– Нас с тобой – нет. Она бесится из-за Голубевой.
– Из-за Ники? Что ж ты не объяснишь, что это Никины фантазии?
Арсений остановился и взглянул на меня в упор.
– Потому что Голубева ездила в тур с нами. А Лидку я оставил в городе.
– Да ну? – Я тоже остановилась. – Зачем?
– По официальной версии она работала над циклом статей о театре.
– А на самом деле?
– А на самом деле она ездила со мной.
– Не может быть…
– Может. – Арсений пожал плечами и двинулся дальше. Мне ничего не оставалось, как идти за ним.
– Зачем ты это сделал?
– Я же говорил, что у меня будет с ней роман? Говорил?
– Ну, говорил.
– Ну и вот.
Я молчала.
– Но ты была права. Она такая пустая. Занудна, скучна, прилипчива. А в постели – так прямо тошнит. Никогда ещё не было у меня такой поганой постели. Мерзкой, липкой, как конфета, и бестолковой. Понимаешь?
– Нет. И слушать тебя не хочу.
– Почему?
– Противно.
– Ну и ладно, не хоти. Но я думал, ты знаешь. Разве она тебе не сказала?
– Но как это допустил твой отец! Мама?
– Да нормально всё было! Они ж не в курсе, что вот эта Ника – это и есть та дура, которая делала интервью. Я ей строго-настрого наказал даже не заикаться об этом. А к прессе в целом у нас отношение положительное, к тому же папа поставил условие: перед печатью принести – завизировать. Я один из всей семьи не люблю прессу, остальные…
– Надо же. Я думала, твои родные дальновиднее.
– Я давно отучил их лезть в мою личную жизнь, – сказал Арсений, глядя мне в глаза.
Я вспомнила давний разговор с его отцом, его мятое от неловкости лицо, и мне стало ещё противнее.
– Хорошо, что я этого не знал, – задумчиво сказал Арсений. – Мне доставляло удовольствие думать, что ты знаешь, что Ника поехала со мной, и, может быть, мучаешься. Ревнуешь. Если б не это – я с ней не смог бы.
– Зачем ты тогда едешь в Лисицыно? Ника наверняка рассчитывает, что ты поедешь один. Начнёт выяснять отношения.
– Я ей всё сказал, – безмятежно ответил Арсений. – А про тебя я сказал, что мы познакомились в больнице, случайно, через общих знакомых. Расспросы подавил. Она ничего про нас не знает. Так что хочу – и еду.
– А, кстати, этот Леонид – точно твой брат? – спросил он через минуту.
– Точно.
– Двоюродный, что ли?
– Да. Но как родной. Мы выросли вместе. У нас матери – сёстры, а отцы – друзья…
Мы перекинулись ещё парой пустяшных фраз, но мне уже было совсем невмоготу, я попрощалась и ушла. Пока шла на остановку, чувствовала спиной, что Арсений смотрит мне вслед.
Я вернулась домой и стала ждать Леона. Но от беспокойства не могла даже сидеть на месте и всё слонялась из кухни в комнату, из комнаты – в ванную, что-то перекладывала с места на место… К беспокойству по поводу встречи Дениса и Леона прибавилось отвращение; мне уже не хотелось никуда ехать. Чёрт знает что – Арсений и Ника! Вот, значит, в кого она влюбилась. И я оказалась права, сказав тогда в кафе, что Нике нужен мальчик. Но я-то пошутила и даже предположить не могла, что это правда! Хотя, конечно, не просто мальчик, а Арсений.
Я набрала Никин номер, но её телефон был выключен. Послонявшись ещё немного, я решила, что сделаю вид, будто не знаю об этих отношениях. Две вещи мне были ясны: Николай знает свою жену лучше, чем я; Ника следует какому-то плану, и поездка в Лисицыно – это тоже часть её задумки. Но чего она добивается? Не может же она быть настолько глупа, чтобы вообразить, что Арсений будет с ней? Бред…
Пока я ходила из угла в угол, начало темнеть. У меня было желание позвонить Леону, но не хотелось, чтобы он разговаривал со мной при Денисе. Леон позвонил сам, и по его нарочито бодрому голосу я поняла, что Денис с ним рядом:
– Машуня? Это я. У тебя всё в порядке? А. Ага. Манечка, ты не волнуйся, мы тут заболтались, засиделись… Так что вернусь поздно, на такси. Ты не жди меня, ложись спать. Ага. Хорошо. Целую. Пока.
Я швырнула телефон в угол дивана.
Говорят, на седьмой год в отношениях может наступить кризис. Денис работал в банке, соблюдал дресс-код, так что каждые два дня я наглаживала ему очередную белоснежную рубашку. Но это было так, между делом, потому что реальнее для меня была диссертация, я по крупинкам выискивала в хаосе мыслей незатёртые ассоциации и пропустила момент, когда Денис стал погружаться в мир Мюриэль. Он стал рассказывать, кто из коллег купил машину и какую, куда они ездили отдыхать. Начал задерживаться на корпоративах. Сверхурочные по выходным… Однажды я убегала на работу, забыв зонт, и Денис слетел по лестнице (лифт не работал), догнал и протянул:
– Держи!
– Дениска, спасибо!
– А ведь это тот самый, – вдруг сказал он. – Мы его вместе купили…
– …в тот день, когда подали заявление в ЗАГС! – протараторила я.
Поцеловала его на бегу, распахнула зонт и помчалась на работу. И только потом, в автобусе, вдруг подумала: а что это он, отчего у него такое лицо сделалось? Ах, я совсем, совсем его забросила в своих попытках доказать, что нет, не может быть единого ответа на вопрос «почему Симор застрелился», – спохватилась я тогда, но совсем скоро я закончу работу, и тогда!.. Помнится, пошутила про себя: бедный Дениска! И не думал, что жена у него будет сворачивать мозги на таком далёком от реальной жизни предмете…
Я его тогда пожалела. А жалеть нужно было себя, только я об этом ещё не знала. Мне в голову даже прийти не могло, что такое лицо у Дениса сделалось оттого, что он тоже вспомнил, когда мы купили этот зонт. Ему стало неловко, что я вспомнила об этом, а он уже вовсю шагал по другой дороге… Ну а через несколько месяцев выяснилось, что мир Мюриэль Денису куда ближе, чем мой… Не в том смысле, конечно, как в цикле, а в обычном, житейском… Оказалось, что и в самом Денисе этого мира было достаточно… Только я этого не видела, не разглядела.
Телефон запиликал преувеличенно громко.
– Ты одна? – спросила Ника Голубева. – Ну, так с кем ты едешь?
– С двоюродным братом. Он приехал два дня назад.
– А. Я на день раньше поеду, приготовлю всё.
Ника помолчала.
– Как дела? – наугад спросила я.
– Аборт сделала, – сообщила Ника деловым тоном.
– От… кого?
– От Николая.
– Спала с ним, чтобы уговорить его уехать. – Ника усмехнулась. – Пообещала, что рожу от него… Так он до тех пор не уехал, пока не увидел тест – положительный, эти чёртовы две полоски. Радовался, дурак! Он за порог, а я на следующий день – на аборт, заранее записалась.
– Как ты могла, – тихо произнесла я.
– Мне не всё равно, от кого рожать, ясно? – ровным голосом сказала Ника. – Некоторые по десять абортов делают, а потом рожают. И ничего, не делают из этого трагедию.
Я молчала.
– Ладно, пока. – И Ника положила трубку.
Следующий день мы с братом посвятили сборам. Точнее, это я посвятила, потому что от Леона толку не было, всё, что он мог, – это лежать на диване: накануне он приполз вдребезги пьяный. С утра я поила его огуречным рассолом и парацетамолом. На вопрос, как там Денис, Леон ответил, что по моему поводу Денис несчастен.
– А дочка? – спросила я. – Дочка его, Юленька, ангелок в розовых кружевах, как она?
Леон отодвинул мокрую тряпку, которой я укрыла его лоб, и посмотрел на меня.
– Не будь жестокой, Маш, – сказал он кротко и снова укрылся тряпкой.
Я махнула рукой и стала собираться.
Сначала я хотела найти кого-нибудь, кто мог бы отвезти нас в Лисицыно. Но все знакомые были заняты, а на такси выходило дорого. Я позвонила Нике, которая уже была там и вовсю распоряжалась в местной гостинице. Она пообещала встретить нас на машине у поворота на Лисицыно, если мы поедем автобусом. После некоторого внутреннего сопротивления я позвонила Арсению. Он хмуро ответил, что занят и что они с Лидой приедут позже. У меня тут дела образовались на день или два, сказал Арсений.
– Юноша из театра поедет один? – поинтересовался из-под тряпки Леон.
«Если б один», – подумала я.
На следующий день в шесть часов вечера мы выехали из города и через три часа были на месте. Всё это время мы проспали, привалившись друг к другу. Леон пил мало, и встреча с Денисом нанесла его нетренированному организму большой вред. Его мутило, и он жаловался на боль в затылке. Я купила в аптеке лекарства, показанные при отравлениях, и строго по инструкции поила его ими и так от этого устала, что тоже спала, как подстреленная.
Наконец автобус остановился у поворота с табличкой «Лисицыно». Мы вышли и сразу увидели Нику. Она стояла на обочине у допотопных «Жигулей» синего цвета. На ней были широкие белые брюки и белая майка с широкими бретелями и глубоким вырезом, надетая на голое тело. На голову Ника повязала платок концами назад, и от этого стала похожа на пирата. Сходство дополняли густо накрашенные глаза и губы алого цвета.
Ника помахала рукой. Она остановилась и, приложив руку козырьком над глазами, смотрела, как мы идём.
– Это не нас ли встречают? – вполголоса спросил Леон. – Богиня села́. Секс-пиратка. Она, наверно, жутко умная?
– Совсем наоборот. Кстати, как и большинство знакомых Арсения женского пола, она пылает к нему страстью. Так что упаси тебя бог что-нибудь про него сказать.
Леон закатил глаза.
– Привет, – сказала Ника. – Долго же вы.
– Привет, – ответила я. – Познакомьтесь: Ника, организатор мероприятия, мой брат Леонид.
– Везёт тебе на мужчин, – игриво сказала Ника. – А ещё говоришь, будто я выдумываю, что тебе на мужчин везёт!
– Конечно, везёт, – подхватил Леон, – но, я думаю, не одной Маше?
И он подмигнул Нике, будто знал её давным-давно.
– Садитесь.
За рулём сидел хмурый дядька неопрятного вида. Я поздоровалась. Он ответил с видом, исключающим всякие расспросы, и сразу надавил на газ.
– У вас два соседних номера – одноместных, еле добыла их, – заявила Ника, повернувшись к нам в подпрыгивающем на ухабах автобусе. – Номеров здесь всегда полно свободных, но под фестиваль почти все оказались забронированы делегациями и разным начальством. Я успела ухватить один себе, два вам, один двухместный – для Арсения Любачевского. Вас, Леонид, уже, конечно, познакомили?