взялись? – прервал молчание Хлюпик.
О, начинается. Давненько его слышно не было. А я уж обрадовался.
– Мутировали, – объяснил Мун. – Сам же говоришь – радиация и все такое. Вот они от этой радиации… То ли из собак бездомных, то ли из волков.
– Откуда здесь волки? – вмешался я. – Припять рядом. Хоть и не Москва, но городок не маленький. Не деревня.
– Ага, – кивнул Мунлайт. – Город – не деревня. Только ты прикинь своей угрюмой башкой, сколько лет здесь ни города, ни деревни. С восемьдесят шестого Зона отчуждения, а?
Я не ответил. Чего спорить, если в этом он прав? Да и вообще спор – глупое занятие. Меньше слов, больше дела. Мун повернулся к Хлюпику.
– В общем, из кого они мутировали – неизвестно, только во всем остальном мире такая дрянь не водится. И эти собаки, и кабаны – это еще самое безобидное и похожее на что-то, что ты знаешь и видел.
– А кто еще… – начал было Хлюпик.
Но я не дал закончить:
– Хорош трепаться. Пойдем уже.
– Как скажешь, товарищ командир, – небрежно хмыкнул Мунлайт.
– Иди вперед, – попросил его. – Я пока сзади. На всякий случай.
12
Вскоре собаки поотстали, а потом и вовсе пропали из виду. Я уже собрался обрадоваться, когда они появились снова. На этот раз их было уже три. И я готов был поклясться, что они бегут за нами.
Слепые псы держались на приличном расстоянии. Достать их сейчас можно было бы разве что из винтовки с хорошей оптикой. Вот только где тот идиот, который станет по собакам слепым из снайперки стрелять? Хотя, говорят, находятся экзоты, которые приезжают сюда поохотиться. Барыга-бармен мне как-то даже предлагал поводить таких охотников по запретной территории. Дескать, сафари им приелись, острых ощущений хочется. Я отказался. Зона, безусловно, гадостное место и тем привлекательна для всяких моральных уродов, но таскаться по ней с людьми, для которых это игра… Пусть кто-нибудь другой в такие игры с Зоной играет. Знаю, чем он