– Ша… ша…
Он остановился от того, что кто-то дергал его за рукав. Это был ребенок, мальчик лет семи с глазами библейского пророка.
– Чи, бача… – сказал человек.
– Купай? Купай?[120]
Человек кивнул, и ребенок, вцепившись ему в рукав, потащил за собой.
Эта торговая точка чем-то неуловимо выделялась среди многих. Может быть, тем, что около нее было чисто, не сидели на корточках бородачи, не валялись ошалевшие торчки и не было под ногами больше похожих на коровий навоз плевков…
На зов вышел среднего роста, лет пятидесяти на вид (по местным меркам глубокий старик) человек, одетый как афганец, с шапочкой-паколем на голове, завернутый в большой цветастый, красно-белый платок, несмотря на то что было довольно жарко. Он был восточным человеком, но явно не афганцем.
– Салам алейкум, – сказал человек.
– Ва алейкум ас салам, странник, – сказал торговец, – добро пожаловать в Джелелабад.
– Рахмат.
– Если тебе удобнее говорить на русском, можем говорить на этом языке.
Человек насторожился. Несмотря на то что на беззаконных территориях фактически не существовало нормального государства, а значит, не существовало и контрразведки, все равно можно было влипнуть в историю. Контрразведывательную работу заменяли революционная бдительность и готовность убивать.
– Я торговал на севере и знаю этот язык, – сказал человек. – А вот откуда знаешь его ты, купец?
– Ха фирауни ра Муса, – загадочно ответил купец. – Я родился в том месте, где этот язык был родным. Мы – изгнанники, друг мой. Скитальцы без родины…
– Евреи, – догадался человек.
– Да, друг мой. Все скитальцы мира родственны друг другу. И если мы тебе можем чем-то помочь, говори.
Следовало решать – верить или нет. Человек решил поверить – скорее всего наводку на него дал тот самый хаваладар. После падения Израиля евреи рассеялись по всему миру, в том числе они были и на Ближнем Востоке, и там, где они были, всем было неуютно…
– Мне нужно купить… – максимально обтекаемо сказал он.
– Дорого? Дешево?
– Хорошо…
Торговец кивнул и скрылся в контейнере.
Через некоторое время он вернулся с большим свертком из какого-то черного прочного материала, на вид напоминающего промасленную бумагу, но не пачкающего пальцы. Подал его человеку, тот сел по-турецки, развернул на коленях.
Винтовка была непривычного вида, угловатая, хоть и сделана явно на основе схемы «калашникова». Магазин был явно от «СВД», но тоже непривычный, пластиковый. Прицел выведен влево и поставлен на кронштейне, чтобы можно было стрелять с открытого, не снимая оптику. К винтовке имелся глушитель.
Он передернул затвор – работает как часы, явно с долговременного хранения. Затем начал разбирать, аккуратно откладывая детали.
Маркировка была «ФОРТ».
– Откуда это?
– «ФОРТ». Украина. Снайперская винтовка.
– Что такое Украина?
Купец тяжело вздохнул.
– Была такая страна. Сейчас это Речь Посполитая. Я там родился. Не сомневайся, хорошо сделано. Я берег ее для своих.
– Я не один из вас.
– Ты тоже скиталец. Да поможет тебе бог.
Ствол – если посмотреть его на свет – был почти идеальным, если из винтовки и стреляли, то совсем немного. Родной, со всеми его недостатками, но знакомый патрон «три линии», не сходящий со сцены вот уже полтора столетия.
– Сколько ты просишь?
– Четыреста за винтовку и сто патронов к ней.
– Это дорого. Давай за сто.
– Ты нигде не найдешь такую здесь. Их никто не продает.
Человек начал заново собирать винтовку.
– У меня нет таких денег. Извини.
– Не стоит. Если ты возьмешь винтовку за такую цену, я дам тебе свой мотоцикл. Он хоть и не новый, но в хорошем состоянии. Много еще пройдет.
Человек подозрительно посмотрел на торговца.
– Откуда ты знаешь, что мне нужен мотоцикл?
– Ха фирауни ра Муса. Смерть всем тиранам…
КабулОтель «Интерконтиненталь»24 июня 2036 года
Одним из мест в этом проклятом Аллахом и забытом людьми городе, где еще оставались остатки былой роскоши, был отель «Интерконтиненталь», расположенный на возвышенности, и к нему вела отдельная дорога. Этот отель был построен американцами еще в те времена, когда Кабул был сонным городом девятнадцатого века, но с машинами где-то на краю обитаемого мира, и по нему бродили одуревшие от бесплатной травки хиппи – их не убивали, как начнут убивать американцев сорок лет спустя. Этот отель стал одним из символов Кабула, в одном из его номеров при попытке штурма погиб американский посол, захваченный террористами, потом, после советского вторжения, тут жили иностранные журналисты, потом он пострадал во время боев за город между группировками Масуда и Хекматьяра, потом при талибах тут был один из их штабов, потом пришли американцы и его восстановили, и тут опять были люди, потом отель снова пострадал во время боев за город, потом тут жили люди, а потом перестали жить, когда день был как ночь и когда от невидимой смерти люди становились лысыми, у них выпадали волосы, пропадала борода, потом начинались ужасные боли, и они в муках умирали. Люди покинули Кабул, а потом вернулись в него, но это уже был не тот Кабул. Хотя люди остались теми же.
Старый, потрепанный «Хаммер», цвет которого был схож с цветом гор, окружающих Кабул, подкатил к отелю в сопровождении двух пикапов «Тойота» и большого китайского джипа без стекол. Со всех машин попрыгали боевики, они плотно окружили своего амира – и все толпой прошли в холл отеля. Здесь когда-то была нормальная, узкая, вращающаяся дверь, но из-за вот таких «прохождений толпой» ее пришлось снести, а вход – расширить в несколько раз и завесить яркими тряпками с узорами.
По лестнице – лифт не работал – они поднялись на последний этаж. Там им преградила путь охрана, вооруженная новенькими китайскими автоматическими винтовками. Она пропустила одного амира – остальные сели прямо на лестнице и принялись забивать «козью ногу» отборным афганским дурманом.
Аллаху Акбар, короче…
Амира – коротенького, бородатого, но сильного – встретил в дверях своих апартаментов средних лет, худощавый, похожий на перса своим телосложением, благородной сединой, орлиным носом и глазами человек, он был одет, как одеваются кабульские богачи: пиджак от дорогого европейского костюма поверх традиционной афганской рубахи и шароваров.
– Салам алейкум, дорогой, салам алейкум…
Они расцеловались, как это и было принято в нации хозяина. Хозяин приглашающе показал на застеленный коврами и толстыми стегаными одеялами угол, крикнул, чтобы несли еду.
Угощались солидно. Солидно даже для страны цивилизованного мира, не говоря о той стране, где люди умирают на улице от голода. Копченый осетровый балык с зеленью, блюдо, сухому Афганистану совершенно не известное, затем острый азербайджанский суп – бозба. Затем бараний шашлык, но необычный, запеченный в земляной печи-тандыре и поданный в лаваше с фруктами. Наконец зеленый чай и фрукты. Для Афганистана, особенно центрального, трапеза была очень необычная.
Амир Салакзай – а именно так звали гостя – с аппетитом ел и пил, расхваливая достоинства блюд и хлебосольность хозяина. Он и в самом деле проголодался, так как ехал издалека и сильно устал. В ответ на комплименты хозяин кивал головой, приложив руку к сердцу, и загадочно улыбался.
Или, может, просто улыбался.
Принятие пищи – на Востоке процесс неторопливый, здесь он занял около часа и сопровождался разговорами о трудности пути от Кабула до Кандагара и обратно. И гость, и хозяин знали этот путь, поскольку занимались самыми разными делами, а гость проехал его весь, и информация была небезынтересной.
Потом хозяин дал знать, чтобы приглушили свет и поставили музыку и цветомузыку. Пока они кушали, слуги хозяина организовали культурную часть программы. Свет погас, по стенам большой комнаты заметались лучи света, в загадочной полутьме менялись изображения – то горы родной Салакзаю провинции Нангархар, где до сих пор опасно во многих местах из-за радиации, то изображение Хосрова и Ширина, очень популярного в восточном мире, то еще чего.
Потом свет погас, а когда он зажегся вновь, на сцене были несколько восточных красавиц в традиционных одеждах… Только наметанный глаз мог различить, что это не девушки, а молодые юноши…
Салакзай, сам известный по всему Кабулу бачабоз, смотрел так, что глаза из орбит лезли, и громко рыгал.
Хозяин смотрел равнодушно, только камешки четок текли через сухие, сильные пальцы. Точно счет судеб, которые он уже погубил и погубить которые только намеревался.
Культурная программа заняла минут сорок. Хозяин сказал, что мальчики оплачены на всю ночь и он распорядился отправить их на виллу Салакзая. Потом приказал подать охлажденный шербет и всем своим видом дал понять, что пора поговорить о делах.
– Хвала Аллаху, Нурмухаммед, – отдыхиваясь, сказал гость, – ты принимаешь гостей, как никто в Кабуле, и вот почему ты один из нас, хотя ты и не пуштун.
– Аллах различает людей лишь по благочестию.
– Да, да… – отмахнул рукой гость.
– Итак?
Гость кивнул головой.
– Я договорился.
На лице хозяина ничего не отразилось, только четки по-прежнему текли через пальцы.
– Ты что, думаешь, это было легко? – обиделся гость. – Ты не знаешь, какие унижения я перетерпел. Если бы не наше дело…
Наше дело…
– Ты видел его?
– Аллах свидетель моим словам – да, видел. Как вижу тебя, хоть и с несколько более дальнего расстояния.
– Кто он? Ты понял это?
– Нет… – сказал Салакзай, прихлебывая напиток. – Он не из наших мест, это точно. Я даже не представляю, какого он народа. Хоть он и правоверный. Клянусь Аллахом, Афганистан стал как проходной двор.
– Я тоже родом с севера.
– Ты другое дело… – Салакзай успокаивающе повел рукой. – Твои предки давно живут среди нас, и ты стал такой, как мы. Значит, ты один из нас. А эти шакалы слетаются сюда на запах крови и учат нас жить. Выносят нам такфиры