Посол не только успешно отразил атаку, но и поставил ему мат через четыре хода. Рихард воспринял поражение с достоинством и предложил реванш, на что Отт немедленно согласился.
Они вновь расставили фигуры, и Зорге сделал первый ход. Он сразу же пошел в атаку, так что посол лишь удивленно покачал головой. Однако уже на пятом ходу его ферзь оказался в опасности.
— Вы играете очень рискованно, — заметил Отт, пытаясь выиграть время.
— Это только так выглядит, — скромно ответил Зорге.
Посол еще не разобрался в сложившейся на шахматной доске ситуации. Если ему не удастся через два-три хода разрядить обстановку, мат будет неизбежен. Поэтому надо было спокойно поразмыслить.
— Можно ли попросить свежего чая? — крикнул он жене.
— Конечно, — ответила Эльга.
Зорге положил руки на подлокотники кресла, давая понять, что не торопится, и доверительно посмотрел на жену посла, которая сама принесла свежезаваренный чай.
Отт все еще не решил, как ему ходить.
— Раз уж мы прервались, можно немного поболтать, — предложил он.
— С большим удовольствием, — сразу же согласился Зорге.
Посол внимательно рассматривал тонкостенную чашку и заметил:
— В этой стране много фарфора, доктор.
— Да, и там, где его много, часто бьют посуду. Ведь вы это имели в виду?
— Вот именно. Но вынужден, к сожалению, констатировать, что вы до сих пор не нашли время помириться с Бранцем, хотя такую возможность я вам предоставлял неоднократно.
— Вполне возможно, — ответил Зорге, делая вид, что это его мало интересует. — Знаете, Бранц — полнейший идиот.
— Потише, мой дорогой Зорге, потише, — попросил посол, привыкший к безапелляционным характеристикам своего друга. Бранц был его сотрудником, и он решил его защитить, так сказать, из чувства справедливости и долга. — Дорогой доктор, — продолжил Отт, — я могу понять, что у Бранца порою сдают нервы. Ведь вы постоянно его провоцируете в присутствии сотрудников посольства, называя беднягу «полицейским простофилей».
— Это у меня просто вырвалось, — пояснил Зорге, довольный, что разговор принял нужное ему направление.
— А вы не считаете, доктор, что такие выражения неуместны?
— Отнюдь. Полагаю, что подобные эпитеты точны и вовсе не обидны.
— Боже мой, Зорге! Не ставьте меня в трудное положение. Примите во внимание, что у нас с вами тесные дружеские отношения.
— Я воспринимаю это как свою обязанность.
Отт выпрямился в кресле. Теперь он являл собой посла, и к нему нужно было относиться уважительно.
— Ваши высказывания о том, что у японцев много недостатков, носят явно провокационный характер.
— Стало быть, Бранц поступил как доносчик, господин посол?
— Он об этом доложил мне.
— Господин посол, — продолжил Зорге. — Вы знаете об этом не хуже меня. Ведь вопрос идет не о слухах, а о жуткой действительности, о бедственном положении японских крестьян. Это не следует замалчивать.
— Да, да, — согласился посол, — я припоминаю.
Нищие японские деревни он видел собственными глазами. И глаза ему открыл именно Зорге. Было это в послеобеденное время, в один из дней конца лета тридцать шестого года, когда он, будучи еще военным атташе, ехал в японский артиллерийский полк и по дороге случайно встретился с журналистом.
День был жарким, шоссе тонуло в облаках пыли. Зорге, перепачканный, небритый, взбаламученный, ходил по полям, определял качество почвы, прикидывал, какой будет урожай, заглядывал в жалкие крестьянские хибары. Блокнот его был весь исписан цифрами, фактами, рассказами местных жителей.
Зорге буквально забросал Отта и его спутников потрясающей информацией о положении японской деревни и высказал ряд дельных предложений о том, как может поднять сельское хозяйство Японии, находившееся на феодальном уровне.
В тот день и началась странная на чужой взгляд дружба между полковником генерального штаба и журналистом. Они чувствовали, что их встреча была не из тех, которые продолжались обычно за чашкой чая и сопровождались светской болтовней. Они спорили, прощупывая друг друга. Вот тут-то и выяснилось, что у них есть общее: они ненавидели нацистов. Поэтому казалось вполне естественным, что Отта, офицера рейхсвера, одного из соратников генерала Шляйхера, откомандировали на Дальний Восток, чтобы он не попал в руки гитлеровцев.
— Хорошо, — сказал посол, — будем считать, что подтвердилось следующее обстоятельство: упомянутые вами, доктор, недостатки в японском государстве имеют место и на сегодняшний день.
— Они не только существуют, но и стали глубже.
— Я не хочу с вами об этом спорить. Вы один из признанных и лучших экспертов в этой области, с чем я считаюсь. Но в нынешней ситуации иностранцу, находящемуся в Японии, следовало бы быть более осторожным в своих высказываниях...
Помягче, что ли. Для немца это просто обязанность, считаю я. Как по-вашему, будут ли на это реагировать в Берлине, если узнают?
— Надеюсь, там поймут.
— Между нами, дорогой Зорге, Бранц собирался было направить в Берлин доклад о вас и ваших высказываниях о положении в аграрном секторе Японии.
Зорге вдруг захотелось остаться одному, закрыть глаза и подумать — неторопливо, спокойно. Дело принимало опасный оборот: из одной неприятности он попадал в другую, которая могла привести к его провалу. Не осталась ли в гестапо карточка на него, где была зарегистрирована его прошлая принадлежность к компартии Германии и работе в одной из партийных газет в начале двадцатых годов? Не напомнит ли он сам об этом своим неосторожным, даже вызывающим поведением? Но тут же отбросил эту мысль и сказал Отту как можно спокойней:
— Ну, вот видите, господин посол, в какой степени этот Бранц является идиотом. Недавно в Германии была опубликована моя статья на эту тему, написанная довольно откровенно в официальном органе Имперского потребительского союза.
— На самом деле, доктор? — спросил посол и облегченно вздохнул.
— Прочитайте, — порекомендовал Зорге, — журнал наверняка должен быть в архиве посольства.
— Это меня очень успокаивает, — честно признался посол.
— А меня нисколько, — с возмущением повысил тон Зорге. — У меня нет ни малейшего желания быть на подозрении у какого-то полицейского болвана.
Услышав сказанное, Эльга отложила книгу, встала и вошла в комнату.
— Что случилось? — спросила она озабоченно. — Уж не поссорились ли вы?
— Да нет, — возразил посол.
Его жена своими умными, пытливыми глазами и уверенным голосом была в состоянии привести его в смущение.
— Рихард? — требовательно спросила Эльга.
— Не беспокойтесь, Эльга, — ответил тот. — Мы как-нибудь разберемся сами.
— Будем надеяться, — с явным вызовом, насмешливо ответила она и отправилась к себе.
— Господин посол, — твердо сказал Зорге, — вынужден просить вас совершенно официально разрешить этот вопрос.
— Я уже пытался это сделать, — признался Отт. — И совсем недавно имел с Бранцем продолжительный и острый разговор. Я прямо спросил его, есть ли у него какие-либо доказательства против вас.
— Ну и? — почему-то понизив голос, спросил Зорге.
— У него нет никаких доказательств.
Зорге глубоко вздохнул, почувствовав огромное облегчение.
— У него лишь кое-какие предположения, — буркнул посол, давая понять, что этот разговор не доставляет ему удовольствия.
— Какие же предположения? — попытался уточнить Зорге. — Что там высосал из своих грязных пальцев этот никчемный тип?
Посол помедлил с ответом. Затем, подгоняемый пытливым взглядом Зорге, ответил:
— Я сразу дал Бранцу понять, что он на ложном пути. Но атташе заявил, что с вами что-то происходит. Он считает, что вы провоцируете окружающих. Бранц даже предположил, что вы шпик гестапо.
Зорге безмерно удивился. Хлопнув себя по ляжке, он громко и заразительно рассмеялся. Эльга опять вбежала в комнату и взглянула на него с изумлением.
— Я тоже нахожу это довольно смешным, — не сразу присоединился посол.
— Что вы на это скажете, Эльга?! — воскликнул Зорге, не прекращая смеяться. — Оказывается, я — гестаповский стукач.
— Очень интересно, — с иронией заметила она и, грустно взглянув на мужа, ушла.
— Меня радует, — резюмировал посол, — что вы подходите к этому вопросу с юмором.
— Минуточку, — ответил Зорге, становясь серьезным. — Слишком веселой я эту историю не нахожу.
«Факт, — думал он, — что Бранц кое-что почуял. А то, что он пошел по ложному пути, сейчас не играет никакой роли. Ясно, что полицай будет следить за мной. Это становится опасным. Вполне возможно, что ему удастся что-нибудь найти».
— У меня нет ни малейшего желания, чтобы этот отвратительный субъект принюхивался ко мне, — продолжил Рихард разговор с Оттом.
— Дорогой доктор, — осадил его посол. — У Бранца могут быть недостатки, но он один из моих сотрудников.
— Никудышный сотрудник, господин посол.
— Вы предубежденно к нему относитесь, доктор.
— Он позволяет себе опасные вещи.
— Оценку их, пожалуйста, оставьте мне, — отреагировал с достоинством посол и, наклонившись над шахматной доской, дал понять, что считает разговор оконченным.
— В противоположность Бранцу, — не унимался Зорге, — я не утверждаю ничего, что не могу доказать.
Посол медленно выпрямился и полюбопытствовал:
— Что это значит?
— На черном рынке, где идет торговля секретными документами, недавно появились кое-какие бумаги, за которые отвечает Бранц.
— Это невозможно, Зорге! — Посол был потрясен. — Этого не может быть, доктор.
— И тем не менее это так.
Посол долгое время молчал. Ему было ясно, что сказанное Зорге — не шутка. К тому же он знал по опыту, что журналист мог получить такие сведения: у него были сотни источников, он совал повсюду свой нос. Недаром Зорге считался самым информированным иностранным корреспондентом в Токио. Он был человеком с большими связями. И как поступить ему, послу, если утверждение Зорге не лишено оснований?