Зорге, которого мы не знали — страница 17 из 58

Он обогнал несколько автомашин и проехал мимо похоронной процессии, не снижая скорости. Около почтового отделения резко затормозил и выключил двигатель. Зайдя внутрь, вошел в телефонную будку и набрал номер Мартины. Она сразу же ответила, но он повесил трубку, не произнеся ни слова.

После этого Зорге припарковался у посольства. В основном здании он попытался найти пресс-атташе, заглядывая во все комнаты и перекидываясь шутками с секретаршами. Некоторые из них испытывали к нему слабость, но он никогда не обращал на них внимания.

Естественно, пресс-атташе он нигде не нашел, но наткнулся на Бранца, который хотел было поговорить с ним.

— Я давно собираюсь спросить, господин Зорге, где это вы научились так разбираться в картах? Вы прекрасно ориентируетесь, в чем я убедился во время нашей поездки.

— Ваша же способность ориентироваться ниже всякой критики, господин Бранц. Поэтому, видимо, вы плохо разбираетесь не только на местности, но и в людях.

Не дожидаясь ответа, Зорге пошел дальше. Он решил нанести послу дружеский визит. Рихард не видел его уже несколько дней. «Эта стерва Мартина, — подумал он, — представляет серьезную опасность для моего дела».

Зорге открыл дверь приемной посла, где две секретарши что-то усердно печатали на пишущих машинках.

— Девочки! — обратился к ним Рихард. — Не заработались ли вы до смерти?

Секретарши прервали работу, улыбнувшись ему — не только как приближенному к послу человеку, но и как мужчине, которому симпатизировали. Он был не похож на многих сотрудников посольства, задиравших носы, вел себя просто, охотно шутил.

Одна из них протянула ему записку:

— Позвоните по этому номеру, доктор. Это срочно.

Зорге взял записку. Как он и предполагал, это был номер телефона Мартины Шварц.

— Соединить ли вас с фрау Шварц? — спросила секретарша без стеснения.

— Соедините, — улыбнулся ей Зорге.

Услышав его голос, Мартина оживленно заговорила:

— Рихард, знаю, что я ужасна и вела себя плохо, как истеричка. Я просто потеряла контроль над собой. Я — противная, омерзительная и отвратительная баба.

— Это точно, — равнодушно подтвердил Зорге.

— Но это все потому, что я тебя люблю. Просто схожу с ума от любви. Ты должен этому верить. Я не могу по-другому. У меня ужасное настроение и самочувствие, Ика. — Мартина постаралась вложить как можно больше нежности в это ласкательное имя Зорге. — Я много плакала. Пожалуйста, не сердись на меня, я этого не переживу.

— Успокойся. Я тебя понимаю. Я и сам чувствую себя не лучше.

В ее голосе сразу же появились требовательные нотки:

— Будь благоразумным, Ика, прошу тебя, пожалуйста. Этого больше не повторится, клянусь тебе. Ты мне веришь?

— Да, — глухо ответил Зорге.

— Пожалуйста, приезжай, и немедленно. Ты должен доказать, что прощаешь меня. Так ты приедешь?

— Да, — сказал он и медленно положил трубку на рычаг.

Рихард поехал к Мартине. Мотоцикл под ним ревел, и камни мостовой, казалось, улетали прочь. Мартина ждала его у входа в дом и сразу же потащила к себе.

Сидя рядом, откинувшись на спинку дивана, оба долго молчали. Они не дотрагивались друг до друга, но, казалось, чувствовали, как в них пульсирует кровь.

— Сейчас довольно часто случается, — сказал Зорге, — что я забываю обо всех тревогах.

— А что тебя тревожит, Ика?

— Я хочу, чтобы моя жизнь была наполнена делом, — с трудом проговорил он.

— Могу ли я тебе в этом помочь?

— Благодаря тебе, Мартина, я чувствую себя иногда очень счастливым. Мне это требуется, иначе я могу взорваться. Да и что представляет собою моя жизнь? Быть постоянно репортером? Разве это настоящее дело? Так, просто обычное занятие. А все обычное ничего не стоит. Ведь хочется большего: изменять людей к лучшему, дать им возможность достойно жить, не допускать войн, держать руки на штурвале истории.

— Как понимать тебя, Ика? Ты шутишь?

— Ты думаешь, я журналист? Ведь думают же некоторые, что я пьяница. Другие считают меня развратником. А кто я на самом деле? Я — Рихард Зорге! Так кто же он — Рихард Зорге?

— Единственный мужчина, которого я люблю. Кроме него, для меня не существует никакого другого мужчины.

— А что ты знаешь обо мне? Я признаюсь...

В дверь вдруг осторожно постучали. Рихард и Мартина замолчали и прислушались. Стук повторился.

— Да, — отозвалась Мартина.

— К телефону просят господина Зорге, — сказал слуга за дверью.

— Нет! — крикнула Мартина.

— А кто меня спрашивает? — поинтересовался Зорге.

— Господин адмирал, — ответил слуга.

Зорге поднялся, осторожно отвел руку Мартины, которая не хотела его отпускать.

— Это военно-морской атташе, — сказал он ей и вышел.

— Ну и как наши дела? — бодро спросил адмирал. Он был явно в хорошем настроении.

Пропустил уже пару стаканов джина, — подумал Рихард, а в трубку сказал:

— Даже не знаю, что делать, старина.

— Не будьте занудой, доктор, — пророкотал голос адмирала, явно разочарованного, что Зорге не собирается повеселиться вместе с ним. — Мне надо срочно подбодриться. Эти ребята в военном министерстве сильно поистрепали мне нервы. А в вопросах подводной войны они разбираются не более, чем мы во внутреннем мире лобковой вши. Так что не бросайте меня одного, Зорге.

— Хорошо, — согласился Зорге, которого очень заинтересовали данные о японских подводных лодках. — Через двадцать минут я заеду за вами в посольство.

Вернувшись к Мартине, он попросил:

— Будь так добра и разреши мне уйти.

— Останься!

— Мне нужно сделать нечто очень важное.

— Что может быть важнее меня?!

— Будь, пожалуйста, благоразумной, Мартина.

— Не хочу! Если ты сейчас уйдешь, можешь не возвращаться.

— Ну, нет так нет, — решительно произнес Зорге и ушел.

Доехав до посольства, он оставил там свой мотоцикл и сел в «мерседес», в котором его дожидался адмирал. Они направились в район Гинзы, где без особого труда нашли новое злачное заведение «Глювурмхен»[19].

Этот недавно открывшийся ресторан носил немецкое название, впрочем как и многие другие в Токио. Ночная жизнь столицы определялась в основном немцами, мало чем отличаясь от Шанхая. И открывали эти рестораны бывшие моряки, деловые люди, коммивояжеры, официанты и проститутки. Владелец «Глювурмхена» Ваймайер, уроженец Кёнигсберга, был капитаном парохода.

Между военным и торговым моряками тут же нашлись, как говорится, точки соприкосновения и общих интересов, в результате чего хозяин достал из своих резервов оригинальную данцигскую водку «гольдвассер». Зорге потребовал что-нибудь покрепче, и ему принесли мало чем отличающийся от чистого спирта «беренфанг». Между морскими волками завязался оживленный разговор, и они выпили для начала двойную порцию данцигской.

Зорге облокотился обеими руками на стол, наблюдая незаметно за окружением, и увидел за соседним столом японца, навострившего уши. Рихард безошибочно определял полицейских шпиков. Он поднялся, подошел к японцу и схватил его за руку.

— Пошли, сынок, — сказал Зорге и потащил японца вместе со стулом к своему столику. — Здесь тебе будет лучше слышно.

Адмирал, который был вынужден прервать свои разглагольствования, рассердился, а хозяин ресторана собрался вышвырнуть шпика на улицу.

— Оставьте эту мразь в покое, — потребовал Зорге, сильно хлопнув японца по плечу. — Конечно, он шпионит за нами. Но этот тип не глуп. И что ему делать? Ведь он должен зарабатывать себе на хлеб! Вот ему и приходится подслушивать разговоры. Так что, — закончил Рихард, обращаясь к японцу, — раскрывай свои уши и слушай внимательно!

После некоторой заминки адмирал и хозяин ресторана освоились с создавшейся обстановкой, которая явно доставляла Зорге большое удовольствие. Разговор продолжился, и Рихард, ухмыляясь, пояснял японцу то, что тот не совсем понимал. Шпик был весьма этим тронут, а получив визитную карточку Зорге, через полчаса удалился, непрерывно кланяясь.

Заказанные напитки троица поглощала в неимоверных количествах, и скоро резервы хозяина истощились. Разговор становился все громче. Не были забыты и другие земные удовольствия: девушек заведения по очереди представили честной компании, и их нашли вполне подходящими для увеселения.

После полуночи адмирал потребовал завести пластинки с негритянской музыкой. Когда Луи Армстронг начал петь блюз «Бейсин-стрит», Зорге на время забыл про свой интерес к тому, что военноморскому атташе удалось узнать о японских подводных лодках. Пластинку ставили шесть раз подряд. Адмирал, расчувствовавшись, сказал, что у этого негра, вне всякого сомнения, голос настоящего морского волка.

Когда забрезжило утро, Зорге, на удивление почти трезвый, несмотря на выпитое огромное количество спиртного, потащил едва передвигавшегося адмирала к машине. Они поехали в посольство, и Рихард буквально внес мертвецки пьяного морского волка в его жилище, которое тот называл каютой, и уложил в постель. Затем он не торопясь осмотрелся и заметил на письменном столе среди кучи разных бумаг нечто интересное, относящееся к службе Бранца. Хотя документ и не имел грифа «секретно», сведения в нем представляли несомненный интерес, так как касались мер безопасности посольства.

Зорге вытащил из папки три листа, аккуратно их свернул и положил во внутренний карман пиджака.


Криминалисты утверждают, что нет ни одного преступления, совершая которое правонарушитель не допустил бы какой-либо ошибки. Контрразведчики тоже придерживаются мнения, что нет такого шпиона, которого нельзя было бы поймать. И те и другие ссылаются на «мелочи» и «случайности».

В своих ближайших помощниках Зорге был вполне уверен. Одзаки, как и он сам, был идеалистом. Другие тоже не могли просто так выйти из игры. Опасность всем им угрожала со шпионского дна — от мелких агентов, спекулянтов секретными сведениями и провокаторов-двойников.