— Я ее приведу как-нибудь, когда приду на чай, чтобы представить нейтрального свидетеля абсурдности обвинений этого Бранца. Или же оставить его заявления без ответа?
— Дорогой Зорге, — умерил пыл Рихарда посол, — я всегда полагал, что смогу примирить вас с Бранцем. Мне не по душе любые ссоры в моем окружении.
— Скажите об этом своему Бранцу, ведь начал-то он. Или вы верите ему больше, чем мне?
— Хорошо, — ответил посол. — Отложим этот разговор. Но, к сожалению, мне придется проверить, как возник этот инцидент, дорогой Зорге.
Настроение Эльги испортилось. Она допила чай и попрощалась. Мужчины сделали вид, что сожалеют о ее уходе. На самом деле они были рады остаться одни.
— Что за женщина эта Мартина Шварц? — спросил посол не без интереса.
— Вы будете удивлены, — пообещал Зорге.
— Красива?
— И даже очень.
— А у нее действительно... э-э-э, — запнулся Отт, — легкое поведение, как об этом говорят?
— Нет, вполне определенно нет, — на полном серьезе ответил Зорге. — Жизнь у нее сложилась непросто. Вышла замуж чуть ли не девочкой. Подонок из рыцарского рода стал ее мучить, и она подала на развод. Налетела потом на старого хрыча. Ясно, что она стала выходить, как говорится, за рамки дозволенного. Да и иностранная колония здесь, в Токио, как вам известно, не монастырь. Нет, нет, она просто очень несчастный человек.
— А к несчастным вы всегда проявляете жалость, не так ли, Зорге?
Кивнув, Зорге выпил ром и тут же снова наполнил чашку. А затем сказал:
— Вот вы с нею познакомитесь и убедитесь, что я прав.
На угловатом лице Отта появилась понимающая улыбка. Он считал Зорге не только несравненным источником информации, но и знатоком людей. Женщин Рихард оценивал с первого взгляда и не очень-то к ним привязываясь. А то, что он говорил об этой даме с большим участием, звучало чуть ли не сенсацией.
Однако Зорге не стал терять время на обсуждение этой темы. Когда он общался с послом, разговор шел главным образом о политике. Сейчас же в этом была крайняя необходимость: в мире стремительно развивались важнейшие события.
— Японцам, — сказал Зорге, — кажется, не очень-то по душе немецкая политика.
— К сожалению, — подтвердил посол, — хотя никакой причины для этого нет.
— Они никак не могут прийти в себя от немецко-русского пакта о ненападении и стали недоверчивы.
— Они скоро убедятся, что для этого нет никаких оснований.
— Японцы утверждают, — продолжил Зорге, — что этот пакт нарушает секретные соглашения антикоминтерновского пакта.
— Да ведь нет никаких секретных соглашений! — взорвался Отт. — В том-то и дело.
Вырвавшиеся сгоряча слова полномочного представителя «великогерманской империи» Зорге отметил про себя с интересом. Видимо, посол сказал то, что тщательно скрывалось.
— Секретные соглашения, очевидно, касаются военных вопросов, — вернулся к той же теме Зорге.
— Я не знаю ничего о каких-либо дополнительных соглашениях, — настойчиво повторил посол. — Если они есть, я должен был бы о них знать.
— А почему? — поддразнил Рихард. — Вы же не вели военные переговоры. Но это ни в коем случае не означает, что их вообще не было.
— Тогда выходит, что меня, немецкого посла, обошли.
— А вы считаете, что этого не могло быть?
— Да. В конце концов, я не только дипломат, но и генерал.
— Еще в 1936 году, — деловым тоном произнес Зорге, — японский генеральный штаб вел прямые переговоры в Берлине с Риббентропом за несколько месяцев до вступления пакта в силу. Из-за нескольких пропагандистских фраз длительные переговоры не ведутся, в особенности по военным вопросам. То, что имеется секретное военное соглашение, у меня не вызывает никакого сомнения. Я задаю себе лишь вопрос: идет ли в нем речь об оборонительных аспектах или же вопрос поставлен гораздо шире?
Посол промолчал, нервно постукивая ложкой о чашку с чаем. Мысль спросить Зорге, откуда у него такая информация, ему не пришла в голову. Зорге знал об этом, и все! Ведь он был самым информированным человеком в Токио. Так было всегда, во всяком случае уже несколько лет. Играли ли тут роль его связи, аналитические способности, наитие, политический нюх или еще что-то — было не важно. Посол считал, что ему повезло черпать информацию из такого источника.
— Я действительно об этом ничего не знаю, — сказал он. — Такое вызывающее опасения положение дел противоречит моим убеждениям. Не могу даже себе представить, что Берлин настолько слеп, чтобы ввязываться в авантюру.
Для Зорге наступил решающий момент. Ведь война была не просто авантюрой, а чистым безумием. И его задача, в чем он был твердо убежден, состояла в том, чтобы сделать все возможное, дабы не дать ей разрастись, коль скоро она уже началась. И для этого ему, Зорге, нужен был немецкий посол, считавший его своим другом.
— В один прекрасный день вам придется дать отчет, в какой степени вы были причастны к развязыванию войны, — сказал Зорге, совсем забыв, что собирался лишь слушать и осторожно направлять мысли Отта в нужном направлении. — От этого никуда не уйти. Вы несете личную ответственность, которую с вас никто не снимет.
— Ладно, ладно, Зорге, — произнес посол уклончиво. — Патетика вам совсем не к лицу.
— Ведь мы друзья? — спросил Зорге. — С вами я могу говорить откровенно, поскольку у нас общие идеалы, в частности неприятие нацистов и понимание того, что легкомысленно развязанная война — более чем преступление. Вы — бывший офицер рейхсвера, правая рука генерала Шляйхера[14]. От прошлого так просто не отделаться, оно накладывает определенные обязательства. Или вы хотите сдаться и броситься в объятия нацистов?
— Куда вы клоните? — спросил посол. — Я немец и люблю родину, поэтому буду делать только то, за что смогу лично ответить.
— Будем надеяться, — отреагировал Зорге.
Голос его резко изменился, к нему возвратились хладнокровие и расчетливость. Он был сердит на себя за минутную слабость и потерю самоконтроля. Насколько велика была его ошибка? Посол был его другом и, судя по всему, честным человеком. Но как обстояло дело в действительности? Не присоединился ли и Отт к тем, кто играл судьбами народов и считая уничтожение людей залогом успеха? Если это так, то мир потерял еще одного честного человека, а он, Рихард, — последнего друга.
— Что еще хотелось сказать, — попытался сменить тему разговора посол, — так это то, что я бы приветствовал, если бы вы согласились более тесно сотрудничать с посольством.
— Как вы представляете себе это практически? Не освободилось ли у вас место портье?
— Как вам известно, дорогой друг, посольство проводит каждую неделю информационную встречу с местными немецкими службами и высокопоставленными представителями немецкой колонии.
— Это пустая болтовня о позавчерашних новостях и посольских рекомендациях?!
— Свое мнение по этому поводу вы неоднократно высказывали перед общественностью.
— И оно было обосновано.
— Хорошо, хорошо. Покажите же, как можно сделать это лучше. Возглавьте нашу информационную службу. Я установлю вам ежемесячный оклад.
— Вы не шутите?
— Нет, это вполне серьезно, и вы самый подходящий человек для этого.
На лбу Зорге прорезались глубокие морщины. Ему захотелось рассмеяться, но он сдержал себя и сказал:
— Следовательно, я должен делать всю работу за ваших лентяев? А они в это время буду накачивать себя рисовой водкой.
— Вы сделали бы мне личное одолжение.
— В таком случае мне надо немного поразмыслить. Конечно, не хотелось бы подводить вас.
— Я рассчитываю на вас, Зорге.
— В этом не должно быть никакого сомнения, — заверил Рихард посла.
Шаг за шагом вслед за изменением границ начала меняться и международная мораль. Договоры стали средством маскировки истинных намерений, а честное слово превратилось в цирковой трюк.
Доктор Клаус Фукс, например, принял присягу, подписал обязательство о неразглашении сведений — и стал шпионить на Советы, когда чернила не успели еще высохнуть. В этом отношении Зорге был гораздо честнее, заявляя неоднократно — было это услышано или нет, другое дело, — что он не признает нацизм.
Человек, идущий в колонне с тобой рядом, может в любую минуту сообщить противнику о цели марша. Ведь бывало не раз, что в одних и тех же территориальных границах существовали два различных отечества.
Шульце-Бойзен[15] — наиболее важная фигура в «Красной капелле» — служил в министерстве авиации. Его жена являлась референтом в отделе культурных кинофильмов геббельсовского министерства пропаганды. Оба поставляли сведения в Советский Союз.
Другой член этой организации, Харнак, был старшим правительственным советником, занимал важный пост в министерстве экономики, а его супруга преподавала в высшей политической школе. Грета Кукхоф перевела по заданию одного из отделов НСДАП «Майн кампф» на английский язык. Графиню Эрику Брокдорф можно было видеть каждый день в министерстве труда. Танцовщица Ода Шоттмюллер выступала перед солдатами с концертами, а в ее квартире хранился шпионский радиопередатчик. Полковник Эрвин Гертс возглавлял в министерстве авиации секретное делопроизводство.
Все они ненавидели гитлеровскую Германию. Они расклеивали по ночам изготовленные от руки плакаты, направленные против нацистского режима, собирали секретную информацию, работали на нелегальных радиопередатчиках, помогали политическим беженцам и выступали в поддержку Советского Союза. Так, к несчастью, был расколот наш народ. И сделала это тоталитарная власть.
Еще кое-что. Хитрый шеф абвера адмирал Канарис[16] вел двойную игру, за что и поплатился головой. Да и руководитель разведывательной службы Главного управления имперской безопасности бригадефюрер СС Шелленберг тоже поддерживал контакт с британскими спецслужбами и договаривался о сепаратном мире с Англией и США.