– Но тем не менее, многие пренебрегают этим правилом, – парировал Егор. – Все правила невозможно соблю… Как правильно сказать? Соблюсть?
– Соблюсти! – засмеялась Кира. – Ты прямо как наша секретарша, она мне сегодня сказала: Положьте деньги в конверт!
– Вашему шефу повезло с секретаршей! – рассмеялся Егор.
– Да, я всегда ему завидую в этом вопросе, – лукаво согласилась Кира. – А насчет ремня безопасности, в меня это вложено с детства, и я пристегиваюсь настолько машинально, что даже не задумываюсь об этом. Даже когда мне сообщили, что в моей квартире взорвался газ, сев в машину, я сразу же пристегнулась. Это для меня так же естественно, как, например, почистить зубы.
– А я иногда и зубы могу не чистить, если сильно устаю, – доверительно сообщил Егор.
Кира расхохоталась в голос и в изнеможении откинулась на спинку сиденья.
Когда Егор припарковался возле серого трехэтажного здания, на улице уже темнело. Взяв пакет, он вышел из машины и крепко подхватил Киру под локоть свободной рукой. Поднявшись по оббитым каменным ступенькам, Кира потянула тяжелую дверь и оказалась в темном коридоре.
– Налево, направо, налево, стой – пришли! – подавал команды шедший сзади Егор. Кира потянула еще одну дверь и зажмурилась от бившего в глаза яркого света. – Миша! – позвал Егор с порога, но никто не отозвался.
– Сейчас я его поищу, а ты подожди тут! – распорядился Егор. Кира не успела ничего возразить, как он исчез за дверью. Кире ничего не оставалось делать, кроме как присесть на стоящий у двери стул. Большую часть комнатки занимал высокий узкий стол, похожий на барную стойку, на котором теснились колбы и пробирки. Бутылочки с реактивами выстроились ровными рядами. Особняком стояли три микроскопа. Кира даже посмотрела в один, но ничего интересного не увидела. Хотя оно и понятно – если хозяин кабинета куда-то ушел, он вряд ли оставил бы под микроскопом что-то вроде «анализа крови подозреваемого» или «частиц ногтей и волос потерпевшего». При упоминании ногтей и волос Киру слегка затошнило.
– Девушка, вы на опознание? – услышала Кира у себя за спиной и подпрыгнула от неожиданности.
– На ка-какое опознание? – прозаикалась Кира, обернувшись и разглядывая вошедшего – плотного, коренастого мужчину в потертых джинсах и сером свитере с закатанными рукавами.
– Как – какое? – удивился мужчина. – Трупа, естественно.
Пока Кира несколько секунд лихорадочно раздумывала, что ей лучше сделать – упасть в обморок или убежать, в дверь протиснулся улыбающийся Егор.
– Ну что, познакомились? – поинтересовался он.
– С кем? С трупом? – обморочным голосом спросила Кира.
– С каким трупом? – нахмурился Егор и начал делать руками какие-то странные пассы, как будто искал смирительную рубашку.
– Вот он, – Кира весьма невежливо ткнула пальцем в мужчину, – сказал, чтобы я шла опознавать труп!
– Ах, он! – Егор облегченно вздохнул. – Не обращай внимания, дорогая, у работников этой сферы деятельности, мягко говоря, своеобразный юмор.
Мужчина в джинсах захохотал, протянул Кире руку и сочным басом представился: Михаил!
– Кира! – Кира пожала протянутую руку и улыбнулась – имя как нельзя лучше подходило его обладателю.
– А сейчас Вы подумали, что я похож на медведя! – засмеялся Михаил.
– Откуда Вы знаете? – от неожиданности бухнула Кира и покраснела.
– Вот это мне нравится! Она даже не попыталась соврать! – пробасил Михаил, обращаясь к Егору. – В кои-то веки ты нашел себе приличную девушку!
– А что, до этого у него были только неприличные девушки? – невинно осведомилась Кира.
– Знаешь, Мишка, в моей жизни больше вообще не будет никаких девушек! – доверительно сообщил Егор.
– Ты что, стал голубым? – с притворным ужасом спросил Михаил.
– Что-то вроде этого, – согласно кивнул Егор. – Ну, ближе к делу. Кстати, чуть не забыл, это тебе! – он водрузил на стол пакет с продуктами.
– Ого! Вот это богатство привалило! – протянул Миша, заглянув в пакет. – И колбаска как раз такая, как я люблю! И сахарок! М-м-м! Он мечтательно закатил глаза и убрал продукты в сейф.
– А то пожрут мужики и глазом не моргнут! – пожаловался он. – У нас здесь все вечно голодные.
– Ну и где конфетки? – поинтересовался Михаил, запирая сейф на ключ. – Надеюсь, вы не положили их в тот пакетик, который предназначался мне?
– Нет, ты мне еще пригодишься, – хмыкнул Егор и положил на стол пакет, который Кира забрала из своего офиса.
Михаил вытащил из пакета коробку, оглядел ее со всех сторон и даже зачем-то понюхал.
– Ясно! – подытожил он. – Что ничегошеньки не ясно! Пока! Вот проверю и рассею ваши подозрения.
– Или, наоборот, подтвердишь, – хмыкнул Егор. – Когда ждать результаты?
– В понедельник, все в понедельник! – замахал руками Михаил. – Ишь какой шустрый, не терпится ему! Ты же хочешь, чтобы все было как надо? Вот и потерпи чуток.
– Ну, тогда мы поедем, – Егор встал, Кира тоже торопливо поднялась.
– Счастливо! – махнул рукой Михаил, к тому времени уже прилипший к одному из микроскопов. – Бабуле привет!
– Поеду – передам! – улыбнулся Егор.
– До свиданья! – торопливо попрощалась Кира, которую Егор тащил за рукав к двери.
– Свидимся! – обернулся Миша. – Спасибо за харчи, сочтемся!
– Вы жили по соседству? – поинтересовалась Кира, привычно усаживаясь на переднее сиденье Хонды и намереваясь задремать под сытое урчание двигателя.
– Почему ты так решила? – удивился Егор.
– Он знает твою бабушку, – пояснила Кира. – Логично предположить, что вы жили в соседних квартирах, или хотя бы в одном дворе.
– Ваша логика безупречна, Ватсон! – ухмыльнулся Егор. – Мы на самом деле жили с Мишкой по соседству. В одном детском доме. Наши кровати стояли рядом.
– В ка-каком детском доме? – переспросила Кира, уверенная, что она просто ослышалась.
В самом обыкновенном, – пожал плечами Егор.
– Значит, у тебя ненастоящая бабушка? – с ужасом спросила Кира.
– Как это – ненастоящая? – обиделся Егор. – Самая настоящая – из плоти и крови.
– Нет, я имею в виду, что она тебе не родная, – поправилась Кира.
– Не знаю, я никогда не подходил к этому вопросу с такой точки зрения, – пожал плечами Егор. – Бабушка работала у нас в детском доме нянечкой. Мы уже тогда все называла ее бабушкой, хотя ей было чуть больше пятидесяти. Мы же были маленькие, и она казалась нам совсем старушкой… – он смущенно замолчал и продолжил только секунд через двадцать. – Знаешь, дети, живущие в детских домах, так страдают от того, что они никому не нужны! Поэтому все мы ужасно хотели, чтобы нас усыновили – хоть кто-нибудь! И всех воспитательниц, в зависимости от возраста, пытались называть мамами или бабушками. Они ругались и требовали, чтобы их называли по имени – отчеству. А бабушка – нет! Она вообще никогда ни на кого не ругалась, что бы мы не сделали, да мы и не делали ничего такого… А потом она как-то спросила: «Хочешь жить с нами?» И я тут же согласился. И ни разу не пожалел об этом.
– С кем это – с нами? – с подозрением переспросила Кира. – У тебя что, и дед есть?
– Нет, деда нет, он умер совсем молодым, – покачал головой Егор. – Но есть мама.
– Тогда почему в своих данных в Интернете ты написал, что ты сирота? – подозрительно спросила Кира.
– Потому, что я действительно сирота, – пожал плечами Егор. – У меня нет настоящих родителей. Я попал в детский дом в шестилетнем возрасте. Мои родители погибли в автокатастрофе по вине отца – он сел за руль в нетрезвом состоянии. Так я оказался в детдоме, а через год бабушка забрала меня к себе. Мишка намного старше меня, и он сразу стал меня опекать, потому что я был домашним ребенком, и все произошедшее жутко пугало меня. А приемная мама… – он замялся. – Я даже не знаю, как сказать, в общем, она никогда не была мне мамой на самом деле. По документам я ее сын, но воспитывала меня бабушка. Маме просто было… не до меня.
– Она у тебя бизнесвумен? Или всю жизнь была озабочена поиском мужа? – весьма непочтительно поинтересовалась Кира.
– Не знаю, – пожал плечами Егор и, поймав удивленный взгляд Киры, пояснил. – Я на самом деле ее не знаю. Честно говоря, я и как мать ее никогда не воспринимал, разве что в детстве. Скорее, как сестру.
– Зачем же она тебя тогда усыновила? – удивилась Кира.
– Меня усыновила бабушка, – отрезал Егор. – И она меня воспитывала. И до сих пор помогает и поддерживает. А мама… знаешь, мне кажется, у нее что-то не то с психикой. Что-то вроде невроза или депрессии. Она словно не живет, а ждет чего-то или о чем-то мучительно вспоминает.
– И тебя никогда не тяготило, что у тебя такая… необычная семья? – спросила Кира.
– Нет! – отрезал Егор. – Когда живешь в детском доме, безумно хочешь жить в семье, все равно, в какой. Лишь бы был свой дом, своя комната, свои вещи. Не общие, а свои, понимаешь?
– Понимаю, – с сочувствием произнесла Кира и сделала неопределенный жест рукой, как будто хотела погладить Егора по голове, но не посмела.
– Только не надо меня жалеть! – угрожающе произнес Егор, правильно истолковав Кирин жест.
– Я и не жалею! – Кира для пущей убедительности сделала безразличное лицо и почесала свой затылок. Голова что-то чешется!
– Вот и правильно! – весело похвалил Егор.
– Но зачем тебе сказали, что ты приемный? – с недоумением спросила Кира после долгого молчания. – Мне кажется, ты был бы гораздо счастливее, если бы думал, что твоя бабушка – на самом деле твоя.
– Когда меня усыновили, мне было семь лет, и, естественно, я все понимал, – пояснил Егор. – Но я нисколько не сожалею ни о чем, я на самом деле счастлив и горд, что, несмотря ни на что, моя жизнь вполне сложилась. Ведь многие бывшие воспитанники детских домов не могут жить по-настоящему, их жизни раз и навсегда искалечены тем, что когда-то их бросили…
Зазвенел Кирин телефон, и она, припадочно дергаясь, начала судорожно рыться в сумочке.
– Ты всегда так реагируешь на телефонные звонки? – поинтересовался Егор.