— Я был тоже удивлен этим, — согласился Клаузен.
— Как первобытные люди! — вновь воскликнул Зорге, не в состоянии успокоиться. — А ведь здесь каждому ребенку известно, что за руководящим персоналом всех посольств установлено наблюдение. От этого просто тошнит! Мы стараемся изо всех сил не привлекать к себе внимания, а они наводят на нас контрразведку. Я пошлю в Москву такую докладную, что им не поздоровится.
Когда Зорге медленно спускался по лестнице на первый этаж дома, он постарался, как и всегда, воспринять все, что произошло, как нечто неизбежное. На этот раз это удалось ему с большим трудом. Слишком много неприятностей навалилось сразу. Раньше он только бы посмеялся над этим. Любую опасность Рихард воспринимал с яростной готовностью постоять за себя. Теперь же эти проблемы стали его донимать. В прежние времена он даже шел навстречу опасностям, чувствуя с удовлетворением, как в нем росли энергия и сила. Да, тогда это была захватывавшая дух большая игра. А что теперь? Что изменилось? А то, что игра эта стала смертельно опасной! В сравнении с этой проблемой заботы, связанные с Анной Клаузен, представлялись ему сущим пустяком.
Зорге вместе с ожидавшей его Анной прошел в гостиную и сразу начал наступление:
— Говоря откровенно, Анна, то, что вы устраиваете с Максом, начинает меня беспокоить.
— А что именно я устраиваю? — спросила та с недоумением.
Она была рослой, дородной женщиной, с большим бюстом, добродушной, сердечной и все еще привлекательной. Круглое, типично русское лицо не выдавало обуревавших ее чувств.
— Вы настояли, чтобы Макс увеличил персонал. Ваше хозяйство становится все более дорогим. А шуба за две тысячи долларов — неприкрытый вызов. Вы ставите Макса в опасное положение, если будете продолжать вести себя подобным образом. А ваш муж, зная об этом, ничего не предпринимает. Он делает все, что вы хотите, Анна. Но вы не должны спекулировать на его любви к вам, нанося вред и ему, и себе, и всем нам.
Зорге сразу почувствовал: его удар достиг цели.
Жизнь Анны с Максом была похожа на трагикомедию. Большевики расстреляли ее родителей у нее на глазах, и она бежала в Шанхай. Анна ненавидела советскую власть.
В Шанхае Анна, выросшая в белогвардейской среде, познакомилась с Максом Клаузеном. Сначала он жил у нее как постоялец, а потом стал ее любовником. Чем он занимался, она не знала. Только через три года Анна узнала, кем был в действительности Макс, — человеком, работавшим на тех, кто убил ее родителей. Она ужаснулась. Но Анна любила Макса, и любовь оказалась сильнее ненависти. Затем, по его настоянию, она вступила в брак с ним и стала госпожой Клаузен.
Зорге был убежден, что Макс любил свою жену по-настоящему. Хотя это и казалось ему смешным, факт оставался фактом. Не было никаких сомнений, что и она продолжала любить своего мужа. Любовь побудила Анну стать помощницей мужа, несмотря на ее ненависть к Советам. Время от времени она исполняла обязанности курьера, спрятав не один десяток фотопленок на своей роскошной груди.
— Я никогда не стану спекулировать на его любви ко мне, — взволнованно обратилась она к Зорге.
— Не будьте несправедливой, Анна, — ответил Зорге, стараясь сохранить серьезную мину, хотя в душе этот разговор его забавлял, так как Анна была безобидной личностью и не представляла собой никакой опасности. Она скорее позволит разрезать себя на куски, чем нанести вред своему Максу.
— Вы действительно думаете, Рихард, что Макс делает все из-за любви, а не по расчету?
Зорге знал: Анну было легко в чем-то убедить, так как она и сама хотела, чтобы ее убеждали.
— Вы не должны никогда забывать, Анна, что в свое время произошло на самом деле. Ведь Макс сделал почти невозможное, чтобы жениться на вас.
Я этому свидетель. Добропорядочные люди в Москве были вне себя, но когда Макс твердо сказал «или — или», — только из-за вас, Анна! — он получил из Центра разрешение. Разве это не говорит о любви?
Анна охотно слушала подобные объяснения, хотя ей давно были известны все подробности. Зорге за прошедшие годы рассказывал ей об этом добрый десяток раз.
Зорге с трудом удерживался, чтобы не рассмеяться. Он знал, что Анна уверила себя, будто бы Макс женился на ней, поскольку ему как деловому человеку нужна была жена для маскировки, то есть для прикрытия. То, что Анна была из белогвардейской семьи и не скрывала своей ненависти к Советам, только, мол, увеличивало ее цену.
— Не относитесь к этому вопросу слишком легко, Анна, и никогда не сомневайтесь в его любви. Макс готов сделать для вас все и даже пойти из-за вас на банкротство. Если вы этого хотите, то можете продолжать в том же духе.
— Вы же знаете, что я этого не хочу.
— Тогда и ведите себя соответственно, — закончил Зорге разговор и ушел.
Ужин в ресторане «Ломайер» Зорге не понравился. Курить ему не хотелось, хотя последнюю сигарету он затушил несколько часов назад. Он чувствовал себя разбитым, видимо, перенес на ногах грипп. Эта тягостная болезнь преследовала его в последнее время все чаще. Поскольку алкоголь на нее не действовал, Рихард глотал хинин.
Голова его была тяжелой, мозг работал с трудом. Но резидент не мог позволить себе остаться дома и полежать, закутавшись в одеяло, в окружении книг и бутылок рома. Он договорился о телефонном разговоре с Одзаки.
Медленно, с трудом отрезая небольшие кусочки мяса, Зорге взглянул на часы. Оставалось еще пять минут. Ждать дольше он не стал и, отложив нож и вилку в сторону, поднялся из-за стола. Мускулы ног были мягкими, как вата. «Вот в таком состоянии, — подумал Рихард с горечью, — даже ребенок может меня побить, не говоря о Бранце».
Осторожными шагами, немного покачиваясь, Зорге направился к телефону. Ему пришлось ухватиться за дверной косяк. Официантка посмотрела на него и понимающе улыбнулась: доктор-то опять хорош.
Зорге сосредоточился и медленно набрал номер, который знал наизусть. Через несколько секунд послышался глухой голос Одзаки:
— Я слушаю.
Хотя оба хорошо знали голоса друг друга, необходимо было все же обменяться кодовыми фразами, чтобы удостовериться, был ли говоривший один, не обнаружил ли за собой наблюдения или не почувствовал ли, что к телефонной линии подключился кто-то посторонний. Точному следованию требованиям безопасности Зорге придавал большое значение, и Одзаки одобрял это. Между ними состоялся следующий разговор.
Зорге. Должен передать вам просьбу Джона.
Одзаки. Книгу, которую он взял, можно держать у себя еще две недели.
Зорге. Получит ли он дополнительный том?
Одзаки. В любое время.
Это означало, что Одзаки может говорить без помех и готов передать резиденту необходимую информацию.
Зорге сразу перешел к делу:
— Есть ли какие-либо сомнения?
— Видимо, есть, — ответил Одзаки, — но мне они пока неизвестны. — Голос его звучал спокойно.
— Спасибо, — сказал Зорге, попытавшись произнести это подчеркнуто равнодушно.
Он с трудом положил трубку на рычаг и несколько секунд не снимал с нее свою руку. И опять почувствовал, что сильно захворал.
Сведения, которые резидент только что получил от Одзаки, подтверждали: о широкомасштабной акции тайной полиции по конфискации коротковолновых приемников у иностранцев ничего не известно, а отдельные случаи проверки носят целевой характер. Следовательно, не исключена вероятность, что резидентуре угрожает опасность. Значит, принятые Зорге срочные меры по усилению конспирации оправданы. Но достаточно ли их?
Слежка за подозреваемым лицом длилась от четырех до шести недель. Если за это время подозрение не подтверждалось, полиция снимала наблюдение. Поэтому надо было срочно изолировать на полтора месяца Клаузена. Работа с ним прекращалась. Хотя это и затрудняло деятельность резидентуры, но было необходимо. Передачу информации придется временно возложить только на курьеров.
Зорге возвратился в зал. Ноги сильно болели, а руки как плети висели вдоль туловища. Грипп навалился на него: не хватило сил, чтобы мысленно обругать Клаузена, это легкомысленное животное.
За его столом сидела Мартина в туго облегавшем се темно-синем платье. Роскошные белокурые волосы красавицы рассыпались по плечам. Она требовательно посмотрела на Рихарда.
— Вот до чего дошло, — произнесла она, не поздоровавшись. — Я должна бегать за тобой.
— Стало быть, дошло, — ответил Зорге, тяжело опустился на стул и равнодушно взглянул на нее.
— Что с тобою происходит? — спросила она.
— А что должно происходить? — вопросом на вопрос ответил Зорге и отодвинул почти полную тарелку в сторону. — Я заболел.
Мартина на мгновение умолкла, хотя и собиралась сказать какую-то резкость, но, подавив это желание, стала жаловаться:
— Ты совсем меня забросил. На прошлой неделе был у посла, а меня не пригласил. Тридцатого января ты присутствовал на торжественном собрании партийной группы, опять забыв про меня.
— Это задевает твои патриотические чувства?
— Я только хотела быть рядом с тобой, разве ты этого не понимаешь?
— А кто, — спросил Зорге не без иронии, — три дня тому назад провел целую ночь в «Империале» в одном из номеров? Ты и там искала моей близости?
— Это потому, что ты не уделяешь мне должного внимания!
Зорге молча посмотрел на нее усталыми, покрасневшими глазами. Мартина увидела презрение в его взгляде. Она не подумала о том, что это презрение касалось не только ее, но и всех людей и даже всей жизни. И она решила защищаться.
— Разве обязательно должно что-то случиться, если вечеринка затянулась? Нас собралось в комнате добрый десяток человек. Можешь навести справки.
— И наведу! — глухо ответил Зорге, прижимая кулаки к вискам. Голова его грозила разорваться: поднялась высокая температура.
— Почему ты не хочешь понять, что я действительно тебя люблю? — продолжила Мартина. —
Я люблю тебя так, что смогла бы сделать для тебя все. Абсолютно все!