– Ну и куда бы мы дели этот богатейший улов? У тебя даже кота нет! – Кира обняла Егора и чмокнула его в щеку. – Тем более, ты сам вчера говорил, что в рыбалке главное не улов, а процесс.
– Ну, не все мои слова надо понимать столь буквально! – ответил Егор. – Все-таки возвращаться с рыбалки с пустыми руками как-то, знаешь ли, не очень приятно.
– Мы по дороге заедем в магазин, купим рыбы, пожарим и представим, что едим свой улов, – предложила Кира.
– Можно еще купить соленой селедки, тогда картина будет реалистичнее, – хмыкнул Егор. – Как ты не понимаешь, что я должен поймать рыбу, а ты – почистить и приготовить? Все как положено: мужчина приносит мамонта, а женщина готовит пищу.
– Чистить? Ни за какие коврижки! – отрезала Кира. – Я – дитя мегаполиса, твердо уверенное в том, что хлеб в виде готовых булок и батонов растет на деревьях, а коровы дают молоко сразу пастеризованное и в пакетах. А ты предлагаешь мне чистить рыбу! Какой ужас! – и она передернулась.
– Ладно, дитя мегаполиса, так и быть, я сам сделаю за тебя твою работу!
– Спасибо! – шутливо раскланялась Кира. – Тогда следи за поплавком!
Она уселась на камень, поплотнее запахнув куртку, и вгляделась куда-то вдаль. Егор, держа в поле зрения поплавок, искоса поглядывал на нее и улыбался. Хорошо, что он додумался приехать сюда с Кирой! Она как будто ожила: щеки порозовели, волосы слегка растрепались и вылезли из всегда идеально гладкой прически, лицо задумчиво-отрешенное и вместе с тем спокойное.
– Хорошо, что приехали! – снова подумал Егор и удивился, когда Кира отозвалась, словно слышала его мысли: «Хорошо!»
Егор вновь взглянул на мерно покачивающийся на воде поплавок.
– Ты знаешь, я совсем забыла, что сегодня среда, – вдруг проговорила Кира. – И опять не поехала к бабушке, хотя обещала.
– Ты беспокоишься по этому поводу? – поинтересовался Егор. – Чувствуешь себя виноватой?
– Самое странное в том, что я абсолютно не чувствую никакой вины, – рассеянно произнесла Кира. – Месяц назад я бы металась и карала себя, если бы не сделала того, что от меня ожидали. Да что там говорить! Я бы никогда не забыла про поездку. Это с тобой я стала такой необязательной.
– Ты стала более свободной, – Егор одной рукой обнял Киру за плечи, а другой половчее перехватил удилище. – Ведь это очень глупо – ездить к родной бабушке непременно по средам и непременно с семи до девяти. На то они и родственники, чтобы можно было неожиданно свалиться им на голову, загрузить своими проблемами и самому лететь к ним по первому их зову. Тебе не кажется, что в вашей семье какие-то странные отношения?
– Раньше я не думала об этом, – задумчиво произнесла Кира. – Мне не с чем было сравнивать. А сейчас… мне кажется, что что-то у нас не так. Слишком надуманно, слишком нарочито. Знаешь, у меня такое чувство, словно мои родные всю жизнь живут напоказ. Играют на публику. Как будто участвуют в конкурсе на звание лучшей семьи. Понимаешь?
– Понимаю, – Егор погладил ее, как маленькую, по голове. – У нас в семье все гораздо проще и понятнее. Так что переходи жить к нам.
– Это предложение? – шутливо осведомилась Кира.
– Предложение, – совершенно серьезно подтвердил Егор. – Я хочу быть с тобой всю жизнь. Выходи за меня замуж!
– Я… я подумаю, – икнула Кира. – Это как-то неожиданно. Тебе не кажется, что ты торопишься? Мы знаем друг друга очень недолго.
– Мне – не кажется! – отрезал Егор. – У меня такое чувство, что я знаю тебя всю жизнь. Наверное, так бывает всегда, когда встречаются две половинки целого.
– Возможно, – задумчиво произнесла Кира.
– Ты так и не ответила на мой вопрос!
– А что, мое время на раздумье уже истекло?
– Да, – отозвался Егор. – А ты предлагаешь мне ждать долгие годы? Закрой глаза!
Кира послушно зажмурилась, ожидая поцелуя, однако Егор не спешил ее целовать, а долго шуршал чем-то.
– Черт! Молнию заело! – пробурчал он. – Потерпи еще немного, не открывай!
– Ты что, расстегиваешь брюки? – с притворным ужасом поинтересовалась Кира.
– Почти! – пропыхтел Егор и скомандовал: Все! Можешь смотреть!
Кира открыла глаза и увидела в руке стоящего на коленях Егора бархатную коробочку, в которой сверкало и переливалось на солнце кольцо с небольшим бриллиантом.
– Какая прелесть! – Кира от неожиданности зажмурилась. – Это мне?
Она тут же смутилась, потому что знала, что ее вопрос прозвучал глупо. Кому же еще, как не ей? Кира густо покраснела, заливаясь тяжелым багровым румянцем от корней волос до самой шеи. Краснеть, как мать, так, чтобы прелестный розовый румянец проступал на высоких скулах, Кира не умела. Однако, к ее удивлению, Егор был взволнован не меньше и не понял глупости ее вопроса.
– Конечно, тебе, – он дрожащими руками вытащил кольцо из коробочки и аккуратно надел его на безымянный палец левой руки Киры. На удивление, кольцо пришлось как раз впору.
– Я согласна, – сказала Кира дрогнувшим голосом и поднесла руку ближе к лицу.
Егор молча прижал Киру к себе.
Некоторое время она наслаждалась его объятьями, пока не смогла сфокусировать отчего-то ставшие мокрыми глаза и не посмотрела на водную гладь.
– Клюет! – заорала она так, что Егор ошалело вскочил на ноги и помчался к удочке со скоростью догоняющего добычу гепарда. Вытащив удочку с пустым крючком, он долго смотрел на нее непонимающим взглядом.
– Опоздал! – констатировала Кира, украдкой опуская глаза вниз, чтобы полюбоваться кольцом.
– Все равно ты бы отпустила рыбу, – Егор насадил червя, забросил удочку и воткнул удилище в песок. – Какую свадьбу ты хочешь? Пышную – с лимузином и флердоранжем? Пятьсот гостей и ресторан с огромной танцплощадкой?
– Мне все равно, – пожала плечами Кира. – Только пятьсот гостей я не наскребу при всем желании. Лучше зарегистрироваться по-быстрому и куда-нибудь съездить.
– Идет! Когда ты скажешь о предстоящем замужестве своим родителям? Мне надо просить твоей руки или они люди современные?
Кира вздохнула и поморщилась.
– Да уж, это самая трудная часть пьесы и сыграть ее надо попытаться без потерь.
– Я уверен, что твои родители не устоят перед моим обаянием, – выпятил грудь Егор.
– Свежо предание, да верится с трудом, – хмыкнула Кира. – Посмотрим. В любом случае, я уже взрослая, и разрешение на свадьбу от родителей с меня в ЗАГСе не потребуют.
Всю неделю после воскресной поездки на рыбалку лил мелкий нудный дождик. Небо затянуло свинцовыми тучами, ветер, завывающий в голых ветвях деревьев, напоминал о близком наступлении зимы. Осень и зиму Кира не любила. Когда начиналась пасмурная погода, она не могла даже смотреть в окно – так на душе становилось противно. «Смурно!» – говорил отец, а мама всегда ругалась: «И где это, господин Липатов, Вы нашли в великом и могучем русском языке такое слово?» Когда начиналась осень, а начиналась она уже в августе, когда с деревьев вовсю сыпались желтые листья, Кире хотелось забиться куда-нибудь в нору, как суслику, и сидеть там безвылазно до наступления тепла. Единственным способом выжить было ни о чем не думать, не анализировать, а мечтать, что скоро будет Новый год, потом Кирин день рожденья (она родилась тридцатого января). А потом нужно только покрепче стиснуть зубы и потерпеть до первой оттепели. Потом душу уже не так рвало, понемногу отпускало, и можно было жить дальше. Кира ненавидела все проявления зимы: холод, снег, гололед и тяжелую зимнюю одежду. – Мне кажется, что в прошлой жизни я была папуасом и бегала совершенно голая, – как-то сказала она матери, с ужасом и отвращением глядя на выставленные в витрине шубы.
– Кира, это глупости, у приличной, уважающей себя девушки обязательно должна быть шубка или хотя бы натуральная дубленка, длинная, до полу, чтобы выглядеть дамой своего возраста, а не тинейджером.
Кира, как всегда опасаясь спорить с матерью, отдала тогда совсем нелишние деньги и купила-таки норковое манто. Вертясь в обновке перед зеркалом, она чувствовала себя огромной и нелепой, но мать одобрительно поцокала языком и сказала, что теперь обязательно нужно купить шляпку и кожаные перчатки. Кира понуро, как приговоренный к казни, согласилась и даже повосторгалась для вида, но носить все это на себе было выше ее сил. Садясь в машину, она непременно прищемляла дверцей полу шубы, под широкие поля шляпы немилосердно задувал холодный ветер, а в кожаных перчатках руки были стиснуты, как в наручниках.
Промаявшись кое-как до весны, Кира с облегчением спрятала одежду в шкаф и благополучно о ней забыла, но погода стремительно ухудшалась, и надо было подумать о зимнем «прикиде». Договорившись с Егором в воскресенье ехать за одеждой, Кира проснулась в выходной непривычно поздно, в половине десятого. В комнате было темно. Кира прошлепала босиком к окну и отдернула занавеску – с неба сыпал мелкий снег.
– О чем ты задумалась? – раздался с кровати голос Егора.
– О вечном, – вздохнула Кира. – О том, что мне скоро стукнет тридцать, еще пара – тройка лет, и я превращусь в древнюю старуху с лицом, похожим на печеное яблоко.
– Никогда не видел печеных яблок, – удивленно отозвался Егор. – А зачем их пекут?
– Чтобы посмотреть на прототип своего фейса к старости, – хмыкнула Кира. – Давай, вылезай уже из-под одеяла.
– Я еще полежу, – пробурчал Егор, зарываясь в одеяло поглубже. – Разбудишь, когда будет готов завтрак.
Однако через несколько минут он уже нарисовался на кухне и уселся за стол, на который Кира выставила все, что нашла в холодильнике – тонюсенько нарезанную ветчину, сыр полосками, булку, масло и переданное Евгенией Никитичной земляничное варенье, от которого по кухне плыл такой аромат, что непроизвольно текли слюни.
– В какой магазин поедем сначала? – спросила Кира, щедро намазывая кусок хлеба сначала маслом, а сверху – вареньем.
– Ни в какой, – невозмутимо отозвался Егор, уже насыпавший в свою кружку шесть ложек сахара и теперь явно находящийся в тяжких раздумьях: насыпать еще или так сойдет? – Мы поедем на рынок. Тебе полезно в кои-то веки побыть поближе к простому народу. Что это за буржуазные привычки – покупать одежду в магазине? Привыкай к тому, что ты почти жена простого человека без всяких закидонов.