ветил он и добавил: - Собакина жизнь. - Слушай, - предложил Сеня, - давай на "ты". - Наты? - удивился пес. - Да где ж я тебе эти наты возьму. Я их в глаза не видел. У них есть глаза? - У кого? - не понял Сеня. - У кого, у кого... У натов твоих. Ты их что, сам не видел? - Так, - сказал Сеня, чувствуя, что влипает в очередную историю, - сейчас у нас география. Ты маскируйся под кучу, а потом пойдем ко мне. - Да, - снова ссутулился Фенек, - а мама? - Что мама? Мама, она на то и есть, чтоб всем было хорошо, особенно животным, пожилым людям ... - И пассажирам с детьми, - закончил Фенек. Глава вторая Хомо цапиенс Мама у Сени была поющей балериной, по четным числам исполняла арию Дездемоны в тройном тулупе (не в том, который носят, а в том, который исполняют), а по нечетным заменяла больных артистов. Один раз даже заболевшего Цезаря заменяла - пела мужским голосом в ведро для басовитости. Дома Сеня решил сделать из Фенека человека. Одел его в футболку с эмблемой "Динамо", спортивные трусы. С брюками было хуже. Форма собачьей лапы настолько не соответствовала человечьей, что в Сениных брюках пес мог двигаться только бочком. Если вы когда-нибудь кантовали шкаф, то легко представите себе этот процесс. Сначала заносится вперед левый край, затем правый, потом снова левый... С такой ревматической походкой пришлось бы три дня спускаться с третьего этажа, а экспедиция в школу потребовала бы таких сроков, что и Колумба в течение года бросало бы то в жар, то в холод. В конце-концов Сеня взял иголку с ниткой и вспомнил молодость, то есть уроки труда в младших классах. Штука, которая вышла из рук народного умельца, напоминала два колена водосточной трубы, но на Фенеке сидела, как родная. И, что удивительно, как только пес вделся в штанины, он стал похож на обычного мальчишку средней умытости. Сеня тихо гордился. Фенек смотрелся в зеркало и не верил, что это он. - Пошли пить чай с сушками,- позвал его Сеня. - Бульон? - спросил пес. - Почему бульон? - удивился Сеня из кухни. - Не знаю, - пожал плечами Фенек, - по-моему, если чай с ушками, то это бульон. Сеня не стал приставать с выяснениями к уставшему псу и молча поставил перед ним сухарницу. В углу окна появилось алое солнце. В его свете клены парка, и без того красные, прямо пылали. Последняя галка, недовольно крича, догоняла улетающую на далекий юг стаю. Фенек задумчиво смотрел в окно. - Нет, ну не дурак? - вдруг сказал он. Сеня не ответил, ожидая продолжения. И оно последовало. - Ну чего я влез? - сам себе возмутился пес. Снова задумавшись, он глядел в чашку, затем хрумкнул сушкой. - Сеня, тебя не удивляет, что рядом с тобой сидит говорящая собака и пьет чай. - Удивляет, - согласился Сеня, - но, честно говря, не очень. Я прошлым летом с одним говорящим утком в кирзовых сапогах на зам. директора зоопарка охотился, так что я к этому привычный. - Странно, - пробормотал пес, - одни за мной из-за пары слов гоняются, а другие это принимают как нормальное явление. - Слушай, - внушительным голосом сказал Сеня. - Если. Ты. Мне. Сейчас. Все. Не расскажешь. Я ничего не пойму. - А тебе хочется? - Ничего себе, - ахнул Сеня. - Сидит передо мной пес в брюках, ест сушки и еще спрашивает, не хочу ли я узнать, что это такое и как называется. - Ну, называется это просто - Хомо Цапиенс, то есть собака домашняя. Это мне Митрофаныч сказал. Работал я раньше в Переделкино, в детском санатории, со сторожем, Митрофанычем. Добрый старик. Все ему показывал, что хочу научиться говорить. По-человечески. Ну Митрофаныч и научил. Поболтать ему было не с кем. А так мы с ним когда вечерок за беседой скоротаем, когда в "города" сыграем. - А как ты говоришь? Как мы? - Нет, как вороны. У нас к вашей речи языки неприспособлены. А горлом я могу даже стихи читать. Вот... "Звери тучей небо кроют, Бурю мгловую неся, То как снег, паря порою, То как вихрь, круги крутя." - Где-то я это слышал,- почесал затылок Федя. - Очень может быть, - согласился Фенек, - известное стихотворение. Хорошо было с Митрофанычем. Сидим ночами, беседуем, на небо глядим. Очень он любил на звезды смотреть. И про войну мне рассказывал. Он танкистом был, потом партизанил в Белорусии. Даже один раз языка поймал. И крестов на том было, будто звезд в небе - генералом оказался. Деда после этого в звании повысили, вместо Митрофаныча Партизанычем звать стали. Он все Гитлера поймать хотел. Жаль, Гитлер через Белорусию в поездах не ездил. Были слухи, что хотел разок, да отговорили. Ну, война дело давнее. Но из-за военных старых ран попал Митрофаныч в госпиталь. А на его место пришел Каюк Горбунюк. Отвратная личность. Не то что говорить, вместе с ним даже на луну выть не хочется. - А как же его в санаторий взяли? В санатории люди отдыхать должны. Подальше от темных типов. - Взяли только потому, что его все бандиты и пьяницы в округе боялись. Раньше я его не знал, познакомился лишь, когда он пришел с приятелем выяснить, что придется охранять ночами. Увидел, как дети играют на площадке и говорит:"Это ж надо, сколько полезной силы пропадает. Их бы на стройке использовать, с экономической выгодой". Тут я не вытерпел и сказал, что ему самому надо на стройке с усиленным режимом бульдозером работать. Дружок его услышал мои слова, весь скрючился и просипел: - Ай да собачка, ай какой песик, и говорить может без всякого логопеда. Но я гляжу, пока этот крендель мне зубы заговаривает, Каюк меня сзади обходит и мешок готовит. Тут я прыгнул его дружку на грудь, цапнул за нос и дёру. Два дня бежал по железной дороге, потом блуждал по городу. Тут у вас район неплохой, Арбат рядом. Людей много и половине собачку жалко. Так что голодал я умеренно, правда частенько приходилось обходиться только мороженым. Сначала я с артистами работать пробовал, подвывал. Но они в искусстве не понимают. Песня такая жалостливая. "Ах Арбат, мой Арбат..." Я завыл, а они прогнали. Ну да ладно. Потом стал зазывать народ в ресторан Прага. Говорю: "Ешь ананасы, рябчиков жуй. Ешьте супы и салаты..." Тут один гражданин перебил меня, закричал: "буржуй". Понял я, что честной собаке сложно самой жить. Решил я к детям податься. Все-таки на них можно положиться. - Ладно, - сказал Сеня, - давай подумаем, как мы тебя родителям представим, хомо цапиенс. Глава третья Галактическая история Сеня просчитался. Первым, когда выкатилась сырообразная луна и на улицах зажглись гирлянды фонарей, пришел папа. Он вернулся с читательской конференции своего журнала, кутаясь в пальто и бодро цитируя Пушкина. - Ветер по морю гуляет и кораблик подгоняет. Мама задерживалась на репетиции "Щелкунчика", где за ней временно закрепили главную роль. - Ого! - сказал папа. - У нас гости. Он повесил пиджак в шкаф и протянул Фенеку руку. - Аркадий Федорович. - Фенек, - отозвался пес. - Стало быть, Вениамин, - сказал папа. - Редкое имя. - Обычное, - пожал плечами Фенек. - Вот у нас в санаториии были Рекс и Цуцик. Во имена! - Да, - согласился Аркадий Федорович, - Цуцик это сильно. - Пап, - с надеждой в голосе спросил Сеня, - можно, Фенек сегодня у нас останется? Отец посмотрел на Фенека. Тот - на отца. - Конечно, пусть остается. Есть хочешь? - обратился он к псу. - Спасибо, мы только что сушки погрызли. - Сушки это сушки, - продекларировал отец, - а еда это еда. Сейчас будет пирог с грибами, "по-бульонски". И он передислоцировался на место кулинарно-боевых действий в район кухни. - Что, все-таки будет бульон, - шепотом спросил пес, - или снова надули? - На дули у нас не рассчитывай, - серьезно ответил Сеня, - а пирог тебе должен понравиться. Фенек принялся рассматривать обширную библиотеку Лаптевых со слегка запылившимися томами разного возраста. - Слушай, а ты читать-то умеешь? - спросил Сеня. - По слогам. Вообще-то я способный, до старшей детсадовской дошел. Как только пришла мама, папа расположил грибоватый пирог на цветоватой скатерти и бросился исполнять обязанности дворецкого, включавшие в себя подношение тапочек, повешивание пальто и выдачу комплиментов - по штуке в одни руки. Мама сразу стала выяснять, как зовут нового друга, откуда он, какие отметки получает, сколько у него братишек и сестренок и не хотел бы он записаться вместе с Сеней в шахматный кружок... Если бы она внимательней слушала ответы нового приятеля сына, то тут же отвела бы ребенка к психиатру, потому что оказалось, что мальчику со странным именем Фенек всего год и три месяца, братишек и сестренок у него одиннадцать (из последнего помета), что он понятия не имеет о шахматах, а вся учеба его заключается в знании стихов про бурю. Но поскольку родители были больше заняты собой, чем детьми, все сошло псу с лап. Фенеку постелили на старом диванчике в Сениной комнате. Весь дом давно погрузился в сон, когда Фенек сказал: - Слушай, я же забыл тебе вот что рассказать. Этого, с Каюком, зовут Кыш, он прилетел из созвездия Пескарей. Сенины сновидения мгновенно рассеялись под серым потолком комнатки. Он приподнялся с кровати и возбужденным шепотом спросил: - Откуда?! - Понимаешь, я на Белорусском вокзале под скамейкой спал. Просыпаюсь от разговора. Слышу - они. На последней электричке приехали. Деваться некуда. Дернешься - поймают. А у Кыша есть еще штука, он ее "терийкатор" называет. Задается цвет и размеры животного, приборчик его засекает, а остальное - дело техники. Но то ли он у Кыша выключен был, то ли на меня не настроен... В общем, обошлось. Когда они встали и отошли, я так оттуда дунул, что кварталов пять, петляя для надежности, без остановки пролетел. Кое-что я уловил. Кыш сюда за редкими животными прибыл, он с ними устраивает цирки и ярмарки на отсталых планетах. А Горбунюк для него никто, но он без Каюка шагу сделать не может Каюк всех браконьеров здесь знает. Запросто может подговорить их, и Кыш ничего не достанет. Вот они и спелись. Кышу-то найти деньги - раз плюнуть. Многие планеты от них давно отказались, уровень культуры поднялся и монеты в музеи отправились. Этим Кыш и пользуется. Прилетает, например, на Альбион и говорит:"Мне на Аул-Аале надо выставку для школ провести о прошл