Доктор Рихард Зорге на дипломатическом приеме в Токио
— Мой здравый смысл отказывается верить в это. Японцы ведь не идиоты и не должны переоценивать Германию. Успехи немцев — только начальные успехи, а их превосходство — вопрос материального характера. Даже ребенок, взяв объективные оценки производственных мощностей великих держав, легко подсчитает: военное превосходство антигитлеровской коалиции через небольшой отрезок времени приведет к поражению Германии и ее союзников.
— Вы забываете то, что не поддается оценке, — людей. Немецкий солдат считается лучшим в мире, а японский — самым храбрым.
— Однако никто не сможет остановить танк щипцами для орехов.
— Войны, — размышлял вслух Одзаки, — длятся не столь уж и долго. Если Германия и Япония окажутся в состоянии сразу же нанести смертельный удар противнику, от которого тот не сумеет оправиться, то они выиграют войну.
— Выходит, это своего рода расчет на удачу, на везение!
— Скорее попытка максимально использовать предоставленный шанс. Что-то вроде прыжка через огонь. Да, это риск, но такой, что может изменить ход истории.
Зорге все же не воспринял всерьез рассуждения своего главного агента. Резиденту было ясно: японцы ничего не предпримут, не поставив в известность немецкое посольство. А там сидел его друг, бывший офицер рейхсвера, противник нацистов, честный и порядочный человек, который сделает все, что в его силах, чтобы воспрепятствовать безрассудным авантюрам.
— Вы никак не хотите мне поверить? — снисходительно спросил Одзаки.
— Откровенно говоря, да. Ведь есть же еще люди, которые откажутся играть в покер человеческими судьбами.
Одзаки понял, что Зорге имел в виду немецкого посла, и втайне пожалел о том, что резидент не может объективно оценивать свои личные контакты, хотя и был превосходным разведчиком. А основания для этого у японца имелись, ибо ему стали известны некоторые факты об этом генерале-дипломате. Сказать же о них Зорге он не решился.
— Исходите из того, — твердо повторил Одзаки, — что следующим премьер-министром будет принц Коноэ. Его первое правительственное заявление, проект которого уже подготовлен, содержит требование установить новый порядок в мире. Это будет означать: Япония делает первый шаг к войне. В дальнейшем кабинет Коноэ заменят правительством военных.
— А что дальше? — хриплым голосом спросил Зорге.
— Далее можно ожидать заключения тройственного пакта между Германией, Японией и Италией. Секретные переговоры по этому поводу уже ведутся.
— Через немецкое посольство?
— Да, — подтвердил Одзаки, — с участием немецкого посла.
— Но ведь посол сделает все возможное, чтобы воспрепятствовать этому смертельно опасному стечению обстоятельств! — убежденно воскликнул Зорге.
— Будем надеяться, — вежливо сказал Одзаки, давая в то же время понять, что считает такую надежду абсурдной.
Зорге замедлил шаги: он почувствовал, что его преследуют. Чей-то внимательный взгляд непрерывно ощупывая его.
Странным было то, что наблюдение велось как-то отрывочно, бессистемно и беспричинно.
Рихард подумал, что «ведут» его не японцы, а немцы. Ведь он вышел из посольства в необычное время и отправился, как некто посчитал, с кем-то на свидание. Значит, идет за ним кто-то из сотрудников посольства.
Зорге взял курс на деловой квартал Киобати. Он шел не оглядываясь, но вдруг резко свернул направо, ускорил шаги и вошел в почтамт Козимати. Там Рихард остановился у закрытого окошка и принялся изучать висевшую для всеобщего обозрения таблицу тарифов, наблюдая незаметно за входом.
После него в почтамт вошла полная японка с ребенком на руках, не вызвавшая у него подозрения. Следующим был пожилой японец, шедший с трудом, опираясь на трость. Зорге внимательно посмотрел на него и убедился: совсем дряхлый старик.
Появление третьего посетителя невольно вызвало у Рихарда смех. Им оказался Бранц, который был явно удивлен, увидев улыбающегося Зорге. Атташе, сделав вид, что не узнал своего врага, поспешил к телефонным будкам.
Зорге перегородил ему путь и спокойно, но с угрозой сказал:
— Господин Бранц, я предупреждаю вас.
— Дайте пройти! — огрызнулся тот.
Зорге не торопясь поднял правую руку и крепко ухватил Бранца за отворот пиджака. Атташе побледнел, ожидая худшего. Но Рихард отпустил его так же быстро, как и схватил.
— Не вздумайте играть со мной по Карлу Маю[21], Бранц. Если я хоть раз еще увижу, что вы за мной следите, то раздавлю, как вошь.
Бранц злобно взглянул на Зорге, но предпочел ничего не говорить. А Рихард достал носовой платок и демонстративно вытер руки. Полдюжины посетителей почтамта смотрели на них равнодушно.
— В этих вопросах я шуток не понимаю, — сказал Зорге. — Так что думайте, прежде чем поступать легкомысленно.
Бранц отступил на два шага назад, а затем со скрытой угрозой ответил:
— Чтобы вам было все ясно: я уже не состою на службе, меня оттуда выставили. Теперь я — частное лицо и мне не на кого оглядываться.
— Как все прекрасно совпадает, — спокойно заметил Зорге. — Ведь я тоже частное лицо, и мне не с кем считаться.
Бранц кивнул и, не скрывая ненависти к Зорге, предупредил:
— Будьте осторожны, чтобы не кончить свою жизнь в один прекрасный день подобно мистеру Коксу. — И, мрачно усмехнувшись, вышел.
Зорге посмотрел ему в спину сузившимися глазами, испытывая желание догнать и ударить ногой в заднее место. На что намекал этот подлец? Ведь Кокс был корреспондентом агентства Рейтер в Токио. Трудяга-репортер, дружески настроенный ко всем человек, любитель выпить. Кончить, как он? Может быть, с ним что-то произошло? И такое, что имеет к нему, Зорге, отношение?
Подойдя к телефонной будке, Рихард позвонил в Немецкое информационно бюро в Токио.
— В чем дело? — спросил Зорге. — Что там произошло с Коксом из Рейтер?
— Какое-то свинство, — последовая короткий ответ. — Предположительно самоубийство.
— Что значит предположительно? Что произошло в действительности? При каких обстоятельствах?
— По официальным данным, речь идет о самоубийстве, — ответил сотрудник бюро с большой неохотой. — Больше по этому вопросу ничего не могу сказать.
— Почему не можете?
— Черт побери, Зорге, вы же не тупица. Официально самоубийство, и точка. Заходите, я дам вам письменное заключение.
— Ладно, — сказал Рихард, — я все понял.
Еще бы не понять! Сотрудники бюро постоянно находятся под контролем японских спецслужб, их разговоры прослушиваются. Так что никто из них не мог сказать всего. И все же, что произошло с Коксом?
Вообще-то Зорге зная Кокса лишь поверхностно. Теперь же, после встречи с Бранцем, он решил собрать подробно данные о репортере.
Выйдя из почтамта, Рихард остановил такси. Увидев Бранца, стоявшего на углу, он не нашел в этом ничего особенного: ведь не мог же тот провалиться сквозь землю.
В Немецком информбюро Зорге уже ожидали. Пройдя к редактору, он сказал:
— Прошу извинения, что вел себя во время разговора по телефону как идиот.
— Ладно, ладно, Зорге, — ответил редактор. — Но впредь имей всегда в виду, что эти макаки нас прослушивают, и не ставь нас своими вопросами в глупое положение.
— Так что же случилось с Коксом?
Редактор сел за письменный стол и жестом показал Зорге на кресло, стоявшее рядом. Затем, словно опасаясь, что стены имеют уши, вполголоса заговорил:
— Я тебе скажу, Зорге. Но это — неофициально, наша беседа носит сугубо частный характер.
— Не важничай, дорогой!
— Официально, — сказал редактор, нисколько не обидевшись, — речь идет о самоубийстве. Кокс выпрыгнул с четвертого этажа дома и разбился насмерть. Больше я тебе ничего не говорил, ясно, надеюсь?
— Ну, я не полный идиот. Так что продолжай.
— Кокс выпрыгнул из окна четвертого этажа на улицу. Здесь вранья нет. Но дело принимает интересный оборот, если знать, кто занимает этот четвертый этаж. А именно японская тайная полиция.
— Эти кровопийцы?
— Их методы мало чем отличаются от методов гестапо. Это подтверждает и внешний вид трупа.
— Стало быть, Кокс выпрыгнул, чтобы избежать медленной смерти?
— Видимо, так, — с горечью произнес редактор. — Судя по всему, они попытались переломать ему кости одну за другой, откачать несколько литров крови и удушить его.
— Чем же были вызваны эти дьявольские пытки?
— Кокс, по видимому, был английским шпионом, — пожал плечами редактор.
Зорге длительное время молчал. В комнате стояла тишина, только в соседнем помещении стучала пишущая машинка.
— И вы это проглотили молча? — спросил наконец Зорге. — Не моргнув глазом? Эту болтовню о самоубийстве, зная, что это было убийство? Выходит, вы самые настоящие трусливые борзописцы!
— Что с тобой? — недовольно отреагировал редактор. — Обычно ты не столь чувствителен. К тому же полицейский доклад для нас — официальный документ, это тебе прекрасно известно. Или ты думаешь, что я направлю репортера расследовать это дело? Я еще не сошел с ума! Мы ведь находимся в дружественной нам стране. И для нас, немцев, Кокс — не более как гражданин вражеской державы. И почему бы ему действительно не заниматься шпионажем — ты, наверное, будешь смеяться, но такое случается.
— Даже если это и так, что еще необходимо доказать, то такой вид допроса — преступление против человечества...
— Не смеши меня, — перебил Рихарда редактор. — Ты рехнулся, что ли, или забыл о том, что творится в Германии? Так что убирайся и оставь меня в покое. В таких делах я шуток не понимаю.
Зорге легко хлопнул по плечу редактора и успокоил:
— Все в порядке, старина, все в порядке. В нашей профессии мы иногда встречаемся с таким дерьмом, что хочется блевать.
Выйдя на улицу, Рихард остановился и закурил, глядя на проходивших мимо людей. Особенно большое внимание он обращая на тех, кто, остановившись, рассматривая витрины или читая объявления и плакаты. Затем Зорге, почувствовав желание выпить, сел в такси и отправился в «Империал».