— Япония, господин посол, до сих пор чувствует себя обиженной. Ведь Германия подписала пакт с Россией, не поставив предварительно в известность руководство Страны восходящего солнца. И не скоро забудет обиду. Однако убедительная победа нашего рейха над Францией, безусловно, ускорит полное возрождение симпатий японцев к нам. В этом случае здесь неминуемо произойдут смена правительства и взрыв новой экспансии.
— Вы ожидаете вооруженную прогулку японцев в Восточной Азии?
— Естественно. В Индокитай.
Посол задумчиво покачал головой и осторожно подвел черту:
— Мне представляется такая же ситуация.
Зорге про себя усмехнулся. Именно он, а не Гитлер в Берлине и уж никак не министерство иностранных дел, сделал этого солдата послом великой германской империи в Японии. Рихард был убежден, что как раз он внушил влиятельным политическим деятелям в Берлине мысль назначить Отта на этот пост.
Игра, которую затеял он, Зорге, была долгой и упорной. Все началось в 1933 году в Нагое и еще не закончилось. Тогда нынешний посол был еще подполковником, советником командира 3-го японского артиллерийского полка. Отт знакомился со страной, а Зорге внушал ему свои мысли, знакомил с проектами, версиями и гипотезами, сообщал результаты своих исследований. Зорге, ставший его другом, не покладая сил помогал ему составлять доклады в генеральный штаб, и бравого пруссака вскоре назначили военным атташе.
Зорге закурил сигарету, а посол склонился над какой-то бумагой. Собственно говоря, в роли военного атташе Отт был нужен ему больше, нежели в качестве посла. Ведь политическую обстановку в стране Одзаки мог проанализировать и оценить лучше полудюжины высокопоставленных иностранных дипломатов.
Поэтому когда в апреле тридцать восьмого года его другу, ставшему генерал-майором, предложили занять пост полномочного представителя великогерманской империи в Токио, он ему посоветовал отказаться. Но Отт не внял его словам.
Голос посла вернул Зорге к действительности.
— Между прочим, — сказал Отт, — я распорядился провести тщательную проверку службы Бранца.
— Надеюсь, что она даст реальные результаты.
— Как бы там ни было, уже вскрыты кое-какие неприятные вещи. А те три листа, что вы передали мне некоторое время назад, действительно пропали из его отдела.
— Я это знал, — честно признался Зорге.
— Одного этого было бы, конечно, недостаточно, чтобы его отстранить от должности. Но обнаружились еще кое-какие мелочи. Решающим же было его поведение. Он совсем распоясался и стал обвинять меня и моих ближайших сотрудников.
— Обвинения без доказательств?
— Естественно, — ответил посол, и в его голосе прозвучала обида на Бранца, осмелившегося усомниться в честности и искренности старого солдата. — Самые дикие обвинения, но без единого убедительного доказательства. Я сразу же отстранил его от исполнения обязанностей и доложил о случившемся в Берлин.
— И что же?
— Через несколько недель будет прислана замена. Такова была немедленная реакция Берлина. Но я не знаю, чем все это кончится. К сожалению, мы можем попасть из огня да в полымя. — Отт был явно обеспокоен.
— Почему же, господин посол?
— Я распорядился об отстранении Бранца не без колебаний. Ведь у него неплохая характеристика. Люди из его ведомства обычно порядочные и надежные. А сейчас Берлин начал заменять полицейских чиновников, занимающих должности атташе в посольствах, на гестаповские. Поэтому там, не вникая в подробности, сразу же приняли мое предложение об отзыве Бранца.
— Известно, кто его заменит? — поинтересовался Зорге.
— Конечно, — без всякой радости ответил посол. — Нового полицейского атташе зовут Майзингер, оберштурмбаннфюрер Майзингер. — И не без пессимизма добавил: — Он получает особые полномочия. Одним из аспектов его деятельности будет активизация мер против коммунистов.
Зорге шел не торопясь по лесопарку Нара. На груди его болтался фотоаппарат. Со стороны могло показаться, что он любовался восхитительным ландшафтом и чистотою неба. Но вот он заметил вдали человека, сидевшего на скамейке рядом с беспорядочным нагромождением камней.
Рихард остановился, внимательно разглядывая декоративный кустарник, росший по обе стороны дорожки, затем посмотрел на зонтичные сосны и приложил фотоаппарат к правому глазу. Оглянувшись назад, убедился, что в парке никого не было, как обычно по рабочим дням.
Инстинктивно он чувствовал, что опасаться нечего, но тем не менее старался не привлекать к себе внимания, так как ненавидел, как говорится, игру в индейцев, считая ее недостойной себя. Он всегда и везде соблюдая правила конспирации.
Как бы случайно Зорге подошел к человеку, сидевшему неподвижно на скамейке. Это был Одзаки, взглянувший на Зорге с мягкой улыбкой.
— Летние дни в нашей стране, — сказал он, — подобны шелку, в котором ходят самые прекрасные женщины.
Зорге сел рядом. Он не только не протянул Одзаки руку, но даже не кивнул в знак приветствия. Затем незаметно осмотрелся.
— Не беспокойтесь, — произнес Одзаки. — Место это надежное, я знаю его еще с молодых лет. Здесь прекрасный обзор: никто не может подойти незаметно, да и подслушать нас никто не сумеет.
Зорге знал, что может положиться на Одзаки как ни на кого другого в резидентуре. И все же Рихард всегда досконально проверял представляемые от него сведения.
Сейчас они могли говорить спокойно. Если даже кто-то и следил за одним из них и теперь наблюдал издали за встречей, то мог видеть только мужчин, отдыхавших спокойно на одной скамье, что выглядело естественно, так как никакой другой поблизости не было.
— Я проанализировал ваш обзор военных заводов, господин Зорге, немного подкорректировал и возвратил Мияги.
— Я его уже получил.
— Хорошая работа, — похвалил Одзаки.
— Спасибо.
— В дальнейшем обратите внимание на территорию южнее Осаки. Там строят новые заводы для производства бомб специального назначения.
— Учту, — ответил Зорге и бросил взгляд в глубину парка.
Одзаки поднял прутик, лежавший у его ног, и стал чертить линии на песке.
— Дня через три-четыре я смогу представить вам новые данные о мощностях по производству алюминия.
— Пожалуйста, опять через Мияги.
— Само собой разумеется. А как далеко вы продвинулись?
Хотя это и было необычно и даже противоречило его принципам, Зорге, как исключение, рассказывал кое-что о своих делах Одзаки. Даже Клаузен, давний радист и помощник резидента, не знал всего, что передавал в эфир. Важнейшие сообщения Рихард зашифровывал сам.
Одзаки же был не только самым лучшим поставщиком информации, но и мог, как и Зорге, анализировать данные и прогнозировать обстановку. Этот японец обладал мощным умом. Такая личность вызывала уважение резидента и импонировала ему. Поэтому Рамзай рассказал своему помощнику о новых данных, поступивших в резидентуру.
Одзаки переломил прутик и спросил:
— А из каких источников эти сведения?
— От немецкого военного атташе, но он не знает, как ему повезло.
— Из вторых рук?
— Из его ближайшего окружения.
— А знаете ли вы, — не без любопытства спросил Одзаки, — что между представителями военноморских сил Японии и Германии ведутся переговоры?
— Конечно, — с гордостью ответил Зорге. — Речь в них идет о снабжении немецких кораблей, оперирующих в районах Австралии и южной части Тихого океана. Японское горючее в обмен на немецкие пароходы.
— Источник, конечно, немецкий военно-морской атташе, не так ли?
— Естественно, — подтвердил Зорге, — адмирал, которого сотрудники посольства прозвали Паульхен. Когда он крепко выпьет, я уже через две минуты могу вытянуть из него все, что мне нужно.
Одзаки беззвучно рассмеялся. Его круглое лицо подергивалось.
— Это производит впечатление, — вымолвил наконец японец. Он знал правила игры и слегка их презирал, так как не любил пользоваться человеческими слабостями, предпочитая добиваться цели с помощью своего умственного превосходства. Он считал Зорге авантюристом, гениальным, но нахрапистым и аморальным. В его понимании идейным коммунистом Рихард Зорге не был, но лучшего разведчика, чем этот немец, Одзаки не мог себе представить.
Зорге рассматривал нагромождение обросших мхом камней, между которыми пробивалась трава. Капельки воды проложили в них ходы, и каменные глыбы начали трескаться. Через несколько поколений эти камни превратятся в пыль.
— Удивительный народ японцы, — задумчиво произнес Зорге.
— Так можно сказать и о немцах, — кивнул Одзаки. — Видимо, не случайно нас называют пруссаками Востока. Мышление наших людей довольно примитивно, но они — отличные солдаты.
— Вы правы, господин Одзаки. Нечто схожее между немцами и японцами действительно есть.
— Наверно, это обусловлено похожим климатом и в чем-то сходной историей. Но главное, мы, японцы, как и немцы, народ без жизненного пространства. Отсюда — стремление к экспансии.
— Вы — коммунист, но я заметил, что любите Японию, — сказал Зорге.
Одзаки выдержал испытующий взгляд своего собеседника и подтвердил:
— Да, я коммунист и люблю Японию: одно не исключает другого. Я люблю свою Японию так же, как вы любите Германию.
— Я не люблю Германию, — тотчас же возразил Рихард. — Я ее ненавижу.
— Любовь и ненависть, — дружески сказал Одзаки, — могут тесно переплетаться, являясь как бы полюсами единого магнитного поля. Да и что поделаешь: никто не может спокойно жить без родины. В принципе все равно, любите вы или ненавидите — лишь бы не были равнодушным.
— Мы оба — предатели, — жестко констатировал Зорге. — Предатели родины, шпионы.
— Кого же мы предаем, дорогой друг Зорге? Народ или режим? Явление, которое не может длиться долго и изменится, так как должно обязательно измениться. И мы стараемся это ускорить. Вот все, что мы делаем. И кто нас осудит или превознесет? Время или история! Нередко вчерашние предатели становятся героями сегодняшними, а люди, подвергавшиеся преследованию и поруганию, — спасителями отечества. Здесь, в этой груди, — и Одзаки ударил себя кулаком в грудь, — все ясно и чисто.