Я не ответил. Поднялся на ноги, огляделся. Туман плотный. Видно всего на пару шагов.
– Надо найти ее, – пробормотал я. – Ее и дом.
– Какой дом? – не понял Мунлайт. – Ты о чем вообще?
– Дом, где я ночевал.
Хлюпик побледнел и стал еще более испуганным. Мун крякнул и осел. Похоже было, что он растерял все слова.
– Идем, – кивнул я. – Это тут рядом где-то должно быть. Я не долго шел. Вы простите, что я пропал. Но я не знал, куда идти, а потом…
Я смолк, чувствуя, что говорю много и не по делу. Мунлайт смотрел на меня с сомнением, наконец не выдержал и взорвался:
– Какой, на хрен, дом? И кто она? И хрена ты верещал? И какого ляда ты здесь завалился?
– Я не здесь, – попытался объяснить я. – Я в тумане заплутал, потом к ее дому вышел. Это женщина. Она живет здесь.
Мунлайт бешено посмотрел на меня. Резко метнулся в мою сторону. Я не успел ничего сделать. Ничего сказать. Пальцы сталкера вцепились в куртку, стиснули, натянули. Ворот больно врезался в шею.
– Здесь никого нет! – рявкнул он. – Никаких баб! И никаких домов! И если ты сейчас не начнешь говорить что-то вменяемое, я тебя отмудохаю до полусмерти.
– Есть, – упрямо повторил я. – Я ночь провел у нее в доме.
Ворот перестал давить так же резко, как и начал. Мир снова содрогнулся, добавляя боли в челюсть. А потом все завертелось, пока не остановилось падение. Земля ударила ничуть не слабее, чем кулак напарника.
Я посмотрел на Мунлайта. Тот глядел на меня так, как никогда ни один сталкер.
– Мудило, – произнес он с угрозой. – Какая ночь? Тебя не было пятнадцать минут.
4
Костерок трепетал махонькими язычками пламени. Тепла от него было немного. А меня все сильнее знобило.
Мунлайт подкидывал ветки в костер. Рассказ мой он, кажется, не слушал, хоть сам потребовал, чтобы я в подробностях поведал все, что было с тех пор, как я отошел от стоянки.
Хлюпик, напротив, внимал с тем жадным интересом слушателя, который позволил хитрозадой Шахерезаде продержаться со своими бесконечными байками тысячу и одну ночь.
– Что это было? – повернулся Хлюпик к Мунлайту, когда я закончил живописать свои похождения.
– Зона, – недовольно пробурчал Мун.
– Это что, аномалия такая? – не понял Хлюпик.
Мун сгрузил в костер целый ворох веток. Долго смотрел в огонь, потом перевел взгляд на Хлюпика и уставился так, что тот не выдержал. Отвернулся.
– А мне откуда знать? – буркнул сталкер. – Я тебе оракул, что ли?
Хлюпик не нашелся с ответом. Я все еще был не в себе. Мысли ворочались вяло. Ощущение реальности то накатывало пугающей лавиной, то терялось вовсе.
– А чего вы меня искать пошли, если всего пятнадцать минут прошло? – спросил я.
Впервые за много-много времени мне хотелось говорить, потому что сюрреалистичная тишина была страшнее бесполезного трепа.
– Ты ушел, – сбивчиво заговорил Хлюпик. – А потом кричать начал. Мы и пошли за тобой. Но ты на месте не стоял. Двигался все время, кричал громко… и так… так…
– Как будто тебе яйца отстригают садовыми ножницами, – нашелся Мунлайт.
По всей видимости, он тоже начал приходить в себя. Во всяком случае, язвительность возвращалась.
– Когда мы тебя нашли, – закончил Хлюпик, – ты у столба этого железного валялся. То ли спал, то ли мертвый. А потом глаза открыл, смотришь и не видишь. И бормочешь чего-то. Как те… ну, которых мы стреляли. Которые ученого того…
Любопытно. Может, вот так и становятся зомби? Интересно все-таки, что это было? Говорят, глубоко в Зоне существуют пси-аномалии. Может, это была она? Но почему тогда накрыло только меня?
Ладно, хорошо еще, уйти далеко не успел. Метров пятьсот всего.
Я вздрогнул, только теперь хоть малость осознавая, из какого дерьма только что выбрался. Нет, оставаться здесь нельзя.
– Идти надо, – произнес я.
Мун фыркнул:
– Уходить надо, а не идти. Назад и в обход. Через Припять. Как все ходят.
– Кто это – все?
– Все нормальные люди. – Мунлайт смерил меня взглядом. – Хотя чего с тебя, придурка, взять? Не требовать же, чтобы ты нормальным стал. В твоем случае это неизлечимо.
Все нормальные люди ходят через Припять. Ага! Нормальные в Зону вообще не ходят. Нормальные здоровьем рисковать не станут. А жизнью и подавно. Нормальные, как говорил один нарисованный кот голосом артиста Табакова, дома сидят, телевизор смотрят.
– Много?
– Что? – не понял Мунлайт.
– Я спрашиваю, много ты таких нормальных знаешь? Которые в Припять ушли и назад вернулись?
Мун набычился, пробурчал свое коронное «ну тя нах» и отвернулся. Не то от костра, чтоб в огонь не смотреть, не то от собеседника, чтоб меня не видеть.
В голове по-прежнему было глухо и мутно, как после суточного похмелья, следующего за недельным запоем. Но теперь, во всяком случае, дом в тумане, как и его хозяйка, не казался таким реальным. Звуков там не было, запахов, вкуса. Хотя ощущения не покидали и виделось все как сейчас, а не как во сне.
На самом деле хорошо, что я позвать решился, а не ходил молча в бесплодных поисках. А то бы лежал сейчас в бреду под поваленной опорой и…
И что? Может быть, я так и помер бы в том бреду. Хотя домик был славный. Женщина очаровательная. Да и про то, что это бред, я не догадывался.
Там было покойно и уютно. Там, в том бреду, где-то совсем рядом было счастье. Пусть все это иллюзия. Чем, собственно, иллюзия счастья отличается от счастья, если ты не видишь разницы?
Я жестко оборвал мысль. Неблагодарный ты, Угрюмый, тебя спасли, а ты… А что? Еще большой вопрос, что лучше. Можно сдохнуть счастливым, а можно прозябать в полном непотребстве без цели, без надежды. Существование в отсутствие жизни. Вот и подумай, спасли тебя или наказали?
Как ни крути, а дерьмово выходит. Я резко поднялся.
– Надо идти.
Хлюпик покосился на меня, на Муна. Так какая-то птичка вертела головой и косила глазом в зоопарке. В детстве я знал, как она называется, сейчас не помнил даже, как выглядит. В памяти застрял только этот поворот головы и косой взгляд. Мунлайт безнадежно махнул рукой.
Я смотрел, как оба поднимаются, затаптывают костерок. Собирают вещи. Они боялись. Оба. Это было видно невооруженным глазом. Но Хлюпик знал, зачем идет. И Мунлайт знал. А мне просто было страшно. Хотя появилось легкое ощущение, что я на пороге какого-то понимания. Осталось только отмычку подобрать.
Теперь мы шли плотнее. При дистанции в десяток шагов уже можно было потеряться. Потому, когда из тумана вынырнула тень и я резко остановился, Хлюпик впечатался-таки мне в спину.
Тычок вышел сильным. Я споткнулся, но удержался на ногах. Хотя пришлось сделать пару шагов, чтобы сохранить равновесие. Неведомая тень взметнулась и распласталась прямо перед глазами, приобретая четкость.
– Мать твою за ногу, – буркнул я, отстраняясь.
– Чего там? – насторожился Мун.
Вместо ответа я отошел в сторону.
Крест, а точнее, подобие креста, торчал косо. Да и сам он был кривой, кое-как прилаженный в изголовье холмика. Жутковатое зрелище. Так хоронят, когда нет возможности похоронить по-человечески. Закапывают кое-как, тыкают пару перевязанных крест-накрест палок. Зная, что не вернутся никогда к этой могиле, но не в состоянии бросить труп просто так, не похороненным.
Так закапывают дорогого человека. Или человека, ставшего близким, потому что других близких в этой жизни уже не предвидится. Да и жизни осталось всего ничего.
– Твою бога душу, – начал Мунлайт и перешел на трехэтажный великорусский.
И я его понимал. Нет, пугал не холм с крестом. Хотя безвестная, кое-как справленная могилка в мертвом тумане, где даже звуки не живут, может пощекотать нервы. Но еще больше нервную систему будоражила провисшая часть холмика под крестом и зияющая яма в ногах могилы.
Бледный как простыня Хлюпик судорожно сглотнул и провел трясущейся рукой по лицу. Мун мрачно усмехнулся.
– Как думаешь, он сам оттуда вылез?
– Или помог кто-то, – пожал плечами я.
– Вообще-то, ногами вперед выкапываться как-то неудобно, – рассудил сталкер. – Хотя, с другой стороны, ноги вперед – это традиция.
Шутник. Нашел место и время. Впрочем, лучше смеяться, чем паниковать. А так, если судить трезво, ходит ли где-то рядом существо вроде кадавра или безумный расхититель гробниц, разница не большая. И тот, и другой – не самая приятная компания.
Я прислушался. Нет, ничего. Ни звуков, ни ощущений какой-то опасности или чьего-то присутствия.
Хлюпика трясло по полной программе. На нас он косился безумными, выпученными, как у напуганной лошади, глазами.
– Он что, действительно мог сам?
Я пожал плечами.
– Но это же невозможно. – В голосе Хлюпика дрожали панические нотки. Его представление о мире, где живые мертвецы могут быть только в кино, явно давало трещину.
– Вот ты помрешь, мы тебя закопаем, а потом вылезешь, придешь и расскажешь, что возможно, а что нет, – наставительно поведал Мун.
– Хорош его пугать, – одернул я.
– Хорош пугать?! – взвился Мунлайт. – Тогда разворачивайся и пошли в обход, подальше отсюда! Хорош пугать!.. Это еще кто кого пугает.
– Не ори. – Меня тоже начинало трясти. – Хочешь сдохнуть от пули, потому что так вернее? Или считаешь, что справишься с «пьедесталовцами»? Или думаешь, с этими фанатиками договориться можно?
Что он, в самом деле, прицепился со своей Припятью? Понятно же, что шансов выжить у нас не много, но зачем их еще сокращать? Они оба сами сюда полезли – мол, каждому надо и терять нечего. А раз терять нечего, то к чему эти истерики?
Мунлайт успокоился так же внезапно, как начал орать. А скорее, просто взял себя в руки.
– Сдохнуть от пули, потому что так вернее, это очень хорошее замечание, – процедил сквозь зубы он. – Я сдохнуть не боюсь. Я не сдохнуть боюсь. Ты свою рожу, когда мы тебя под ЛЭП нашли, видел? А я видел. Очень неприятное зрелище. Вон у Хлюпика спроси. И стать таким же овощем мне не улыбается ни разу. Так что лучше умереть от пули, чем превратиться в…