- Шеф, - женщина кокетливо повела плечом, - я заплачу вдвойне. Не жаловаться же мне на вас...
Демин отказался бы и от этого предложения, но час ночи не то время, когда убийцы слоняются по городу в поисках одиноких таксистов. По всем прошлым случаям убийства не падали на время после полуночи. И потом женщина. В конце концов, роль таксиста надо играть по-настоящему, без дураков.
Поправив на голове картуз, Демин удрученно вздохнул.
Дама легкими шагами обогнула машину и устроилась на заднем сиденье. В салоне, забивая запахи курева и бензина, распространился аромат французских духов.
Демин раздраженно поморщился. Он терпеть не мог острые парфюмерные запахи.
Один раз в переполненном пассажирами вагоне метро, жарком и непродуваемом, толпа притиснула его к высокой полной даме. Уже через минуту Демин почувствовал дурноту.
Дама отчаянно потела и, борясь с запахами собственного естества, обильно смачивалась духами. Два запаха - ядреного едкого пота подмышек и острой европейской парфюмерии создавали облако бинарного нервно-паралитического газа. На первой же остановке Демин невежливо оттолкнул даму и, едва сдерживая приступ тошноты, вырвался из вагона на платформу. Потом долго хватал ртом воздух, как рыба, извлеченная из воды.
Однако из такси из-за руля не выскочишь.
Надо терпеть.
Они поехали.
Демин любил водить машину. Ему казалось, что за рулем он отдыхает. Нервное напряжение не возникало. Желание обгонять и догонять лихачей, спешивших свернуть себе шею, не появлялось. Старушки, по-куриному заполошно перебегавшие дорогу перед капотом, неэтили. Садясь за руль, Демин заранее представлял сложности езды по городу. Знал, что все пойдет именно так, как идет всегда.
Лихачи станут проноситься мимо, чтобы подождать его у ближайшего светофора. Они будут втискиваться в ряд перед налетающим в лоб самосвалом и обязательно подрежут тебе нос, а милые бабули обязательно постараются броситься на капот, уверенные в своей ловкости и надежности чужих тормозов.
Однако в этот раз привычное состояние комфорта не возникало. Как бы ни был удобен обруч, сделанный отцом, ошейник всегда остается ошейником, и металл, который сжимал горло рукой диктатуры пролетариата, радости не приносил. И потом, дама за спиной. В другом случае он бы попетушился, стараясь показать себя, поострил. Петушиться перед женщинами ему всегда нравилось, хотя материальные цели, которые стоило бы достигнуть, он ставил перед собой далеко не всегда. В этот раз вдохновение вообще не возникало.
Ко всему дама казалась ему странноватой, слегка чокнутой, что ли. Обычно пассажиры, и в том числе пассажирки, парой слов с таксистом да и перемолвятся. Иногда поворчат на медленную езду - сами перед зеркалом торчат до последней секунды, а потом таксист гони, наверстывай опоздание. Иногда просто заговорят, чтобы скоротать время поездки. А эта упорно молчала. Демин слышал за спиной ее тяжелое сопение и подумал, что у пассажирки либо воспаленные аденоиды, либо насморк.
По Дмитровскому шоссе они доехали до кинотеатра "Ереван", огромной мрачной глыбы из серого бетона. Отгороженное от проезжей части плотным рядом деревьев, здание тонуло во мраке.
- Остановитесь, - попросила пассажирка. - Вот здесь.
Демину это не понравилось: до Лианозова, куда первоначально собиралась ехать дама, они еще не добрались. А место, где она сейчас собралась сойти, было глухим и темным.
- Может, дальше? - Демин сказал это, еще ничего не заподозрив. Впереди посветлее. Вам же будет удобней.
- Мне удобней здесь.
Голос, еще недавно казавшийся женским, обрел грубое мужское звучание.
Гибкая удавка, тенью мелькнув перед глазами, охватила Демину шею. Крепкие руки стали ее затягивать. Бандит тяжело дышал в затылок запахами несвежего рта.
Сдавить горло Демину убийце не удавалось, но он этого сразу не понял. Весь предшествовавший опыт свидетельствовал о безотказной действенности избранного метода и самого орудия убийства. Стоило лишь потуже затянуть петлю.
Он нажал, однако нужного эффекта не ощущалось. Водитель не хрипел, не задыхался, не дергался конвульсивно.
Убийца подналег и потянул удавку изо всей силы. Демин с трудом удерживал голову, чтобы она не запрокинулась на спинку сиденья.
Ногой Демин резко нажал на тормоз. Шины взвизгнули, пригорая на асфальте. Двигатель поперхнулся и заглох. Машина клюнула капотом, остановилась.
Демин выдернул из-под тряпки, лежавшей на переднем сиденье, пистолет.
Петля все еще сковывала его движения, и потому, не меняя позы, не пытаясь обернуться, он запрокинул оружие за плечо и нажал на спусковой крючок.
Выстрел больно ударил по перепонкам.
Салон заполнился вонью сгоревшей нитроцеллюлозы. Дико заорал, заголосил бандит.
Давление на горло ослабело.
Демин рванулся вперед, вырывая концы удавки из ослабевших рук убийцы. Резко обернулся.
"Дама" со сбившимся набок париком полулежала, откинувшись на спинку сиденья.
Демин зажег в салоне свет. Увидел, что на правом плече салатового цвета платья ткань набрякла кровью, стала бурой.
Вытаращив глаза, хватая широко открытым ртом воздух, бандит причитал:
- Не надо! Не убивай!
Демин приставил пистолет к его груди и обыскал. Кроме удавки, иного оружия у убийцы не оказалось.
Так был изловлен трижды судимый бандит и насильник по кличке Причуда. Для таксистов пришло успокоение. Для Демина оно наступило не сразу. Трудно сказать, с чьей подачи началось административное расследование правильности применения оперативным работником личного оружия на поражение.
Немолодой майор из главного управления с рыхлым лицом скопца, едва шевеля пухлыми губами, задавал дурацкие по своей сути вопросы. И после каждого из них у Демина крепла злость на себя за то, что добровольно влез в это обоюдоопасное дело: его не удушил бандит, так начали мотать нервы и добивать свои.
- Зачем вы стреляли? - Майор смачно шлепал губами, словно пробуждал в себе приятные воспоминания о сытном обеде в министерской столовой. - Судя по обстоятельствам, в этом не было необходимости. При себе оружия Причуда не имел.
- Вас самого когда-нибудь душили?
- При чем тут это?
- При том, что у меня на затылке нет глаз.
Я не мог видеть бандита. Ему было достаточно стукнуть меня кулаком по голове...
- Он же не стукнул, верно?
- Верно.
- Тогда зачем вы стреляли?
Демин вдруг наполнился холодной решимостью. Взглянул на майора с нескрываемой ненавистью.
- Была причина.
Майор подобрался, напружинился, даже губы поджались. Спросил вкрадчиво, чтобы резкостью не спугнуть следовательскую удачу.
- Илакая?
- Мне заплатил Сенька Поп. Чтобы я пришил Причуду. Он сам и подсадил его в мою машину. Сенька Поп боялся, что Причуда настучит о его связях с вами. С майором милиции Левко.
- Да вы! - Лицо следователя забурело, как у ханыги после недельного запоя. - Да ты! Да как ты смеешь?!
- А вот так и смею. Вам нужна правда? Я ее сказал. Не понравилось? Не мое дело. Пусть мне назначают другого следователя. Пусть дают бумагу. Я все напишу. Чистосердечно. О вас, о себе...
Имя Сенька Поп пришло Демину на ум случайно из запомнившейся с детства игры:
"Тук-тук". - "Кто там?"- "Сенька Поп". - "Зачем пришел?" - "За краской"... Но майор даже не стал выяснять, какому персонажу криминального мира принадлежит кличка. С настоящей оперативной работой вне стен управления он давно не соприкасался, а в детские годы, должно быть, никогда не играл. Зато он хорошо знал, во что выльется дело, если на него накапает напраслину Демин. Хорошего ждать не приходилось.
Трудно сказать, какие слова написал майор в отчете, но расследование прикрыли.
Трубин, следивший за злоключениями Демина, лукаво улыбался.
- Любая инициатива, Алексей, у нас наказуема. Или тебя этому в армии не учили?
Наконец штаты отряда были укомплектованы, и Трубин со своими людьми переселился на полигон полка гражданской обороны.
Здесь в учебном городке имелись объекты, штурмовать которые спецназовцам предстояло научиться - дома, склады, автобусы, самолет...
Начались изнурительные тяжелые тренировки. Трубин с первого дня окунул подчиненных в круговорот нервных и физических напряжений. Он надеялся, что слабые не вынесут нагрузок и добровольно подадут рапорта об отчислении из команды.
Чтобы испытать прочность гвоздя, проверить, не гнется ли он, нужно изо всех сил ударить молотком по его шляпке.
Отряд приехал на полигон и расположился в пустовавшей казарме поздно вечером. В просторном помещении с цементным полом, сохранявшим на себе остатки желтой краски, в четыре ряда стояли двухъярусные железные кровати. На тех, которые предназначались отряду, лежали тощие соломенные матрасы в серых чехлах, покрытые тонкими одеялами из синей байки.
Здесь же, в спальне, стояла пирамида для хранения оружия и боеприпасов.
Как всегда при новоселье, заняв места по вкусу, люди долго не засыпали. Разговоры длились далеко за полночь. Трубин, находившийся вместе со всеми, не считал нужным силой приказа навязывать взрослым людям правила распорядка. Были и другие методы действенного убеждения, и он к ним еще прибегнет.
Единственное, что он запретил категорически - курение в казарме. Любителям глотнуть дымок приходилось вставать и шлепать к умывальникам и туалетам.
- По-о-дъем!
Полковник Трубин не проорал эту команду диким голосом, как орут новобранцы, которых впервые назначают дневальными в ротах. Он произнес слово, столь ненавидимое любителями поваляться в постели, спокойным властным тоном. Он никого не собирался ни подгонять, ни сдерживать. Он знал, только так - по нерасторопности, лени, неумению действовать в общем порыве можно определить боевую цену бойца и обозначить ее для себя в командирском прейскуранте.
День начался с пробежки. Трубин сам возглавил отряд и бежал первым. Ни расстояния, которое предстояло преодолеть, ни времени, отпущенного на занятия, не знал никто, кроме самого командира.