обеспечить себе покой. Так что, Мино, прочисть свою голову, наконец: мы верим в наше будущее!
– И вот еще что, – продолжил он, обводя водную гладь таким взглядом, словно перед ним стояла его собственная непобедимая флотилия, – возможно, произойдут еще бо́льшие чудеса. Если мир и дальше будет сходить с ума, мы рискуем оказаться героями.
Затем он подпрыгнул на камне, на котором стоял, перевернулся в воздухе и нырнул в воду. На поверхность поднялись зеленые пузыри.
Мино покачал головой и посмотрел на Ховину и Ильдебранду. Они кивнули.
– Мы не шутим, – сказала Ховина. – Мы совершенно серьезно обдумали наше решение об индейцах. Все получится. Если мы успокоимся по поводу того, что совершили. Если все было не зря.
Ильдебранда разделила волосы на две толстые косы. Она поймала взгляд Мино.
– Я помню, как увидела тебя в первый раз, – сказала она. – На вечеринке Орландо, где мы ели свинину. Уже тогда я поняла, что вы двое перевернете мир, если захотите. Ты сиял там и источал энергию, словно электростанция, от тебя исходили настоящие электрические волны, и в то же время ты был неуловимым силуэтом, который обрел плоть и кровь только после того, как я тебя потрогала. Иногда мне все еще кажется, что ты лишь дух. Когда я была одна, когда мне предстояло убить кого-то, я все время думала, что ты действительно дух. И поэтому все будет хорошо. И так и случилось.
– Я не понимаю, – сказал Мино. – Я что, выгляжу как дух?
Он посмотрел на свое отражение в воде.
Ильдебранда и Ховина рассмеялись.
– Нет, ты не выглядишь как дух. Но ты делаешь много такого, что кажется чистым колдовством. Ты непревзойденный фокусник, ты рассказываешь о богах индейцев и о фантастических существах, ты достаешь золото с морского дна, словно это совершенно обычное дело, ты планируешь совершенно невозможные акции, которые на деле оказываются простыми, как детская игра, – Ховина подняла камень. – И я совсем не удивлюсь, если ты заставишь этот камень взлететь.
Мино опустил глаза. Ему не хотелось смотреть на камень, который держала в руках Ховина. Мельком взглянув на него, Мино почувствовал, как кровь прилила к его щекам. Он был подозрительно похож на тот, который он сам держал в руках совсем недавно. Красный камень с застывшими в нем кристаллами. Он исчез из его руки, когда он сидел, размышляя, на скамейке у университета в Калифорнии. Там, где студенты были детьми.
Ховина бросила камень в воду, и тот с плеском исчез в волнах. Орландо вылез из моря и отряхивался как собака. В руке у него была губка, которую он нашел на морском дне.
– Вот этой губкой, – сказал он гордо, – я буду тереть себе спину после того, как потный и усталый вернусь домой с моего собственного поля с корзиной сверкающих спелых томатов. Или папайи. А может быть, сочных таро.
– Спасибо, – сказал Мино. – Спасибо за то, что ты сказал. Я знаю, что вы действительно так считаете, хотя и не могу этого до конца понять. В последнее время я многого не понимаю. Я с трудом осознаю, почему небо голубое. Точно такое, как и всегда. Я не могу понять даже этого.
– Ерунда, – хмыкнул Орландо. – Если долго вглядываться в небо, увидишь фигуру кондора. Большого кондора. Едва заметные полоски показывают направление его полета. Кондоры возвращаются домой.
Они поплыли обратно. Забрали свою одежду и вернулись по пляжу в пансион. Вечером они сидели, потягивая белую ракы, и смотрели, как красное солнце исчезает в море.
Две семейные пары. В паспортах значилось, что они приехали из Аргентины. Ильдебранда и Орландо были сеньором и сеньорой Гонкалвес. Мино был сеньором Руффино Бегендо, а Ховина – сеньорой Люсией Бегендо. Два молодых инженера вместе с женами в свадебном круизе по Средиземному морю.
Никто ничего не спросил. Турки были вежливыми и ненавязчивыми. Остальные туристы были заняты собой и чудесной природой. Никаких иностранных газет в Олюденизе не было. А то, что писали в турецких газетах, они не понимали. Все равно одно и то же. В доказательствах собственного существования они не нуждались. Они знали, кто они и зачем приехали сюда. Планы были составлены несколько недель назад, когда Мино по совету Ховины изучил деятельность концерна «Nippon Kasamura».
«Nippon Kasamura» – краеугольный камень японской отрасли деревообработки, производства бумаги и целлюлозы. Священное предприятие, которому покровительствовали и Император, и мафия. После того как в свой последний визит Ховина навела беспорядок похлеще мощного муссона среди бесконечного ряда японских роботов, японцы были крайне взбудоражены. Для того чтобы окончательно обратить их в панику, не хватало лишь маленького толчка.
Именно поэтому для своей последней акции группировка «Марипоса» выбрала «Nippon Kasamura».
Мино провел серьезное расследование. Напасть на концерн «Kasamura» в Японии было слишком трудно. Маленькая статья в Financial Times, где обсуждали постоянно падающий курс акций мультинациональных корпораций, занимающихся лесом, называла «Nippon Kasamura» одной из самых мощных компаний на этом рынке и сообщала, что компания планирует в последнюю неделю мая провести конгресс в Стамбуле. Помимо японцев, в конгрессе планировали принять участие представители западных компаний. В статье говорилось, что на эту встречу возлагают очень серьезные надежды.
Серьезные надежды?
Пусть главнокомандующий Турции и созвал в Стамбул всех своих жандармов, пусть сюда съехалась целая орда шпионов, агентов и экспертов-разведчиков со всего мира, концерн «Kasamura» не избежит своей судьбы. Им придется встретиться с ней лицом к лицу.
Они разработали гениальный план. В этот раз идею навеял не лопнувший на поверхности воды пузырь воздуха, а сладкий пар самого океана.
Руффино Бегендо и его супруга заранее забронировали свадебный номер в отеле «Хилтон». Сеньор Гонкалвес, напротив, остановился в дешевом пансионе в районе Кадыкёй. Сеньора Гонкалвес осталась в Олюденизе.
Вот так-то.
Они отдыхали. Посетили руины на острове Святого Николая. Поднимались на вершины гор и завороженно осматривали остатки древних ликийских городов, которые всегда располагались у моря.
Они посетили город-призрак Каякей к западу от Фетхие.
Всего несколько десятилетий назад в Каякее жили несколько тысяч человек. Большинство из них были греками. Во время освободительной войны Ататюрк изгнал жителей из города, а тех, кто не уехал, убил. И Каякей превратился в пустынный город-призрак. Повсюду в руинах можно было найти скелеты и черепа. Предполагалось, что город станет памятником храбрости и решимости, с которой турки сражаются со своими врагами.
От церкви уцелел один алтарь. Ховина подошла к нему и преклонила колени, а рядом крутилась толпа бедных детей-турчат. Ильдебранда дала им пакет конфет и приказала испариться. Они хотели побыть одни. Мино бродил вокруг, рассматривая руины. Здесь тоже была кладбищенская стена.
Гринго и турки.
Орландо поднял с земли череп.
– Внутри этого изъеденного червями черепа когда-то был язык, он умел петь. А теперь его пинают ногами случайные туристы, словно это голова Каина, первого убийцы на нашей земле. Откуда нам знать, может быть, это череп талантливого чувственного поэта, писавшего прекрасные стихи о любви и природе? Не так ли?
– Claro, – Мино взял у него череп и покрутил в руках, внимательно осматривая. – Здесь когда-то были мысли, – сказал он, проводя пальцем по глазницам. – Мысли, мозг – все это стало кормом для червей и жуков. И эти насекомые тоже давно умерли и обратились в прах. Где этот прах? Возможно, он прямо у нас под ногами, может быть, он смешался с глиной, и его использовали для строительства дома. Вот сколько стоит человеческая жизнь. А для земли важна каждая из ее частиц.
– А вот и еще один. Тут лоб более выдающийся, – Орландо поддел череп носком ботинка. – Наверное, это череп кого-то, кто обладал властью. Может быть, судьи. Властителя добра и зла, справедливости и несправедливости. А сейчас грош ему цена. Его голова болтается здесь, среди руин, уже много лет, так что, думаю, он получил не меньше ударов и тычков, чем сам раздал при своей жизни. А вот и еще один от меня.
Орландо пнул череп ногой, и тот закатился между каменными блоками церковной стены. Послышалось громкое шипение, и из укрытия выползла серо-голубая змея. Ее зрачки были похожи на две стальные иголки.
У Мино в руках все еще был первый череп. Внутри он порос зеленым мхом. Через несколько лет пропадет и он. Мино бросил череп в том же направлении, куда полетел и тот, который пнул Орландо.
Змеиное гнездо.
Они годились теперь только на змеиные гнезда.
Какой гнетущий город. Из зияющих окон и от облупившихся стен все еще слышались душераздирающие крики пытаемых и мольбы пленников. Между стенами домов все еще гулял издевательский смех турков.
Ховина побледнела. Ильдебранде стало холодно. Они сидели по одному на останках церковной стены и палочками отгоняли слишком назойливых ящериц. Они ждали, когда Мино и Орландо наконец закончат исследовать этот страшный памятник культуры. Они понимали, что молодым людям нужно время, и ждали терпеливо. В коричнево-желтых сумерках, опускавшихся на пустой город, содержалось очень много ответов.
– Первый убийца, – сказал Мино, – это был Каин?
Он поднял крышку вросшей в землю цистерны и заглянул в темное нутро. Почувствовался гнилостный запах.
– Как знать? – пожал плечами Орландо. – Старая история: старое объяснение человеческого стремления к власти. Не получается заполучить ее хитростью или принуждением, убьем!
– Не бывает ничего врожденного, – сказал Мино. – Человека как целостную личность формируют обстоятельства, окружение, мысли, самовосприятие. Возможно, этот процесс начинается еще до рождения, в утробе матери. Неужели ты думаешь, что я от рождения обладаю способностью всаживать ядовитые стрелы в любого человека?
– Вряд ли. Я вообще не об этом. Но такова мораль, с которой мы выросли. Ты потерянный человек. Ты попадешь в ад. Вместе со мной, Ховиной и Ильдебрандой. Потому что ты убил. Ты стал убийцей и злодеем. То, что мы убиваем убийц и насильников, в расчет не берется. Власть имущие промыли своей моралью мозги трем четвертям человечества. Именно поэтому они гордятся такими памятниками, как этот город.