Сейчас он, держа на столе модерновый «Йотафон», говорил с человеком, который находился за тысячу километров от него.
– …все так, эфенди…
Мамад-Бек задумался.
– Значит, Ильяс – духовный лидер, а кто тогда военный амир?
– Я не знаю, эфенди. Ходят только слухи.
– Говори.
– Говорят, кто-то из русистов, из спецназа.
– Из русистов? Это точно?
– Этот слухи, эфенди. Но так говорят люди амира Ильяса. Они уже убили тут многих. А остальные перешли на их сторону.
– Узнай, кто этот русский, – сказал Мамад-Бек.
– Слушаюсь, эфенди.
Мамад-Бек коснулся экрана и отключил аппарат.
Вот, значит, как. Русский…
Русский – это плохо…
Салем Мамад-Бек понимал свой народ, и понимал его хорошо, – иначе бы он не был одним из богатейших людей региона, а был бы, скорее всего, хладным трупом к настоящему времени. И как мало кто здесь и в Багдаде понимал, насколько опасно происходящее.
Вопрос ведь не в том, что они поставили русского, да еще и спецназовца, военным амиром. В конце концов, в ИГ тоже было немало военных командиров, получивших военное образование в Москве, в британском Сандхерсте, а кто-то даже и в США – были и такие, среди бывших афганских офицеров. Вопрос в том, что это – именно русский.
Русские здесь были около двухсот лет, и их присутствие наложило отпечаток на весь регион и на людей, проживающих в нем. Несмотря на то что русские давно ушли отсюда, в памяти людей сохранялось и то, как они жили во времена русских, и то, какими были сами русские. В людях до сих пор сохранялись остатки наивной веры в людей, сильных и смелых, но главное – справедливых. Справедливость – вот что самое опасное, что помнили о русских.
Были русские – была справедливость. Русских не стало – не стало и справедливости, всю ее забрали себе новые баи.
И когда пришел ислам, справедливость не вернулась.
Кто этот русский? Он может принять ислам, но останется русским. А если амиру Исламу удастся совместить наивную веру в русских и какой-то вариант ислама, может статься очень плохо…
В Багдаде это, может, и не поймут. А он, Салем Мамад-Бек, понимает.
С амиром Исламом он не раз встречался и хорошо его знал – как и всякие богатые люди, они не могли не знать друг друга и не могли пересекаться по делам. Ислам был чужаком, и в отличие от него самого он был военным амиром и заседал в Шуре Амиров – в отличие от него самого, он был просто купцом. И в то же время амир Ислам был купцом, купцом хитрым и жестоким, торгующим наркотиками, оружием, рабами и плодами их труда. Место в Шуре давало ему возможности регулярно встречаться с другими амирами и окучивать их. Он доложил в Багдад, что это чревато переворотом. Но его либо не услышали, либо не хотели слышать.
Салем Мамад-Бек всегда был на стороне власти. Его дед был на стороне советской власти, отец – на стороне президентской, и он сам не видел причин, почему бы ему не быть на стороне ваххабитской власти сейчас. Он сотрудничал, доносил и стучал, извлекал из этого свою выгоду и не видел причины, почему он должен поступать иначе.
Сейчас он оперся локтями на стол, пытаясь думать. Просчитать, что будет дальше.
Ильяс – духовный лидер, Ислам – скорее всего, лидер финансовый и еще какой-то русский. Опасно. Они могут договориться и пропустить русскую армию а сами отменят шариат. Точнее, не отменят его, но введут такой, который был раньше.
Шариат, совмещенный с куфарской властью, – и никто не видел в этом ничего такого…
Что может сделать он? Надо сообщить в Багдад. Возможно, удастся заработать на снабжении армии. Возможно, удастся даже отжать часть дел у Ислама.
Салем Мамад-Бек постучал по столу. Явился охранник… он был весь лысый, так как происходил из Раштской долины, а там в свое время выпало немало радиоактивных дождей. Лысая, полностью безволосая голова пугала заросших бородами правоверных.
– Подай машину. Мы уезжаем…
– Слушаюсь, эфенди…
Надо поехать к алиму. У него есть канал связи с Багдадом, надо воспользоваться им. И поговорить о том, как укрепить безопасность здесь. А то как бы и тут не случилось то же самое.
Аллаху Акбар.
Зашел охранник.
– Машина подана, эфенди…
В сопровождении троих охранников Салем Мамад-Бек вышел на улицу. Горячее, по-жаркому летнее солнце щедро окатило их лучами, он сделал шаг, затем второй.
И умер.
Потому что пуля калибра двенадцать и семь пробила бронежилет, потом того охранника, который шел впереди, и опять бронежилет, и потом самого Салема Мамад-Бека, а потом у нее хватило сил и на то, чтобы вырыть небольшую дыру в земле…
Аллаху Акбар.
Невысокий, одетый как местные молодой человек с короткой бородкой, колючим взглядом и неожиданными серебряными нитями в черных, как смоль, волосах вышел из грязного, вонючего проулка, огляделся – и зашагал вправо, не обгоняя никого из прохожих. За спиной его вдалеке глухо прогремела пулеметная очередь.
Идиоты…
Зачем-то посмотрев на небо, он достал из кармана небольшой прямоугольник и набрал номер на кнопках, которые проявились на нем как по волшебству. Восемь из десяти прохожих не поняли, что он делает, – нормальной сотовой связи тут не было много лет, и люди не видели самого примитивного мобильного телефона – не то что смартфона последнего поколения.
Сигнал от смартфона попал на дрейфующий на высоте семьдесят километров над поверхностью Земли громадный стратосферный дирижабль и ушел адресату.
– Точка девять – плюс, – доложил он о выполнении задания.
– Аллаху Акбар, – донес эфир.
– Мухаммад Расуль Аллах.
– Точка двадцать один. Информация на планшете.
– С именем Аллаха.
– Смерть всем тиранам.
– Смерть всем тиранам!
Молодой человек с седыми нитями в черных, как смоль, волосах и с мешком сел в фургон «Мишка»[162], побитый, но еще крепкий. Положил в ноги мешок со снайперской винтовкой, одной из тех, которые в большом количестве сбросил сюда с самолетов неизвестный, желающий помочь делу джихада. Однозарядный грузинский «Барретт» калибра 12,7 с глушителем. Он отлично разбирался для переноски.
– С именем Аллаха, – сказал он.
– Хвала Аллаху, – сказал второй брат, сидевший на заднем сиденье с коротким ПКМ, готовый ко всему.
Мимо на большой скорости пронеслось несколько дорогих машин. Охранники расчищали путь, стреляя в воздух. И не только в воздух.
Смартфон мелодично звякнул, на экране – он не походил на экран, просто пластиковая поверхность – как по волшебству появились слова…
– Двадцать первый, – прочитал вслух брат, – Бехруз Саяди, купец, не платит положенный закят, дает в рост, продает мусульман в рабство. Тиран и вероотступник, похититель людей, гонит харам и продает его через своих людей на базаре. Живет в Исфаре, в здании бывшего курорта, в окружении своих людей, которые такие же вероотступники и тираны, потому разрешены. Пусть Аллах покарает его вашими руками.
Брат-снайпер, внимательно прочитал написанное и передал его водителю. Тот прочитал и передал сидящему сзади брату. Тот прочитал и воскликнул:
– Смерть всем тиранам!
Грузовик тронулся…
Фаргона (Фергана). 11 апреля 2038 года
Несколько десятилетий назад исламского террора не было. Нет, были, конечно, отдельные акции, более или менее успешные, иногда очень громкие – например, фанатики застрелили иорданского Короля или захватили Запретную мечеть в 1979 году, и их из подземелий пришлось выкуривать газом. Но террора как системы, террора как долговременного фактора дестабилизации целых регионов – такого не было и в помине.
Потом американцы поняли, что они проигрывают «холодную войну». Проигрывают ее Советскому Союзу, после Вьетнама – там американская армия потерпела тяжелейшее поражение. Они начали искать возможность «подарить» Советскому Союзу свой «Вьетнам» – и нашли такую возможность. В Афганистане. Там они переступили черту: если раньше сражались два проекта модернизации, социалистический и капиталистический, то в Афганистане американцы сознательно поддержали бандитов и дикарей. Такого до этого никогда не было. СССР поддерживал национально-освободительные движения по всему миру, он поддержал революцию на Кубе, но СССР и в голову бы не пришло поддержать не прогрессивное социалистическое движение, ратующее за перемены и развитие, а дикарских богословов, готовых резать головы под завывание муллы. И никогда до этого белый человек не приходил в третий мир с проектом не модернизации, а деградации, никогда раньше он не вооружал реакционеров современным оружием. Американцы сделали это, и это стало началом конца того мира, который мы помним до сих пор, как, наверное, дикари помнили благословенные времена Римской империи. Там хоть и была чужая и жестокая для неримлян власть, готовая казнить и подавлять восстания, но не было непрекращающейся кровавой междоусобицы, были хоть какие-то законы и строились дороги. Дороге все равно, кто по ней идет, римский легионер или дикарь со своей повозкой. После того как Рим пал, дороги перестали строить на несколько сотен лет…
Потом появился долговязый бородатый шейх с глазами библейского пророка и создал Аль-Каиду. Несмотря на грозную славу, организация эта была слаба. Она была очень ограниченной, это не была организация масс, и напрямую к массам она не обращалась. Это была организация своего рода исламской военной элиты – те, кто был готов, отрекались и уходили в террор. Почти один в один она напоминала эсеров – и хотя эсеры внесли немалый вклад в развал империи и смогли убить дядю царя, революцию совершили не они.
А потом появилось Исламское государство. Это была организация масс, зародившаяся как объединение различных группировок, воюющих в Сирии против тогдашнего ее диктатора Башара Асада. Это была организация, изначально включавшая сюда людей со всего света, говорящих на разных языках – в Аль-Каиде посторонних почти не было, а арабский был обязательным. Это организация, которая была нацелена не просто на террор как способ что-то доказать Западу, заставить его отказаться от вмешательства в ближневосточные дела – а на создание ваххабитского государства, Халифата и на удержание государственности крайне жестокими, свойственными больше Средневековью методами. В отличие от Аль-Каиды и всех предшествующих организаций, мутировавших скорее в сторону большей строгости и жестокости, ИГ мутировала в сторону большей открытости дверей: в ней было место всем. Бывшим военным и полицейским диктаторских режимов. Бывшим нефтяным торговцам. Бывшим генералам. Главное было – признать, что нет Бога, кроме Аллаха, и что нет разницы, скольких придется убить, чтобы остальные это признали. Открытость дверей, готовность принять всех под черные знамена сатанинской армии сделали ИГ крупнейшей террористической организацией мира, а потом и крупнейшим государством мира. Они получили что хотели. И войну вели уже не взявшие автомат потомки крестьян и потомки шейхов, а солдаты и офицеры армий уже несуществу