— Станьте видимой, барышня, — устало сказала госпожа Маркура.
— Я не могу, — прошептала девочка. — Извините, госпожа Маркура.
Ее шепот был совсем слабым. Как если бы барышня находилась на грани обморока.
— Вы хотели видеть вашего друга Нота Уиндварда? Я не могу позволить этого…
— Он не хотел, — прошелестела Шарлотта. — Но я не из-за него…
— Если из-за вашей матушки и отца, то они в порядке. Госпожа Хармони вроде бы должна была уже уйти в темноту со старшегодками, но если желаете, давайте сходим на кухню и проверим. Вдруг она задержалась ради еще какой-нибудь кастрюли с супом?
— Она суп не варила, — прошептала Шарлотта. — Госпожа Маркура. Помогите мне, пожалуйста!
— Я вас не вижу, барышня Хармони, — напомнила госпожа Маркура.
Шорох, шелест, звук шагов. Девочка коснулась директрисы. Ее рука была ледяной. Госпожа Маркура притянула Шарлотту к себе и убедилась, что та совсем мокрая и трясется от холода. И сил у девочки еще меньше, чем у нее самой.
— Выпейте-ка пару глотков, — велела понта, извлекая из кармана юбки флакон госпожи Герберы. — Надеюсь, после бодрящего зелья вы сумеете проявиться. А потом быстренько в спальню, переодеться и в темноту. Нападение мы отбили, но как знать, вдруг все повторится? Вы слышали, барышня?
Но девочка потянула Маркуру за руку — куда-то вниз.
И та с удивлением поняла, что на полу лежит что-то довольно большое, как если бы корова или лошадь валялась на боку. Густая шерсть, тоже мокрая, но теплая. И никаких признаков жизни.
— Я не могу бросить Паутинку, — сказала Шарлотта. — Я не могу с ней в темноту. Чудовища плохо ее переносят. Ребекка Витер сказала, что долго она там не протянет, а госпожа Гербера… она сейчас появилась и рассказала, что мы должны провести там… три… дня!
И девочка разревелась в голос.
Из кабинета лекарской магии выглянула Табита Сандора.
— Что случилось? — спросила она. — Еще кто-то ранен? Я только что отправила последних раненых в…
— Вы умеете лечить чудовищ? — всхлипнула Шарлотта.
Табита ощупью нашла девочку, похлопала по спине, прижала к себе.
Затем раскрыла свой зонтик — совсем крошечный, висевший до того на поясе! — и вытянула оттуда большой вязаный плед. Им она укутала Шарлотту.
Девочка начала медленно проявляться в воздухе, и вместе с нею — огромная собака, вся покрытая кровью, какой-то ужасной на вид слизью и песком с морского пляжа.
— Паутинка умирает, — тихонько заплакала Шарлотта и села возле своей любимицы, обняв ее за шею.
— Выпей, пожалуйста, бодрящее зелье, — сказала Маркура. — Прекрати плакать. Это непродуктивно. Она привязана к тебе, девочка. К тебе! Потому — не смей раскисать, слышишь?
— Летти, — удивленно начала Табита.
— Молчите, Табби, — оборвала ее директриса. — Ей не нужно сочувствие. Ей нужно встряхнуться. Шарлотта!
Девочка снова начала прозрачневеть.
— Очнись! — закричала Маркура. — Или я надаю тебе по щекам! Ты боевой маг, а не слезливая тряпка!
Шарлотта медленно поднялась на ноги, сняла с плеч одеяло и укутала им собаку. Та уже совсем проявилась, сделалась вполне зримой — но по-прежнему не двигалась.
— У вас есть немножко стекла, госпожа Сандора? — спросила она вздрагивающим от слез, немножко гнусавым голосом.
— Поможет ли оно сейчас? — спросила Табита.
— Не знаю, — ответила Шарлотта. — Госпожа Витер говорила, что ей надо лучше кушать…
Маркура и Табита переглянулись.
Паутинка не дышала. Веки были полуоткрыты, и в них виднелись мутноватые глазные белки с красными прожилками.
— У меня есть восстанавливающее зелье, и полно всего для ран, только это для людей, — пробормотала целительница. — Ну и стекло поищу…
И поспешила удалиться в кабинет.
— Шарлотта, — спросила госпожа Маркура, — что там произошло, в темноте?
Девочка молчала. Она пыталась заставить собаку открыть пасть и схрупать опустошенный хрустальный флакон из-под эликсира. Паутинка не двигалась.
— Шарлотта…
Девочка уткнулась в грязный белый загривок собаки и разрыдалась.
Директриса закусила губу. Чем еще помочь воспитаннице, она не знала.
По лестнице простучали чьи-то решительные шаги. Мужские и, кажется, снова детские. Ох уж эти дети! Вне себя от гнева, Маркура распрямилась и обернулась к лестничному пролету.
Там стояли крупный седой мужчина и мальчик лет тринадцати, худенький, довольно высокий, с темно-рыжими волосами. Они были довольно тепло одеты, и на их плащах блестели капли дождя.
— Паааап, — протянул мальчик, дергая мужчину за рукав.
И указал на собаку, спрашивая:
— Можно?
— А ты уверен, дружочек? — спросил мужчина необычайно приятным басом.
Глава 89. Чудовище ты мое…
Благовоспитанные барышни не сидят на полу, икая от долгого плача и подтянув коленки к подбородку, так что нижние юбки и панталоны все на виду.
Благовоспитанные барышни-колдуньи не пьют успокаивающий эликсир из стакана, стуча о стекло зубами и плача от этого звука.
Благовоспитанные барышни также не вытирают лицо рукавом, не кусают запястье чуть не до крови и не упрямятся, когда им говорят идти в спальню и ждать, ждать, ждать!
И еще много чего не делают воспитанные барышни-колдуньи, но никто не ругался на Шарлотту за то, что она поступала не как положено. Даже более того: госпожа Маркура сидела неподалеку на низенькой скамеечке и время от времени приоткрывала тяжелые веки, чтобы проверить, как у Шарлотты дела.
Дела были не очень. В прохладном вестибюле при свете опущенных к большому столу ламп мальчишка чуть старше Шарлотты стоял возле огромной бездыханной собаки, которая казалась совсем мертвой. Он стоял так уже почти полчаса. Иногда переминался с ноги на ногу, что-то шептал. Его отец спокойно стоял у окна, время от времени о чем-то переговариваясь с госпожой Маркурой. Шарлотта плохо понимала, что они говорят. Кажется, совещались о восстановлении веранды или чего-то в этом роде, то есть о сущих пустяках. Шарлотте казалось, что, кроме нее, никому до Паутинки нет дела.
— Не отпускать, — сказал вдруг мальчик ясным, чистым голосом.
— Что? — встрепенулась юная колдунья.
Мальчик повернулся к ней. В свете живых огоньков большой люстры его волосы и глаза казались темными-темными.
И из глаз текли слезы!
У Шарлотты сердце оборвалось. Раз мальчик плачет… Мальчик! Плачет! Раз он делает это, то ее любимица больше не вернется. Из той темноты и пустоты, откуда возврата нет…
Девочка похолодела. Ей показалось, что по полу ужасно дует, но она не сразу сумела подняться, чтобы подойти к собаке… и попрощаться с нею. Навсегда попрощаться!
Новый приступ плача заставил девочку припасть к плечу незнакомого мальчишки, потому что рядом никого больше не было, а коснуться мертвой Паутинки она боялась.
— Послушай, — сказал ей мальчик, — она еще не ушла. Понимаешь? Но она совсем истощена и слаба. Мы можем…
Он запнулся.
— Я не знаю, что ты уже умеешь. Преобразование… знаешь?
— Метаморфозу знаю, — пролепетала Шарлотта и снова икнула.
— Метаморфозу! Отлично! Я тебе немного помогу. Давай сделаем ее маленькой, совсем маленькой… собачкой. Или, если хочешь — кошечкой.
Шарлотта отчаянно замотала головой. Она не очень хорошо поняла, для чего тело Паутинки надо было уменьшать, но надежда, отчаянная и горячая, уже протолкнулась изнутри упрямым ростком. Из тех, что раздвигают камни мостовых и заставляют идти трещинами дома!
Что угодно, лишь бы сделать так, чтобы Паутинка жила!
— Она не умерла?
Мальчик пожал угловатым плечом.
— Ее тело умерло, — сказал он непонятно. — Но она еще не ушла, она здесь. Ты сделаешь ее маленькой собакой, а я попытаюсь вернуть тело к жизни. Понимаешь…
Он замялся.
— Я еще никогда не оживлял никого большого. Только маленьких!
— Вы некромант? — удивилась и испугалась Шарлотта.
— Ну да, — сказал мальчик и шмыгнул носом.
Он запоздало вытер слезы рукавом темного длинного пальто.
— Давайте быстрее, барышня, — сказал он, внезапно переходя на «вы», — я чувствую Седьмой ветер. Ужасно сквозит по ногам.
— Мерзкий сквозняк, — басом подтвердил отец мальчика.
Шарлотта вздохнула. Надо взять себя в руки. Благовоспитанные барышни- колдуньи не раскисают, когда надо действовать, а она вот раскисла. Прерывисто всхлипнув, девочка зажмурилась, положила обе руки на хладную громаду Паутинкиного тела и произнесла заклинание, пару недель назад превратившее в шляпу зонтик. Произнесла не спеша, отчетливо и правильно, не путая ни единого слова. Завершила заклинание коротеньким закрепляющим, чтобы подействовало наверняка. Под руками стало пусто, и девочка едва не упала, но глаза открыть побоялась.
— Не отпускать, — твердо сказал мальчик.
— Паутинка… пожалуйста! — прошептала Шарлотта.
И в ее опущенную на стол руку ткнулся мокрый крошечный нос. Только тут маленькая колдунья открыла глаза. На столе стояла, крутя всем задом, короткохвостая черно-белая собачка. Опять она где-то испачкалась, что ли? Шарлотта схватила ее на руки и прижала к груди.
— Чудовище ты мое, — сказала она.
— Неа, — возразил мальчик, — теперь это просто собака. Надеюсь, что проживет она долго.
— Отличная работа, Теренций, — сказал его папа. — Только почему ты ревешь? Все живы, все целы. Зачем плакать?
Мальчик только и махнул рукой, а затем отвернулся от Шарлотты, размазывая слезы по лицу.
— Сам не знаю, — сказал он невнятно, — но это так трогательно! Благовоспитанные барышни, особенно если думают, что влюблены в кого-то конкретного, не бросаются на шею почти незнакомым мальчикам и не целуют их в обе щеки. Но и это на сегодня Шарлотте простили.
Глава 90. Последняя
Неделю спустя на лужайке перед пансионом собрались все воспитанницы и учительницы. Был тут и учитель боевой магии Арольд Айвори. Дул довольно сильный северный ветер, ярко светило солнце, но никто не жаловался. Даже Бекка Витер, которой пришлось нахлобучить шляпу с такими широкими полями, что она прятала лицо почти до подбородка. Пусть дует! Пусть светит!