Я останавливаюсь за несколько кварталов до нужного места, в тихом переулке. Вокруг царит тишина. Птицы проснутся и запоют только где-то через час. А пока город мечты спит.
— Дай мне десять минут, — говорит Бенуа.
Я протягиваю ему пакет с жареной курицей по-лагосски; он выходит из машины и прогулочным шагом идет к будке охраны, жуя на ходу. Еда — не столько взятка, сколько маска. Кто заподозрит в чем-то нехорошем человека, жующего курицу? Тем более что на человеке форма с эмблемой охранной фирмы «Часовой» и именным беджем!
Фары проезжающих машин ненадолго выхватывают Бенуа из темноты и проносятся мимо; нет ничего необычного в том, что люди гуляют в три часа ночи. Похоже, Йоханнесбург населяют два различных вида существ: машины и пешеходы.
Еще сорок две минуты до официального пересменка в четыре. Задача Бенуа — убедить своего «предшественника» уйти домой пораньше. И дело не в том, что он так рвется поскорее на работу. Просто всем хочется прогуляться не спеша, перекусить после трудового дня…
На то, чтобы оставаться в машине, у меня уходит вся сила воли. Наконец, охранник хлопает Бенуа по плечу и уходит в противоположную от меня сторону, к проспекту. Если он думает, что в такое время там можно поймать такси, значит, он еще верит в чудеса. До прихода настоящего сменщика всего двадцать восемь минут. Через двадцать минут придет настоящий сменщик и заподозрит неладное.
Мангуст вприпрыжку бежит по улице к машине. Я открываю дверцу, он запрыгивает на сиденье и тревожно верещит.
— Да, я знаю, я видела, как он уходил.
Я включаю передачу и еду к будке охраны за Бенуа. Увидев камеры видеонаблюдения, тихо ругаюсь, но поделать ничего нельзя. Уже слишком поздно.
Ворота, ведущие к дому Хьюрона, трудностей почти не представляют. Бенуа знает массу способов, какими мерзкие взломщики ломают средства защиты — их учили на курсах подготовки охранников. В том числе можно, как сейчас, просто снять ворота с петель с помощью домкрата.
Машину я ставлю в нескольких кварталах — наверняка здесь есть и отряды самообороны, и пусть они лучше ищут злоумышленников в другой стороне. Стараясь не выходить из-за деревьев, мы проходим в сад. Особняк Оди ярко освещен. Свет горит во всех окнах, как будто у него вечеринка. Ленивец стискивает мне плечи лапами.
Мы идем на шум в сторону гаража. Я снова вижу сбоку «даймлер». Двойные двери открыты нараспашку. Изнутри на дорожку падает свет; он освещает телохранителя Джеймса. Он возится в бронированном багажнике «мерседеса».
Бенуа жестом приказывает мне оставаться на месте, а сам осторожно подходит к Джеймсу. Тот вздрагивает, но обернуться не успевает: Бенуа обрушивает ему на голову тяжеленную крышку багажника. Бьет раз и еще раз, потом наклоняется, хватает Джеймса за ноги, запихивает его в багажник и захлопывает крышку. Из багажника доносятся крики и глухие удары.
— Запри на ключ! — приказывает Бенуа. Таким я его еще не видела.
Я обегаю машину спереди и вытаскиваю ключи из замка зажигания. Руки у меня дрожат; я с трудом запираю багажник. Джеймс колотит по крышке все сильнее. Попятившись, я спотыкаюсь об удлинитель и едва не падаю. Удлинитель подключен к хирургической пиле — такими ампутируют конечности. Пила лежит рядом с машиной. Рядом я вижу еще три пилы разного размера, а также топор и кусачки. Все разложено очень аккуратно, готово к работе. У задней стенки гаража стоит морозильник с откинутой крышкой.
— Кто такой этот Оди Хьюрон? — спрашивает Бенуа. Мангуст застыл, поднял вверх одну лапу, нюхает воздух, усики у него дрожат.
— Н-не знаю… — с трудом отвечаю я, преодолевая тошноту. Я вспоминаю пистолет Вуйо, который валяется у меня под кроватью. — Он там не задохнется? — Я оглядываюсь на «мерседес».
— А тебе не все равно? — Бенуа вынимает из кобуры дубинку. — Ну что, пошли в дом?
— Только бы они были еще живы! — Я стараюсь взять себя в руки. — Давай обойдем с той стороны.
Мы обходим дом, прячась за кустами. Одуряюще сладко пахнут брунфельсии — вчера-сегодня-завтра. Сердце у меня бешено скачет в ритме драм-н-бас. Онемевшие руки как будто покалывает мелкими иголочками. Мелкая моторика первой реагирует на страх… Что поделать? Закон эволюции…
Из патио слышатся голоса, но, раздвинув кусты, мы видим только Кармен. Она в темных очках лежит у бассейна в шезлонге. Фонтан включен; вода плещет в бассейн из вазы, которую держат каменные девы. Из-под воды, из-под слоя перегнивших листьев на поверхность пробивается мертвенно-белый свет. В нем отчетливо видны все прожилки на мраморе.
Кармен беседует с радио и время от времени взмахивает рукой, как будто дирижирует невидимым хором.
— Похоже, в кино даже мороженого не подают, — говорит она. В тени ее лицо кажется загадочным.
Подойдя поближе, я вижу, что ее солнечно-желтый атласный халат весь в пятнах крови, как если бы она попробовала окрасить его в красный цвет вручную. Под шезлонгом дрожащий сверток, завернутый в полотенце.
На столе рядом с Кармен перочинный ножик и пустой бокал для мартини.
— Ребятки и зверятки, котятки и зубатки… — нараспев произносит она.
Заметив нас, Кармен приподнимается на локтях и весело говорит:
— А! Вы пришли насчет коллекции? — Она снимает очки. Если глаза — зеркало души, то ее душа — настоящий Чернобыль. — Потому что в этом сезоне мех опять вернулся в моду!
Застекленные двери, ведущие в дом, раздвигаются, и появляется Мальтиец. Он несет два бокала с мартини. Его Пудель бежит за ним по пятам. Пудель рычит, и Мальтиец морщится:
— Ах, извините, не знал, что вы придете в гости! Не то непременно угостил бы и вас!
— А как же запрет на стимуляторы? — спрашиваю я.
Бенуа рядом со мной весь напружинился; он готов к действию. Я кладу руку ему на плечо.
— Жертвам можно, — говорит Мальтиец. Он ставит бокалы на стол, подсаживается к Кармен и гладит ее по ноге. — Это как вода в бутылках: самая лучшая — из чистого источника.
— А с ней что? — спрашивает Бенуа, еле сдерживаясь. Он так крепко сжимает дубинку, что от напряжения у него дрожит предплечье.
— Она сама с собой это сделала, мквереквере. Она сидит на очень сильном диссоциирующем лекарстве.
— Чем вы ее кормите? Мидазоламом?
— Смешанным с кетамином плюс еще одно фирменное средство — чтобы она не вырубалась. Мы тут играем… Покажи им, Кармен!
— Опять? — капризно тянет она.
— Опять, детка. — Мальтиец гладит ее по животу через халат. — По-моему, здесь ты кое-что пропустила.
Кармен жалобно вздыхает, хватает со стола перочинный ножик и втыкает его себе в бок. Вытаскивает, с интересом разглядывает окровавленный кончик. Похоже, она совсем не чувствует боли. Из раны течет кровь.
— Не так все ужасно, правда? — спрашивает ее Мальтиец.
— Добрый вечер, Пасадена, — напевает Кармен, кивая в знак согласия.
— А здесь? — Он обводит участок кожи над ее коленной чашечкой.
— Хватит! — говорит Бенуа.
— Веселье только начинается. Вы уже знакомы с Кроликом Кармен? — Мальтиец лезет под шезлонг и за уши вытягивает оттуда дрожащего Кролика. Тот в ужасе зажмуривается; нос у него испуганно дергается.
— Мы все думали, что Кармен станет следующим Стрелком. Зоозвезда — это так круто! Быть зоозвездой — гораздо круче, чем танцевать у шеста. А потом выяснилось, что Стрелок — не настоящий Стрелок, если вы понимаете, о чем я. Кстати, тут вы виноваты. Оди и Кармен было очень хорошо вместе. А потом заявились вы со своими нелепыми обвинениями!
— Похоже, не такие уж они и нелепые, — говорю я. — Где дети?
— Уплываю, уплываю, уплываю! — мурлычет Кармен.
Мальтиец делает вид, будто не слышал вопроса.
— Тебе понравился мой подарок? Нож такой приметный… И раны оставляет такие… глубокие!
— Пожар в Мэйфилдсе вы тоже собирались повесить на меня?
— Тебе должно быть стыдно! — ухмыляется Мальтиец. — На том пожаре погибли трое подростков! После того как одна психопатка-зоо исколола их ножом!
— Я видела только два трупа. — Я стараюсь говорить спокойно и ровно.
— Не волнуйся, еще одного найдут, когда проберутся внутрь. Он обгорел до неузнаваемости.
— Но ведь там — не Сонг и С’бу, верно?
— Угадала! Там парочка несчастных беспризорников, похожих на «и-Юси» по приметам. Мы постарались минимизировать ущерб… Подобрали их на улице вчера вечером. Пару часов ублажали их всем, чем можно. Дали поиграть на игровой приставке, накормили едой из «Макдоналдса». А потом облили бензином. Таким же, кстати, какой стоит в полупустой канистре у тебя дома, под раковиной. Ты уже нашла бензин — или только нож?
— Вам никто не поверит!
— Не поверит, вот как? Психопатка-зоо, наркоманка, убившая родного брата! Настолько одержима знаменитостями, что выдала себя за журналистку из музыкального журнала, чтобы подобраться поближе к близнецам! Вся квартира бедной миссис Лудицки в ее отпечатках пальцев; она украла у старушки статуэтку котенка, как трофей… Вы шутите? Лучше начинайте обдумывать последнее слово подсудимого… Вы станете любимицей репортеров!
У меня кружится голова. Я облокачиваюсь о стол, пытаясь сдержать приступ тошноты.
— А кстати, что вы здесь делаете? — Мальтиец покачивает бокал с мартини. Отпивает глоток. — Разве вам сейчас не положено находиться в бегах?
— Где они? — спрашивает Бенуа.
— Настоящие близнецы? Ах, милый, они уже внизу и готовятся… Возможно, уже начали.
При слове «начали» Кармен снова надевает темные очки и хладнокровно втыкает нож себе в ногу над коленом. Нож застревает и подрагивает; она как ни в чем не бывало ложится на спину и отпивает глоток мартини.
Бенуа не выдерживает. Подходит, чтобы выхватить нож, но Мальтиец оказывается проворнее. Когда он выхватывает нож из раны, Кармен дергается.
— Тоже хочешь поиграть? — спрашивает Мальтиец, прикладывая плашмя к щеке окровавленное лезвие. — Не скрою, это моя любимая игра!
— Где внизу? В доме? — спрашиваю я. Кое-что гораздо важнее Кармен и даже постановочного убийства четырех человек.