Хотя диверсанты брали с собой запасы по минимуму, барахла набралось достаточно.
Даже при желании облегчить груз и оставить за бортом хотя бы пять килограммов, сделать это было невозможно. Предварительный отбор вещей осуществлялся с крайней жесткостью.
Полезность каждого предмета обсуждалась и выверялась. Сами предметы обязательно взвешивались.
Лукин, полностью доверявший своим подчиненным, все же сам проверил качество погрузки. Она оказалась выше похвал. Все было размещено по своим местам и хорошо принайтовлено. Сказались утомительные тренировки, в ходе которых Лукин заставлял взрослых суровых мужчин раз за разом разбирать и собирать укладки, складывать и крепить их в нужных местах. Каждая вещь лежала так, чтобы при необходимости ее можно было достать и использовать без трудностей.
По сигналу Лукина транспорт лег в дрейф.
С подветренного борта поворотная шлюпбалка вывалила первого "стрижа" за борт. Заработала лебедка, опуская утлое суденышко на воду. Волной "стрижа" припечатало к судну, и он, скрипя транцами, закачался на волнах.
По двум нейлоновым линям два десантника скользнули вниз.Обосновавшись на "стриже", они принайтовились и приняли весь остальной груз.
Лукин подал команду, и экипаж первого спущенного на воду "стрижа" - в боевом ордере он должен был быть вторым - опустился по канату на свои места.
Столь же аккуратно и быстро оказался на волне и другой "стриж" флагман боевого порядка. Последним на него спустился командир.
Заработали двигатели, и лодки отвалили от транспорта.
"Сучан" тут же пришел в движение и, резко сменив курс, стал уходить мористее. Кильватерная волна качнула "стрижи". Они остались одни среди темени и волн. Ходовыми огнями лодки себя не обозначали, хотя находились на судоходном фарватере.
Лукин определился по сторонам света, взял пеленг на маяк, располагавшийся на мысе Рогатый у входа в бухту военно-морской базы Радужная.
Двигатели, выведенные на полный газ, взревели, и "стрижи" в строю левого пеленга рванулись к цели.
Они шли быстрее, чем рассчитывал Лукин.
Ветер дул бакштаг с правого борта, придавая лодкам дополнительную скорость, но в то же время сносил их мористее. Это мало беспокоило Лукина. Хуже, когда начинается отставание от графика.
Два раза на пути к цели "стрижам" приходилось сбрасывать ход до самого малого. В первый раз, когда слева по борту, обозначенный ходовыми огнями, величаво проследовал океанский сухогруз.
Лодки, потерявшие ход, словно осели. Накатывавшиеся волны, а также полная тьма надежно укрывали их от обнаружения. Сейчас, если за акваторией ведет наблюдение радар, его внимание на какое-то время на себя отвлечет сухогруз. Крупная отметка цели на экране перекроет все остальное, что находится на ее фоне.
Во второй раз "стрижи" легли в дрейф, когда мимо прошел сторожевик охраны водного района. Он двигался вдоль береговой полосы, обшаривая ее прожектором. Видимо, командир корабля считал, что любые диверсанты в бурную погоду и темной ночью предпочтут идти под прикрытием береговой кромки.
Только один раз луч прожектора мазнул по открытому морю, и всем, кто сидел в лодках, показалось, что свет задержался на месте. Но опасность пронесло. В этот момент "стрижи"
покатились с гребня волны в глубокий провал и исчезли из поля зрения прожектористов.
Сторожевик, помахивая лучом, продолжал двигаться на восток, пока не исчез из виду.
Группа шла к цели в режиме радиомолчания, настроив рации на прием. Позывной командирского "стрижа" - "Абгалдырь", второго - "Бурундук". Несмотря на то что первое слово на слух неискушенного в морских делах человека звучит как абракадабра, а второе воспринимается названием лесного зверька, оба позывных на самом деле обозначали сугубо морские вещи. Абгалдырь - крюк на коротком отрезке троса. Им растаскивают якорные и такелажные цепи при работе с ними. Бурундук - снасть бегучего такелажа.
Уже на подходе к месту предполагаемой высадки заработала рация. С командного пункта отряда сообщали:
- "Абгалдырь", ваш заказ на горючее подтверждаем. Дизельное топливо три тонны.
Керосин - одна тонна. Загрузка по прибытии.
По коду, принятому на период операции, под керосином значился крейсер. Одна тонна - он в гавани один. Дизельное топливо - эсминцы. Три тонны - на базе у пирсов их три.
Сообщение продублировали три раза, зная, что подтверждения о получении радиограммы не последует.
У песчаной косы лодки сбросили ход до самого малого. За кормой еле слышно булькали подводные выхлопы двигателей. Теперь стали слышны глухие удары волн. Они били в округлые скулы лодок, и дутая внутренность отзывалась тяжелыми вздохами.
- Головы! - гаркнул Лукин, приказывая людям пригнуться.
Над ними, слепя глаза, полоснул и тут же унесся в сторону луч прожектора. Лукин стиснул зубы. Он понимал - охранение бдело, и если их обнаружат - это не случайность, а результат старания и упорства подразделений ОВРА. Но понимание возможной беды нисколько не смягчило бы терзаний самолюбия.
Словно угадывая мысли командира, мичман Веркин прошипел со злостью:
- По мне лучше, если бы все тут спали.
Веркин ругнулся и сплюнул. Пожелание всем показалось настолько диким, что вызвало тихий смех.
- Сеня, можешь радоваться. На той стороне не спит хрен знает сколько людей, потому что знают - Веркин может бродить где-то рядом.
Эта мысль, простая и в то же время очень точная, позволила каждому пловцу еще раз ощутить свою значимость в большой игре, в которую вовлечены тысячи людей. Это не шахматы, когда двое играют, а остальные смотрят, наблюдая за их ходами. Здесь играла масса людей, каждый из которых знал свои клетки и делал ходы.
Волна плеснула в лицо Лукину. Он облизал посолоневшие губы. Лодка проходила самое опасное место, и отвлекаться не позволяла обстановка.
Махнув лезвием луча над темной волной, снова пронесся меч прожектора. Но теперь он работал против тех, кто охранял акваторию.
Наблюдатели, находившиеся на сторожевом посту и следившие за морем, на некоторое время теряли остроту зрения. Этих мгновений было достаточно, чтобы вытащить на косу "стрижей" и залечь. Тогда причин опасаться светового луча оставалось совсем немого. Песчаный гребень закрывал узкую полоску, обращенную к морю, образуя густую тень над мертвым пространством.
Днище лодки коснулось отмели, заскрипело.
- Мордобои, вперед!
Лукин первым выпрыгнул за борт. За ним соскочили в воду его люди. Пять пар крепких рук, упираясь в тугую резину, поволокли лодку к берегу.
Теперь волнение, гнавшее по поверхности моря пенные буруны и помогавшее диверсантам скрывать след, работало против них. Сильный накат с тупой яростью ударял в спины, валил с ног. Откатываясь, волна оттаскивала лодку в море, старалась развернуть суденышко боком.
Рядом, толкая второго "стрижа", надрывалась вторая группа.
Работали молча. Они, знавшие немало соленых слов, не произносили их вслух.
Когда "стрижи" оказались на песке, пловцы повалились на него.
- Ну что, мордобои, начнем?
- Поехали...
Слово "мордобои" в лексиконе группы Лукина появилось неожиданно, но сразу привилось и получило права гражданства.
Однажды на тренировочную базу группы боевых пловцов приехал представитель генерального штаба, лощеный и явно нравившийся самому себе капитан первого ранга. Глянув на Лукина сверху вниз - приезжий на две головы оказался выше майора и чином и ростом, - он плотоядно облизал губы и потер руки.
- Ну, майор, показывай своих тюленей.
Лукин неожиданно для всех присутствовавших окрысился:
- Вам бы на Северную Землю махнуть. Там они на льдинах обитают. А у нас эти звери не водятся.
- Шутите?! - Каперанг закипел начальственным неправедным гневом.
Лукин сразу прикинулся миролюбивым и покладистым:
- Это почему? Вы о тюленях спрашивали.
- А ты не понял?
Начальство всякий раз, когда сердится, старается "тыкнуть" нижестоящего: чтобы больнее было.
Лукин прекрасно знал, о чем говорил приезжий гость. Боевых пловцов в разных странах именуют по-разному. Иногда "фрогменами" - людьми-лягушками. Чаще "тюленями".
Именно так называют своих спецназовцев в военно-морских силах США. Здесь слово "seal" - "тюлень", - включает в себя буквы трех других понятий: "sea" - море, "air" - воздух и "land" - земля. Таким образом, "тюлень" в американском восприятии - это боец, который одинаково успешно решает задачи в море, в воздухе и на земле. Кое-кто, подпадая под влияние зарубежных эталонов (особенно этим грешат журналисты), переносит чужое название на боевых пловцов Российского флота. Лукин смириться с тем, чтобы так именовали ребят его отряда, никогда не мог. Мешало не столько импортное происхождение слова, сколько зрительное представление, которое оно вызывало. Слишком часто за время службы на Севере Лукин видел морды моржей и тюленей, выглядывавших из воды - морды то глупые, то смешные, иногда испуганные и злые. И потому он не мог принять, чтобы его самого и товарищей, отважных, упорных и стойких бойцов, кто-то низводил до разряда животных. Тем более в русском слове "тюлень" нет ни одного звука, связанного с обозначением трех стихий - воды, воздуха и земли, зато такое определение рисует в воображении образ лежебоки, пассивного, толстошкурого.
Однажды на вечеринке в офицерской компании кто-то, увидев вошедшего в комнату Лукина, весело бросил:
- О, наши тюлени прибыли!
Лукин надвинулся на весельчака, расправил плечи. Посмотрел в глаза со свирепой выразительностью.
- Запомни, капитан-лейтенант, мы не тюлени, мы - мордобойцы.
Ощдриподнял большой крепкий кулак с роговыми мозолями на наружных сторонах костяшек и показал шутнику.
Кто-то из старших офицеров, стараясь предотвратить конфликт, громко предупредил:
- Но-но, Лукин! Не хулигань. Мордобоя не будет.
- А мордобои останутся. - Лукин произнес это, уже остывая. Заметив, что его слушают внимательно, пояснил: - Морские добровольные бойцы - мордобои. Это мы.